Юрий Гаврюченков - Кладоискатель и сокровище ас-Сабаха Страница 8

Благодаря походной и холостяцкой жизни, я умею и люблю готовить. В принципе, еще древние ассирийцы считали, что настоящим поваром может быть только мужчина, а ассирийцы, судя по рецептам на глиняных табличках, знали толк в еде. Того же мнения придерживаются и в современной Европе, где развита утонченная кухня. Лучший повар – мужчина. И это не половая дискриминация, а суровая правда жизни, мой пример тому наглядное подтверждение. Даже на незнакомой сковородке я картошку могу поджарить так, что пальчики оближешь, а это не каждому дано!

С аппетитом позавтракав, я убрал в шкаф новую одежду (пару дежурных джинсов, тройку рубашек и белье), поставил в сервант бутылку «Мартель Медальон» и лег спать. На вечер намечалось важное мероприятие – торжественный визит.

Я проспал до семи вечера. К восьми, переодевшись, захватив специально укомплектованный пакет с едой и походную холщовую сумку, покинул квартиру, не забыв вытянуть из-под телефона бумажку с портретом Бени Франклина.

Купюру я поменял в ларьке. Характерно, что курс там оказался выше, чем в обменнике, и никто паспортных данных из меня не тянул. Что ж, впредь будем действовать как можно более нелегально! Я убрал деньги во внутренний карман пиджака и, довольный, быстрым шагом направился к дому. Своему старому, родному дому...

Я позвонил четыре раза, и дверь открыли в лучших наших традициях – не спрашивая «кто там?». Я шагнул через порог. – Здравствуй, мама! – Здравствуй, сынок. Загорел ты, как негр. Мы обнялись, потом мама чуть отошла назад и спросила: – Ну как, нашел что-нибудь?

– Нашел, конечно, – улыбнулся я. – И, похоже, достиг своего акмэ.

– «Акмэ» древние греки называли наивысшую точку достижения в жизни мужчины. Как же твоя Троя?

– По-моему, это и есть Троя, – сказал я. – А, может быть, акмэ еще впереди. Посмотрим.

И я достал сверток с кинжалом и браслетом Хасана ас-Сабаха.

Утро я встретил в своей комнате среди знакомых с детства вещей и книг. На улице капал дождик, и так приятно было сознавать, что ты никому ничем не обязан, ничего не должен и не надо вставать, куда-то идти и что-то делать против своей воли. Не надо ни на кого вкалывать, кроме себя самого. В этом прелесть работы «черного археолога».

Я повалялся в теплой постели, слушая, как тикают часы на книжной полке. Я был дома! Потом я подумал, что купил квартиру, дабы чувствовать себя свободным и не так расстраивать внезапными отъездами маму. Затем мысли переключились на кинжал ас-Сабаха, я вспомнил степь, мертвого Петровича, Валеру с Женей, и настроение сразу испортилось.

Моя беда в том, что я много думаю. Когда надо и когда не надо. На это часто намекала моя бывшая жена – Марина, все друзья и даже Петрович. А Слава-афганец напрямую говорил, что слишком умный и слишком глупый – братья, добавляя, что свои мозги перед армией он оставил дома. Я ему охотно верил, так как забрать обратно он их явно забыл. Мы скентовались в зоне. Слава тянул восемь лет за убийство, впрочем, он и сейчас досиживает. Дурная голова ногам покоя не дает. Склонность к простым и радикальным решениям довела отставного майора ВДВ до цугундера.

Интересно, что меня, умного и осторожного, что-то тоже привело в те края. И Афанасьева, не менее осторожного и куда более расчетливого и опытного, чем я, тоже. Как все-таки жаль Петровича! Без него продать браслет и кинжал ас-Сабаха будет проблематично. Своими силами реализовывать такую серьезную находку – дело очень опасное и тягомотное.

Я лениво потянулся и сладко, во весь рот, зевнул. А ну их всех! Надо радоваться жизни. Не буду я сегодня думать о браслетах, буду расслабляться. Спокойно» в одиночку, без баб. Интеллектуальный отдых интеллигентного человека. Я люблю посидеть за книгами, а теперь мне, похоже, есть что почитать.

Я вернулся на новую квартиру во второй половине дня. За маму я был спокоен; небольшая прибавка к пенсии в размере ста долларов ей не повредит, этот месяц она проживет в относительном достатке. А там уж... Что будет там, я пока не знал, но был уверен в благополучном исходе южной кампании. После обеда я сел изучать рукописные материалы, привезенные из экспедиции. Полевой дневник и тетрадь Афанасьева, в которой он, как я и предполагал, начинал новую монографию о саманидах, послужили объектом моего пристального внимания на протяжении пары часов. Я без труда читал мелкий, но разборчивый почерк Афанасьева и почерпнул немало для себя интересного. Монографию он составлял на основе результатов последних раскопов, частенько сверяясь с полевым дневником. Любопытно, что в записях он упоминал меня весьма корректно, без имени, как ассистента или, попросту, «А». Наверное, не хотел случайно предать, если дневник вдруг попадет в правоохранительные органы. Интересный человек был Петрович. Что сообщить его жене, я пока не знал. Но говорить все же что-то придется. Обеспокоенная чрезмерно затянувшимся отсутствием мужа, она начнет звонить мне и рано или поздно дозвонится. Что я могу ей сказать? Что Афанасьев Василий Петрович погиб от рук психопатов в пустыне Чуркистана, а его могилу вряд ли отыщу даже я сам, хотя собственноручно закапывал? Возникнет неизбежный вопрос: а почему закапывал именно я и откуда у меня так много денег, когда бедная вдова не имеет ничего? Дурацкая история, но и глупо констатировать этот факт, нарываясь на разборки (а в том, что у вдовы Афанасьева остались хорошие связи, сомнений не было). Что бы такое изобразить?

Размышляя над этим, я стал перелистывать дневник и на последней записи наткнулся на серию зарисовок, изображавших наши находки, и длинный поясняющий текст. И когда он все это успел? Петрович великолепно рисовал, иллюстрации к своим книгам он делал сам, и у меня на секунду сжалось сердце при мысли, что такой человек умер из-за каких-то, пусть даже золотых, побрякушек. Все-таки надо в ближайшие дни навестить Марию Анатольевну и рассказать, как все было. Возможно, она поспособствует реализации, познакомит с нужными людьми.

Мысль о том, что Афанасьева сумеет найти решение, благодаря которому и волки будут сыты, и овцы целы и даже накормлены, меня несколько успокоила. Я начал вчитываться в дневник, чувствуя, как волосы на голове встают дыбом.

«В шкатулке обнаружены следующие предметы: перстень золотой с гравировкой на внутренней стороне ?шейх аль-джабаль", с изумрудом в оправе, весом приблизительно 8 карат; браслет наручный золотой с гравировкой ?шейх аль-джабаль", имеющий в оправе 13 красных камней, возможно рубинов, весом приблизительно 1—1,5 карата каждый; кинжал с серебряной рукоятью, инкрустированной золотой нитью, в серебряных ножнах с орнаментом, отн. предп. к XI в. Лезвие кинжала выполнено из булатной стали, имеет гравировку “джихад", выявленную при кратковременном осмотре. Перстень, браслет и кинжал испускают, по-видимому, некое негативное излучение, воздействие которого существенно усиливается при извлечении кинжала из ножен, чем и объясняется непродолжительность его осмотра. Полагаю, что серебряные ножны служат защитным экраном для активной части кинжала, а шкатулка является аналогичным приспособлением для всех предметов в целом. На основе изучения текста гравировки могу предположить, что предметы действительно являлись личными вещами Хасана ас-Сабаха и были захоронены противниками секты исмаилитов для предотвращения усиления влияния секты в случае появления нового лидера, если он окажется обладателем символов власти.