Оливер Боуден - Покинутый Страница 8

— Сэр, вы, должно быть, хотите поговорить со мной о моей сестре?

— Бог мой, да вы просто видите меня насквозь, мастер Хэйтем, — громко засмеялся мистер Берч. — Ваш отец прекрасный учитель. Я смотрю, он научил вас хитрости и проницательности — помимо прочего, разумеется.

Я не совсем понял, что он имел в виду, и потому промолчал.

— Как подвигаются занятия с оружием, позвольте полюбопытствовать? — спросил мистер Берч.

— Очень хорошо, сэр. Я каждый день делаю успехи, так говорит отец, — гордо сказал я.

— Отлично, отлично. А ваш отец сообщил вам цель вашего обучения? — спросил он.

— Отец говорит, что мои настоящие занятия начнутся в день моего десятилетия.

— Да, любопытно бы знать, что он вам расскажет, — он наморщил лоб. — И вы действительно даже не имеете представления? Даже не подозреваете?

— Нет, сэр, — ответил я. — Знаю только, что он откроет мне путь. Кредо.

— Понятно. Это интригует. И он ни разу не намекнул, что же это за «кредо»?

— Нет, сэр.

— Замечательно. Бьюсь об заклад, вам не терпится узнать. И, вероятно, для занятий отец уже дал вам настоящий меч, или вы все еще упражняетесь на деревяшках?

Я замялся.

— У меня есть собственный меч, сэр.

— Я бы не отказался на него глянуть.

— Он хранится в игровом зале, сэр, в надежном месте, а проникнуть туда можем только мы с отцом.

— Только вы с отцом? Вы хотите сказать, что, выходит, вам это место доступно?

Я покраснел, и спасибо тусклому свету в коридоре, что мистер Берч не заметил моего замешательства.

— Я просто хотел сказать, что знаю, где хранится меч, сэр, а не то, что я знаю, как его взять, — уточнил я.

— Понятно, — усмехнулся мистер Берч. — Тайник, верно? Потайная камера в книжном шкафу.

У меня, вероятно, все было написано на лице. Он рассмеялся.

— Не беспокойтесь, мастер Хэйтем. Ваша тайна умрет вместе со мной.

Я смотрел на него.

— Благодарю вас, сэр.

— Все правильно.

Он поднялся, поднял трость, стряхнул со штанов пыль, настоящую или воображаемую, и двинулся к двери.

— А моя сестра, сэр? — сказал я. — Вы так и не спросили о ней.

Он остановился, усмехнулся и взъерошил мне волосы. Мне это понравилось.

Может быть потому, что отец тоже любил так делать.

— Верно, но я и не собирался. Вы уже сказали мне все, что было нужно, мастер Хэйтем, — сказал он. — А о прекрасной Дженнифер вы знаете не больше, чем я. И вероятно, в этом и заключается порядок вещей. Женщины должны оставаться для нас загадкой, вы не находите, мастер Хэйтем?

Я понятия не имел, о чем он говорит, и лишь облегченно вздохнул, когда снова получил коридор буфетной в свое полное распоряжение.

Вскоре после это разговора я, в другом крыле дома, направлялся к себе в спальню и, проходя мимо отцовского кабинета, услышал громкие голоса, шедшие из него: отца и мистера Берча. Опасаясь хорошей взбучки, я остановился подальше, так, чтобы не слышать, что там говорят, и порадовался, что угадал расстояние, потому что в следующий миг дверь кабинета распахнулась, и оттуда выскочил мистер Берч. Он был в бешенстве — это ясно читалось в его пылавших щеках и сверкавших глазах — но заметив в коридоре меня, он взял себя в руки, хотя это ему не совсем удалось.

— Я пытался, мастер Хэйтем, — сказал он, совладав наконец с волнением, и начал застегивать на сюртуке пуговицы, потому что собирался уйти. — Я пытался его предупредить.

С этими словами он водрузил на голову треуголку и гордо удалился. В дверях кабинета появился отец и проводил мистера Берча взглядом, и хотя стычка была явно неприятной, это были дела взрослых, а я в них не вмешивался.

Надо было как следует обдумать это. Но всего примерно через день произошел налет.

Это случилось в ночь накануне моего дня рождения. Я имею в виду налет. Я проснулся, может быть оттого, что волновался перед предстоящим праздником, а может быть и оттого, что у меня была привычка просыпаться после того, как из комнаты уходила Эдит, садиться на подоконник и смотреть в окно. С моего наблюдательного пункта были видны кошки, собаки и даже лисы, пробиравшиеся через газон, залитый лунным светом. А если не было животных, я просто смотрел на ночь, на луну, на бледно-серый цвет, в который она красила траву и деревья. Сначала я подумал, что там вдалеке я вижу светлячков. Я часто слышал о них, но ни разу не видел. Я только знал, что они сбиваются в кучки и испускают слабое сияние. Но вскоре я сообразил, что этот свет был вовсе не слабое сияние, он просто появлялся и исчезал и снова появлялся. Я видел сигнал.

У меня перехватило дыхание. Мерцающий свет, казалось, шел от старинной деревянной двери в стене, где я видел тогда Тома, и сперва я решил, что это он пытается привлечь мое внимание. Теперь это кажется странным, но в тот миг я даже не предполагал, что сигнал может быть предназначен кому-то, кроме меня. Я поспешно натянул штаны, заправил в них ночную рубашку и прицепил подтяжки. Накинул сюртук.

А думал я лишь о том, что меня ждет ужасно интересное приключение.

Конечно, теперь, задним числом, я понимаю, что в соседнем особняке Том точно так же любил сидеть на подоконнике и разглядывать ночную жизнь в саду. И так же, как я, он увидел сигнал. И может быть, Том подумал то же самое, что и я: что это я обращаюсь к нему. И сделал то же, что и я: вспорхнул со своего насеста, набросил одежду и отправился разузнать.

В доме на площади Королевы Анны с некоторых пор появились две новые личности, два суровых отставных солдата, которых нанял отец. Он объяснил, что они необходимы, потому что у него есть «сведения».

Не более того. «Сведения» — это все, что он сказал. И я задался вопросом, которым задаюсь и теперь: что он имел в виду, и не имеет ли это отношения к страстному спору, который я подслушал между ним и мистером Берчем. Как бы то ни было, этих двух солдат я встречал редко. Я знал только, что один находится в гостиной с фасадной стороны особняка, а другой стоит возле камина в людской, и считается, что он охраняет буфетную. Я легко обошел их стороной, прокравшись по лестнице на нижний этаж, и проскользнул в беззвучную, залитую лунным светом кухню, которую я никогда не видел такой темной, пустой и спокойной.

И холодной. У меня изо рта завитками заструился пар, и я тотчас же затрясся, с неудовольствием понимая, насколько тут холоднее по сравнению даже со скудным теплом моей комнаты.

Возле двери была свеча, я зажег ее и, прикрывая ладонью пламя, проделал путь до конюшни. И если в кухне я почувствовал холод, то. в общем, снаружи холод был таким, будто весь мир вокруг стал хрупким и готовым разбиться на куски; холод был таким, что у меня занялось мое туманное дыхание и какое-то мгновение я стоял в раздумье, стоит ли идти дальше.