Владимир Акимов - Поединок. Выпуск 9 Страница 8

— Двое суток тебе, гвардеец, на все про все, — очень серьезно сказал майор Смолину и вздохнул. — Такой приказ… Ситуация изменилась.

— Приказ ясен, товарищ майор, — глядя ему в глаза, отчеканил Смолин.

— И счетчик твой уже полчаса как щелкает, — продолжал майор, взглянув на часы.

Смолин оттянул рукав куртки и тоже взглянул на циферблат: «10.21» — он запомнил эти цифры на всю жизнь.

— Романцев! — строго сказал майор.

Романцев вытянулся.

— То-то, Романцев, — так же строго произнес майор.

— Есть «то-то», товарищ майор! — отрапортовал Романцев, выкатывая веселые нахальные глаза.

Ворота КПП еще не успели закрыться, а вездеход уже превратился в едва видимое пятно и через мгновение исчез совсем в снежной круговерти. Только когда ворота закрылись, майор Лесников отвернулся, пошел прочь, но через несколько шагов остановился, увидев греческие буквы на снегу.

— Ишь ты… — пробормотал майор, — какие математики пошли…

— Товарищ майор! — орал на бегу прапорщик Сивак. — Синоптики…

— Стой! — гаркнул майор. — Не орать! Подойти и сказать.

— Я говорю, товарищ майор, — сипло сказал прапорщик, подойдя, — сводка… антициклон идет… може, всю хмарь разгонит. Тут усю дорогу то таки, то отак…

— Путаешь ты все, Сивак, — нахмурился майор, размышляя.

— Та ни, товарищ майор, — прапорщик Сивак для пущей убедительности даже руки к груди прижал. — Ей-бо, антициклон…

— Ты путаешь, Сивак, южное побережье Белого моря с северным побережьем Черного. На морозе вон кричишь… Формулу затоптал…

— Яку?.. — вконец растерялся Сивак, высоко задирая ноги.

Майор присел на корточки и после икса написал еще ε — эпсилон:

— Вот так будет, математики… — вздохнул он грустно.

Позади из-под гусениц вездехода снег — веером, как у торпедного катера. Впереди в пяти шагах — колеблющаяся белая стена. Но Пантелеев вел машину твердо. Сверял направление по компасу на правом запястье. Романцев, посвистывая, занимался рацией. Смолин колдовал над картой, вымеривал что-то циркулем, сносил на линейку…

— Еще повторяю, — устало сказал майор Лесников в переговорное устройство, — «Первому» крайне важно, очистит ли антициклон квадраты 49 дробь 9, 43 и 17. Понятно? По выяснении доложите немедленно…

— Они запеленгованы, товарищ майор, — девушка-связистка подала Лесникову листок, — вот их координаты.

Лесников сделал пометку на карте красным карандашом, что взял из жестянки. Промерил расстояние до условного значка гражданского аэродрома.

— Передайте им, чтобы они взяли на пять градусов западнее. Их заносит в сторону.

— Велят на пять градусов западнее, Степа, — сказал Смолин, снимая наушники. — И скорость не снижать.

— Есть пять, запад, — по-моряцки откликнулся Степа, вновь взглянув на компас. Прислушался к надсадному вою двигателя: — А движок мы сорвем, это как пить.

Вездеход мчал по снежной целине. По таежной просеке. По низкорослому подлеску.

…Их мотнуло так, что Романцев не успел среагировать и крепко приложился головой в стальную стенку.

— Ты б поаккуратней, Степа, — потирая скулу, сказал Романцев. — Вроде встречных нет.

— Выходи, — сказал Пантелеев.

— Че-го-о? — прищурился Романцев.

— Того. Коли водитель говорит «выходи», стало быть, надо вытряхиваться. Тут, товарищ командир, — пояснил Смолину Степан, — ямы буровые… Нефть искали… Шест возьми! — крикнул он вылезшему Романцеву. — По правому борту закреплен…

…Романцев шел впереди на лыжах, шестом тыча в снег — не яма ли. Вездеход двигался за ним. Двигатель отдыхал на малых оборотах.

— Ишь ты… — Степа даже голову набок склонил, прислушиваясь к мотору. — Как поет… Отдыхает… — Вздохнул: — Вот бы так с человеком: послушал — и все понятно… А ямы эти я, товарищ командир, еще с прошлых учений запомнил… Вообще, скажите, если, конечно, не секрет, чего вы меня-то взяли?

— Вот за это и взял, — улыбнулся Смолин, постучав согнутым пальцем по теплому железу мотора.

— А-а… — покивал Пантелеев. — А я думал: колбаса, мол… Мне ведь, товарищ сержант, первенство позарез надо выиграть…

Майор Лесников сидел за письменным столом и глядел на исписанный вдоль и поперек одними и теми же цифрами листок. Подвинул его к себе в который раз, начал:

— Вездеход — 30—50 км/ч. В пути — 25—30 ч. АН-2 — 200 км/ч. Отдых — 16 ч. Эп…си…лон, — вслух шептал Лесников, выводя закорючистую буквицу, — так его…

Получилось с эпсилоном часов под восемьдесят, как ни крути, то есть ТРОЕ суток хватило б едва-едва, а уж ДВОЕ…

Тем не менее Лесников написал «48», а рядом написано: «Антициклон».

Вошла девушка-связистка:

— Товарищ майор! Метеорологи говорят, что антициклон не коснется интересующих вас квадратов, — она положила перед ним листок с данными.

— Соедините меня с «Первым», — помолчав, сказал Лесников. — Скажите: очень срочно.

Ветер усиливался. Смолин, увязая выше колен, подошел к Романцеву, ухватился за шест, кивнул на вездеход:

— Погрейся!

— Ты время считал? — спросил Романцев, отстегивая крепления лыж.

— Семьдесят часов! — отозвался Смолин, надевая лыжи.

— Шестьдесят девять! Если не спать совсем. — Романцев потер рукавицей прихваченное морозом лицо. — Кстати, ты одну буковку не учитываешь, — он начертил в воздухе эпсилон, — этот знак обозначает непредвиденные осложнения…

Шест так глубоко ушел в снег, что Смолин пошатнулся и невольно схватился за плечо Романцева, чтобы устоять.

Замахали вездеходу. Степа обошел опасное место слева. Романцев пошел к машине.

— Что ты предлагаешь? — спросил его в спину Смолин.

— То, о чем ты думаешь, но не решаешься, — был ответ.

Станцию со всех сторон окружали башни новых кварталов. Московская окраина.

Михаил Смолин стоял на перроне в стареньком ватнике с небольшим чемоданом в руке. Перед ним — женщина с бледным и каким-то повядшим лицом, быть может, казавшимся таким из-за слишком ярко накрашенных губ. Небольшого роста, она едва доставала ему до плеча.

— Ты уж там, Мишенька, старайся… слушайся… Начальников уважай…

Михаил молчал. Равнодушно смотрел поверх нее. На платформе прощались несколько призывников. Друзья веселили их гитарами, а девушки то возбужденно смеялись, то вдруг принимались плакать от смущения и еще от чего-то нового, что начиналось для них с этой первой в их жизни разлукой.