Аркадий Вайнер - Искатель. 1976. Выпуск №1 Страница 8

Я неопределенно пожал плечами и спросил:

— Соседи эти — чем же они людишки поганые? Долг свой выполнили…

— Не-е, — покачал острой длинной головой Поздняков. — Не тот долг выполняют. Это они мне за парня своего отплачивают, кляузы мелкие разводят…

— Какого еще парня?

— Да вот пишет он на меня все время «телеги», что я ему угрожаю. А чего я ему угрожаю? Хочу, чтобы человеком был, жил по-людски, работал, женился, детей воспитывал.

— Вы мне расскажите поподробнее, что это за парень.

Поздняков поднял на меня блеклые глаза, будто всматривался внимательнее, потом сказал твердо:

— Если вы насчет той истории, что со мной произошла, то вряд ли он тут может быть причастен. А впрочем… ну, нет, не знаю…

— А вы мне просто так, ради интереса, расскажите.

— Да тут и рассказывать особенно нечего. Их фамилия Чебаковы. Отец — завскладом, мать — инвалид третьей группы, в музее смотрительницей работает. Парень родился, когда им уже обоим далеко за сорок было. Сейчас ему двадцать пять, мордоворот на шесть пудов — а для них все Боречка. Две судимости имеет.

— Хулиган?

— Э, кабы! Я ведь почему с ним так бился — тут моя крупная промашка имеется. Он ведь всегда очень спокойный был парень. С хулиганами, с ворами проще — они заметнее. Хамло из них за версту прет, особенно по пьяному делу. Ну, конечно, на учете они все у меня, чуть что — я такого сразу за бока. А этот — тихий, в школу ходит себе, потом в институт. И вдруг его — раз! — и за фарцовку сажают. С иностранцами повязался, тряпье скупал и другим стилягам перепродавал. Для меня это как гром с ясного неба. Ну, по малолетству годов определили ему условно, и я ему, естественно, житья не даю — через день хожу домой. К райвоенкому вошел с просьбой, чтобы Бориса Чебакова в армию взяли: армия от всех глупостей лечит, учит жизни с людьми, специальности. Только не брали его в армию, пока судимость не снята.

— Ну и чем это кончилось?

— Плохо кончилось. Они на меня всей семьей вызверились, будто я хочу Борьку сдать в солдаты, чтобы из него ученого человека не вышло. А я ведь ему доброго хотел. Вот и отправили они его в Ригу, чтобы от меня, изверга, его избавить. Он там и загремел по валютному делу…

— Но заявление об этих самых угрозах совсем недавнее?

— Так он уже отбыл срок, вернулся, отец все инстанции обегал, добился разрешения — прописали его, а Борька снова ни черта не делает.

— А подписку о трудоустройстве вы у него взяли?

— Брал два раза — пригрозил, что возбудим дело о тунеядстве. Пришел в третий, а он мне в нос справку сует: «Можешь теперь, Поздняков, спать спокойно, я самый что ни на есть трудовой человек».

— Кем же он работает? — полюбопытствовал я.

Поздняков оскалил желтые зубы, его молочное некрасивое лицо исказилось:

— Сказать стыдно — молодой, здоровый мужик работает этим самым… натурщиком. В художественном училище. Я ему говорю: «Как же тебе, Борька, не совестно срамотой деньги зарабатывать?» Да и что это за деньги для взрослого человека — шестьдесят рублей? А он нахально смеется мне в лицо — ты, говорит, Поздняков, некультурен, в искусстве ничего не смыслишь, а о заработках моих не тебе печалиться…

Конечно, в яростном возмущении Позднякова тем, что мужчина может работать натурщиком, было нечто комичное, но и я сам, честно говоря, впервые услышал — в наше-то время — о такой мужской профессии: просто никогда в голову не приходило.

— Вот она, лень-матушка, разгильдяйство до чего довести могут, — сказал с сердцем Поздняков. — Но парень-то он не злой…

ГЛАВА 3

Странный выдался в этом году сентябрь. После дождливого июля, бесцветного блеклого августа вдруг ударила удушливая летняя жара. И здесь, в зеленом окраинном районе, осень была еще менее заметна.

Где-то далеко за Окружной дорогой глухо и мощно зарокотало — в размытой, вроде бы выцветшей голубизне неба возникли тучки, небольшие и подвижные. Одна из них подкралась к солнцу и вмиг, будто тряпкой, его стерла, и сразу же откуда-то взялся легкий прохладный ветерок, добавивший мне бодрости: от жары и монотонности своих занятий я уже решил было закруглиться на сегодня, оставив до следующего раза последние на этой улице два одинаковых лагутенковских пятиэтажных близнеца, украшенные игрушечными балкончиками и черной сеткой гидроизоляции. В одном из них я еще вообще не был, в другом проживал натурщик Чебаков. И я вошел в подъезд, на двери которого красовалось многообещающее объявление: «Мастер на плиссе, кв. 19».

— Очень полезная инициатива, — сказал жилец седьмой квартиры В. Э. Фимотин. — Оно и видно, что не только форму милиции поменяли. Происходят глубокие структурные перемены, и руководство желает знать, как работает низовое звено милиции. Участковые уполномоченные, так сказать…

— Участковые инспектора, — поправил я машинально.

— Ах так. Тоже неплохо — ин-спек-то-ра. Весьма полезно.

Несмотря на жару, Виссарион Эмильевич Фимотин был в шерстяном «олимпийском» костюме, передвигался по квартире быстро, энергично, а меня встретил как доброго старого друга, который долго пропадал где-то и за время разлуки стал очень знаменитым, а чуть только вернувшись, сразу оказал ему честь своим визитом. Я еще толком не успел представиться, как на столе появилась запотевшая литровая банка с ледяным, из холодильника, «грибом» — я уж, наверное, лет десять не видел в домах этих банок с плавающей коричнево-серой медузой на нежно-желтом кружевном подбое. Помню, какие споры, даже в газетах, вызывал этот гриб: одни утверждали, что он очень полезен, другие говорили, что от него возникает рак желудка. Постепенно страсти вокруг невинного и довольно вкусного гриба улеглись, и в выплеснутой воде остывшей дискуссии оказался и сам гриб. И вот теперь после многолетнего перерыва я увидел гриб на столе у В. Э. Фимотина и понял, что человек он капитальный, взглядов устойчивых и вкусов постоянных.

— Вы поймите меня правильно, — излагал Фимотин, делая маленькие вежливые глотки из стакана. — Я ведь не потому приветствую подобные проверки, что имею претензии к нашему участковому ин-спек-то-ру… — Новое наименование участковых он произносил почему-то вразбивку, с большим чувством. — Капитан Поздняков Андрей Филиппович человек в высшей степени достойный, и не о нем речь. Из своего, осмелюсь не поскромничать, большого жизненного опыта руководящей работы я вывел, что низовое звено, будучи предоставлено самому себе, впадает в леность, анархию и разгильдяйство…

Целый день беготни по жаре, прекрасный ледяной квас и удобное кресло расположили меня к самому искреннему вниманию, и я вполне благосклонно, не перебивая, слушал, как бывший заместитель управляющего конторой «Горразнопромметснаб» В. Э. Фимотин на протяжении многих лет обеспечивал в подведомственных ему «звеньях аппарата» дисциплину, порядок, неукоснительное выполнение плана «и все благодаря строгой системе контроля сверху донизу».