Александр Шляпин - Посейдон и Русалка Страница 8

Твоя Валюшка.

– Вот же ведьма, – подумал я, со злостью сжал клочок цветного картона, который сделал душевную рану еще глубже. Мне вдруг вспомнились наши последние дни перед рейсом, когда она отрекла меня от своего тела. Она, подозревала меня в измене. Как я не просил, как не умолял разделить со мной минуты счастья и безграничной любви, Валька была непреклонна, показывая мне свой гнусный характер.

По приказу капитана, уже на следующий день, тело Барби, (так матросы назвали резиновую куклу) было надуто и придано в качестве индивидуального средства в штат спасательных плотов. Иногда, кто— то из матросов в перерывах между вахтой приходил к ней на свидание и рассказывал ей о своих мужских проблемах, которые накапливались по мере удаления от родины. Она, словно мать, словно настоящая боевая подруга, очень внимательно слушала, а самое главное никогда не перебивала и не навязывала своих бредовых идей, какие приходили в голову сожительницам. Барби, не смотря на резиновую плоть и сущность, была тем идеалом, о котором мечтают многие русские мужики. Уже через неделю популярность резиновой женщины на нашем судне достигло заоблачных высот. Не вооруженным глазом было видно, что назревает тот момент, когда изголодавшиеся по женской ласке матросы, бросятся на сей женский образ и разорвут его, как голодные псы, рвут дохлого зайца. Дабы не накалять ситуацию, на всеобщем судовом собрании было решено создать антисексуальный комитет. Именно эта организация и должна была день и ночь блюсти первозданную непорочность Барби, и не допускать всякого рода мужских посягательств. Суррогатную женщину, тайно проникшую на судно, и ставшую объектом всеобщего помешательства, было решено забыть. Уже на следующий день на её резиновом теле появились не гламурное гипюровое бельё с рюшечками, а синие матросские трусы. Бюст как основной раздражитель по решению антисексуального комитета был замаскирован грязной тельняшкой, чтобы не вводить команду в неорганизованное рукоблудие с последующим рукоприкладством. Под принятым мораторием каждый матрос вплоть до капитана, поставил подпись, и обещал своим товарищам не посягать на эту судовую святыню. Теперь Барби назначалась штатной «сестрой душевного общения» и этот факт тут же был вписан в судовой журнал рукой самого босса.

– И запомните кобели, с сего дня страсти должны покинуть борт нашего корабля. Не хватало, чтобы мы еще тут друг друга тут триппером наградили, – сурово сказал босс. – Кто нарушит данную присягу в ближайшем порту спишу на хрен на берег! Там будете с портовыми шлюхами, свою плоть тешить. Тем же, кому невмочь, тому предлагаю уединиться в гальюн. Там мастурбируйте хоть до посинения.

Команда от слов капитана дружно залилась смехом, а я— я вновь почувствовал себя не в своей тарелке, считая себя виновным в этих дрязгах. Кто мог знать, что по вине Вальки, тридцать здоровых мужиков будут гудеть, словно шмели на лугу, обсуждая унизительный договор, который ущемлял их право на любовь.

– Кэп, а кэп, а давай её вообще порешим! Бросим её за борт бросим, в набегающую волну и поставим на этом жирную точку, – сказал я, видя нездоровую возню вокруг собственности.

– Как это тебе пришло на ум? Это же подарок твоей жены… Что ты Шурик, скажешь ей, когда вернешься домой? Тоже мне блин Стенька Разин, – сказал босс, окончательно сняв с души тяжкий груз всеобщего сумасшествия. – А вдруг, кто тонуть будет— что тогда?

– А— а— а, – дошел до меня смысл слов капитана, и я погрузился в свои думки.

Всего через пару дней после собрания, когда до африканского континента оставались считанные мили, случилось то, что на долгое время сблизило меня с этой искусственной женщиной. Именно она коренным образом изменило нелегкую судьбу, и спасла меня в ту минуту, когда жизнь находилась на грани смерти.

А случилось вот что.

Глава пятая

Наш запланированный пароходством маршрут, лежал в сторону Красного моря, чтобы прямо оттуда попасть в фарватер Суэцкого канала. Ни кто даже представить себе не мог, что нам выпадет случай лицом к лицу встретиться с настоящими морскими корсарами, которыми прямо кишели воды Индийского океана.

После вахты, я как всегда перед сном, направился на корму. Созерцание вод отвлекала меня от дурных мыслей, а красоты Индийского океана заполняли вакуум моей души богатым духовным наследием. В лучах заходящего солнца стаи летающих рыб прямо выпрыгивали из океана и носились над волнами, каркая, словно вороны. Я с нетерпением ждал на корме с сачком, что хоть какая— то из них все же наберется наглости и пролетит рядом. Я каждый день прятал в каюте миску перловой каши, которую с любовью варил кок Вася, чтобы после вахты скормить её обитателям моря. Но парящие над океаном летающие рыбы, игнорировали этот русский деликатес и не обращали на меня никакого внимания. Я тогда так увлекся, что не заметил, как два сомалийских катера набитых чернокожими мужчинами уже шли на абордаж нашего контейнеровоза. Через мгновение, толпа небритых и совсем не ласковых пиратов, громыхая ржавым от морской воды оружием, ворвалась на судно, выискивая все то, чем можно поживиться. Все важные для управления судна помещения были мгновенно захвачены корсарами и взяты под контроль. Я не видел самих пиратов и не слышал даже выстрелов. Наушники плеера вкачивали в мой мозг децибелы тяжелого рока, и мне было все равно – я находился в своем мире. Очнулся я лишь тогда, когда рука здоровенного сомалийского негра, коснулась моего плеча. Обернувшись, я увидел перед собой страшную черную рожу, которая улыбалась мне гнилыми лошадиными зубами. В одной руке он держал ржавый пулемет Калашникова, а другая тянулась к моим наушникам. Схватив их, он еще больше расплылся в улыбке, чувствуя, что ему улыбнулась настоящая пиратская удача. Натянув их на голову, он выудил из кармана плеер и сунул его себе за пазуху. Уперев ствол пулемета мне в живот, другой он шарил по моим карманам, стараясь, наверное, найти у меня россыпи золота и алмазов. Я не знал, что мне делать. Сопротивляться было бесполезно, а унижаться перед черным корсаром мне не хотелось. Голова в тот миг работала как компьютер и я вымолвил:

– Сэр, ай хев гумм вумен…

– Оу, гив ми, – сказал он и вновь улыбнулся.

Я ждал— ждал, что он клюнет, и ожидания сбылись. Заинтригованный моим предложением, он на какое— то время утратил бдительность и опустил ствол пулемета. Облегченно вздохнув, я показал ему на шлюпку и жестами объяснил, что силиконовая женщина прячется там. Он махнул рукой, как бы разрешая мне подойти к спасательной шлюпке, и я сделал шаг. К моему удивлению корсар остался на месте. Он вытащил сигареты, закурил и стал наблюдать, как я достаю из шлюпки Барби. При виде рыжей дамы в тельняшке и семейных трусах, он стал ржать как владимирский тяжеловоз, бормоча что— то на своем африканском языке.

– Зис сэр, гумм вумен. Плиз фак зис вумен, – сказал я, проклиная в ту минуту себя за то, что во времена своей юности прогуливал уроки английского языка. Я хотел объяснить, что это женщина сделана для того, чтобы заниматься с ней любовью. Я сопровождал это эротическими телодвижениями, задирая тельняшку и обнажая грудь Барби, чтобы хоть как— то развеселить пирата и отодвинуть на минуту смертный час. Сомалиец ржал, заставляя меня вновь и вновь повторять эти сексуальные движения, которые заводили его. Представив себя клоуном на арене цирка, я в тот миг крутил резиновое тело в танце. Я подбрасывал её в воздух. Ловил и делал вид, что целую её в губы. Я задирал ей тельняшку и присасывался, словно младенец, к груди, сопровождая все это жуткими эротическими стонами. Я стягивал с куклы трусы и показывал ему, что там тоже есть то, что привлекает мужчину и заставляет его сходить с ума. Я настолько увлек пирата, что он хохотал, держась за живот. И тут настал момент истины. Я подумал, что пришла пора действовать и, улучшив момент, я толкнул его ногой в живот. Негр, словно подкошенный, рухнул на палубу, громыхая своим пулеметом. Он хотел было подняться, но я прямо перед ним перевернул ведро с водой и он, наступив на скользкую палубу, вновь завалился на спину. Схватив в охапку Барби, я перемахнул через борт и уже через мгновение с головой погрузился в бурные воды Индийского океана. Когда я вынырнул, то увидел, как мой корабль отдаляется, оставляя меня один на один с акулами и огромным пространством воды, которому не было ни конца, ни края. Схватившись за Барби, я увидел, как на корме появилось еще несколько пиратов, которые что— то кричали и махали своими руками. Пулеметчик показывал на меня рукой и, направив пулемет, уже хотел было выстрелить, но другой пират, толкнув оружие в самый последний момент, отвел очередь в сторону. Пули в ту самую секунду с воем пронеслись над головой, и я вновь погрузился, моля господа о том, чтобы «женщина» осталась целой и невредимой. Корабль уплыл и уже через несколько минут его бортовые огни исчезли из вида. Облегченно вздохнув, я вскарабкался на Барби, и, удерживая равновесие, замер, чтобы не перевернуться. Уставившись в звездное небо, я погрузился в воспоминания своей непутевой жизни. Мне казалось в тот миг, что минуты моей жизни уже сочтены и теперь время работало против. Тут я вспомнил, как Марина, нагадала мне смерть и чудесное воскрешение. В какой— то миг мне стало жалко себя и слезы жалости потекли по моему лицу. В эту минуту я был благодарен жене, что она подарила мне столь нужную в морских путешествиях вещь. Уже несколько часов я болтался на волнах лежа на Барби, как на надувном матрасе. Летающие рыбы, которых я мечтал поймать, выпрыгивали из воды и перелетали через меня, как бы насмехаясь над моим незавидным положением. Черная мгла все больше и больше накрывала, и в какой— то миг я уснул, укаченный легким волнением. Куда меня несло течение, я тогда не знал. Полностью отдавшись во власть судьбы, я молил бога, чтобы он даровал мне жизнь и спасение. Мне так не хотелось становиться завтраком для кровожадных акул, что я боялся даже пошевелиться. Каждое движение, каждый всплеск мог привлечь внимание хищников, и тогда – тогда бы жизнь принадлежала бы уже не мне, а желудку голодной рыбины. Когда я засыпал, то тут же, словно сквозь пелену появлялся образ Валентины. Она нагло улыбалась и шептала мне на ухо: