Гай Себеус - Летающая голова Страница 8

– Узнаёшь меня, дурень? Помнишь, кто я? Скажи, помнишь? – начал разговор Корвус. – Как там моя жена? Как ребёнок? – спросил, как выплеснул и, … затаив дыхание, замер.

– Т-ТВОЯ жена? Т-ТВОЙ ребёнок? – скособочил слюнявый рот дурачок. – Да у тебя их уже двое! А ты и не знал, не знал, не знал! Ха-ха-ха! – и, заголившись, вскачь понёсся по проулку.

Кровь ударила Корвусу в голову, бешеная злоба вмиг затопила рассудок.

– Как двое? По времени, конечно, возможно. Но как? Лучшая из женщин оказалась такой же, как все? Потаскушкой? Но с кем? С кем нагуляла она второго ребёнка, пока его не было? Подлая, подлая! А на вид – сама невинность, как белый лепесток!

Он не помнил, как подошёл к своему подворью. Приметил только, как тёмная сгорбленная фигура шмыгнула огородами к оврагу. Это он, её тайный дружок, точно! Недаром скрывается при виде вернувшегося хозяина! Ладно, и до него дойдут руки! Недалеко уйдёт!

Жена успела выйти из дома, но не успела сменить озабоченное выражение лица на другое. Какое? Ему не хотелось видеть. Он до такой степени боялся лживой обрадованной улыбки, что кулак взлетел сам собою: стереть, уничтожить, чтоб не было внутри так …больно.

…Тонкие косточки хрустнули, но это его не остановило, не насытило жажду мести. Горе разрывало душу, хотелось то ли выкричаться, то ли голову себе разбить, чтоб не мучиться больше.

Надо бы уйти, зачем я здесь? Жизнь остановилась! Уйти, скорей уйти!

Остановили его …детские голоса.

Ну, конечно, там же его ребёнок, его надежда на будущее! Надо забрать своего ребёнка! Ублюдок ему не нужен, но своего он не оставит, никому не отдаст!

Он перешагнул через смятое тело предавшей его женщины, брезгливо посторонился тёмной расплывающейся лужицы крови и вошёл в дом.

Близнецы подняли одинаковые личики от глиняных чашек с молоком и удивлённо уставились на ввалившегося чужака.

Когда дурачок-заика и сгорбленный нищий, некоторое время тому назад получивший в этом дворе подачку, подкрепились и решили повторить попытку (авось снова повезёт!), их здорово напугал рёв отчаяния, доносящийся из дома. А безжизненное тело доброй женщины, всегда подкармливающей убогих «во поддержание путешествующего» и испуганный плач её детей вообще заставили бедняг с воплями броситься по посёлку

Вскоре все соседи и родственники собрались у дома Корвуса, но помочь ему уже было нечем.

Домашняя трагедия не помешала Корвусу доложить Совету обо всех наиценнейших находках и даже собственноручно выковать для арктов первый Огненный меч.

Но обещанной награды он не дождался.

Формально так он был наказан за убийство жены. Фактически это был лишь предлог – что всем было понятно. В интересах арктов было преумножать свою силу и влияние, а не разбазаривать их.

Поэтому обиженный на судьбу Корвус решил вырвать у неё, проклятой, заслуженную награду любой ценой.

И это ему удалось. Маска ворона, однажды попавшая ему в руки, так и осталась у его народа. А потом, через многие-многие годы, способность к полётам стала просто способностью их плоти и крови.

Способностью их «родников»…

Полёты

1

– Буду бить, пока не прыгнешь!

Клеарх примерился и особо прицельным ударом кулака сбил пасынка с ног.

Чужая кровь! Чуждые привычки! Совершенно не нужный ему довесок к ясноглазой красавице Климене! Но попробуй сказать, что её раскормленный сынок лишний в их совместной жизни! Климена сразу вильнёт хвостом! Вот и приходится ему, архонту могущественного Тан-Тагана, терпеть это сопливое недоразумение с вечно шмыгающим носом, будто мальчишка принюхивается!

Этот волчонок, благодаря ему, Клеарху, стал таганом! А у воронов-таганов, хозяев здешних мест, полностью отсутствует обоняние. Поэтому принюхивание можно было считать чисто враждебным и уродливым проявлением! Достойным решительного искоренения!

Серией пинков Клеарху почти удалось продвинуть избитое безжалостнейшим образом пухлое тело к самому обрыву. Но поганец, едва почуяв тянущий зов глубины, живо поднялся на четвереньки и быстро-быстро по-паучьи ушмыгнул от края.

– Ку-д-да?! – Клеарх схватил ненавистного мальчишку за шиворот и, крутанув могучей рукой, швырнул, как ветошь, в сторону края берегового козырька.

– Ты что, толстяк, не понял ещё? Я буду бить тебя, пока не прыгнешь! Сам! Давай-давай! Не медли! – прокаркал он устрашающе. – Давай!!!

Мальчишка давился слезами, соплями и судорожно закашливался. Его рыдания давно перестали быть показными, какими рыдал он для матери. Теперь он искренне завывал от боли, от ненависти и злобы к этому чужому для него, грубому носатому человеку, неожиданно заимевшему над ним такую власть! Но больше всего он завывал – от дикого, животного страха! Подняв голову к небу, мальчик издал особенно отчаянную фистулу и …обмочил штаны.

Сам он раньше своего тирана почуял, что теперь уж, после такого-то позора, рассчитывать на снисхождение точно не придётся. А когда исподлобья взглянул на отчима, встретил его полный отвращения взгляд.

Тогда он молча подшмыгнул сопли, подошёл к обрыву и прыгнул.

Мать долго вдалбливала ему, что нужно будет сделать после этого.

Но мальчик был так уверен, что ему всё это не пригодится (просто потому что он не хочет!), что слушал вполуха. Он был абсолютно уверен: мать его обожает и заступится перед этим черноволосым носатым чудовищем, своим новым мужем. Но его красавица мать в последнее время сильно изменилась.

Она стала всё чаще отсутствовать, всерьёз увлекшись популярными в Тан-Тагане огненными плясками. А когда и бывала дома, отсутствующим был её взгляд. Отчим бесился и срывал зло на пасынке.

Даже не воспоминание об этом, а само ощущение предательства со стороны обожаемой матери промелькнуло в зарёванном мальчишке, камнем падающем в море.

Вот и всё. Как ничтожна человеческая жизнь!

Сейчас его черепушка хряснется об острые прибрежные скалы и расколется. И с этого мига перестанет существовать его «я».

Сколько хлопот с этим вместилищем всех драгоценных мыслей, чувств, фантазий! То его нужно беречь от холода, то кормить, то остерегаться различных видов разрушений! Человек вообще подобен драгоценному аромату, замкнутому в ничтожный стеклянный бальзамарий тела, который на самом деле так легко разбить! И тогда освобождённый аромат, к которому так чутки были ноздри мальчика, соединится с общим ароматом, самим духом жизни! И всё!

Примирившись с мыслью о неизбежном завершении жизни, парнишка жалел лишь об одном, что не успел ответить на главный интересующий его вопрос. Работа, которая должна была стать делом его жизни, осталась незаконченной. Вот удивятся те, кто столкнутся с её проявлениями! Он не успел за собой всё прибрать, не ожидая, что сегодня вечерний час для него не наступит…

Однако тело, независимо от разума, не желало сдаваться!

Пальцы заскребли воображаемое препятствие, будто желая выцарапаться из беды. Но единственной опорой была тоненькая булавка-фибула, крепко зажатая в правом кулаке.

«Скорей покончить с этим ужасом!» – мелькнуло в детской голове. И фибула скользнула к темени, прикрытому ритуальным пучком подсинённых волос.

Однако мальчик никак не мог нащупать правильную точку. Фибула лезла не туда, куда следует, а под кожу. Струйки крови загустили синеву чуба…

А береговые скалы наваливались на лицо, обступали…

Тогда от страха он …закрыл глаза, что было ему строжайше запрещено. После этого его уже ничто не могло спасти…

2

Вдруг в шею и плечи больно вонзились цепкие вороньи лапы, и фибула, беспомощно ёрзавшая в детских пальцах, оказалась вбита в его голову, словно молотом, сильным ударом клюва.

Перо вошло в темя, в самый «родник», на удивление легко. А ожидание острой боли сменилось головокружением.

Да нет! Тело-кружением! Потому что кружились и выламывались руки и ноги, спина и живот, голова и хвост…

Что???

…Хвост выбрызнул из копчика солнечными лучами, вспоровшими враждебное пока ещё пространство. Мальчик удивлённо взмахнул руками и …нашёл опору! Отмахнулся от боли, и его свежие, ярко-чёрные крылья оперлись на пустоту, которой он так боялся! И которой бояться, как выяснилось, совершенно не стоило!

Пустота была полна: потоками прохладного воздуха, ликованием солнечного света, острыми брызгами моря – и всё это ждало его крыльев, его силы!

Впрочем, для самолюбования времени совсем не оставалось! Поскольку волна, к которой он падал, уже лизнула живот и потянула за ноги, зовя в глубину. Но крылья ответили ей за весь Верхний мир: я не твой! Не зови!