Сергей Наумов - Искатель. 1981. Выпуск №1 Страница 8

— Упаси боже… Ты, Гельмут, незнаком даже с азами разведки. Тебе бы все пиф-паф…

Рутт по-ребячьи засмеялся.

— Твое счастье, что у тебя нет татуировки, — пробормотал Хёниш.

— Да. Это мое счастье. Только идиоту могло прийти такое в голову… группу крови нанести на кожу тушью.

— Мы не думали проигрывать войну, — буркнул Хёниш, — зато…

— Нету у нас «за то», Гельмут, — тихо произнес Рутт, — у нас осталось только «за это»… Чем больше русских погибнет на фронте, тем легче будет потом начать все сначала… Американцы и англичане не захотят терять Германию.

— Ты все знаешь, на то ты и абвер, — ехидно процедил Хёниш. — А скажи, друг детства Зигфрид Рутт, как и куда бежать мне, эсэсовцу, любившему убивать?

— Лучше всего сделать пластическую операцию лица и вырезать проклятую цифру вместе с кожей… Паспорт можно всегда купить… Я бы ушел в Швейцарию.

— Зачем что-то делать с лицом?

— Вы все любили сниматься с жертвами. Вашими лицами завалены все досье контрразведки русских… и американцев тоже.

— Ты прав.

— Двадцать третий сообщал, что и четвертая группа русских будет заброшена по воздуху… Я что-то не видел парашютистов.

— Они изменили решение в последний момент.

— По-моему, они еще не приняли решения… Они просто исчезли.

— Да. Кройшу не повезло… До сих пор не могу понять, как горстка русских расправилась с двумя взводами СС.

— Это особые люди, Гельмут. Их собирали со всего фронта, а может быть, и фронтов. Кройш был зауряден… просто служака.

— Они все равно придут к Отшельнику.

— А если нет? Что-то долго он молчит… Может быть, заболел?

Рутт помолчал, поиграл стеком, потом четко сказал:

— Я пошел спать. Распорядись достать овец и все принадлежности пастуха. Мне нужно еще обработать кислотой руки. Чтобы собака привыкла ко мне, я должен ей устроить настоящий пир. Для этого нужно мясо.

Хёниш кивнул, прикрыл глаза и поджал губы, как это делал всегда, когда требовал от мозга максимального напряжения.

Пастух был низкоросл, хлипок, с выцветшими, тусклыми глазами. Одет в холщовую поддеву, стоптанные чувяки, голова покрыта засаленной шляпой. С ним была собака.

На все вопросы он мотал головой и только мычал, потом написал прутом на песке — «Лука».

— Глухонемой он, — первым догадался Присуха, — а зовут Лука. Только как же зовут, если он не слышит.

— А это мы сейчас проверим, — усмехнулся Щеколда.

Он сзади бесшумно подошел к пастуху и выстрелил из пистолета над ухом Луки.

Тот даже не повернул головы.

— Отставить, сержант Чиликин, — сердито сказал Седой.

Капитан разглядывал овец. Их было немного, и все под стать пастуху — тощие, грязные, со скатанной лоснящейся шерстью.

Седой кивнул Джаничу. Тот подошел к пастуху и написал на песке одно слово по-сербски: «Откуда?»

Глухонемой показал рукой за гору и написал: «Кловачи».

— Село за горой, — сказал Джанич, — я там бывал…

И, написав на песке: «Хозяин?» — ткнул в пастуха пальцем. Тот испуганно замотал головой и махнул рукой в сторону горы.

Джанич взял пастуха за руки и развернул их ладонями кверху. Ладони были в язвочках, кое-где кожа лопнула, и они слегка кровоточили.

Джанич отвел глаза, но все же открыл вещевой мешок пастуха. Ничего, кроме куска овечьего сыра, там не оказалось.

— Может, покормить его, товарищ капитан, — вымолвил Присуха, на которого и руки и весь вид пастуха произвели жалостливое впечатление.

Лука ел неторопливо, беря мясо из банки руками, предварительно даже не ополоснув их. Покончив с едой, он низко поклонился и отошел к ручью, где овцы пили воду.

— Кого у нас нет? — спросил Седой.

— Феникса и болгарина… в дозоре.

— Так. Пастух пусть идет дальше… Некстати он тут оказался, ну да ладно… Ты что, Гайда?

Капитан заметил долгий, изучающий взгляд серба — он следил за пастухом. Седой проследил взгляд и увидел, как Лука встал над овцами. Словно Наполеон при Ватерлоо. Спина его была пряма как стенка. Он смотрел из-под руки на гребень горы, вскинув голову и расправив плечи. Там летел самолет.

— В укрытие! — крикнул Седой. — Всем в расщелину…

Старенький одномоторный моноплан-парасоль прошел так низко, что Седой увидел пилота. Тот смеялся. И все же он сбросил гранату. Она взорвалась на том месте, где было начертано слово «Лука». Летчик, конечно, прочитал его.

— Мы сами демаскировали себя, — сказал Седой и усмехнулся, — а может быть, это и к лучшему.

Лука с овцами мелькал за гребешками скал и скоро исчез совсем.

И тогда Долгинцов спросил:

— Что, Гайда?

Серб присел на корточки рядом.

— Командир… Это не пастух и не серб.

— Ну да! — искренне вскинулся Седой.

— Он не пахнет сербом, он пахнет старым дорогим одеколоном, а может быть, и опытной немецкой овчаркой. И одежда подобрана случайная. Шляпа горца, а чувяки жителя долин. И ходит, сгорбившись понарошку, у этого человека с трудом гнется спина — значит, солдат.

Седой изумленно смотрел на Гайду. Да, этот человек схватил все или почти все, что успел заметить он сам. «Однако талант», — с уважением подумал Долгинцов. И старый запах немецкого одеколона уловил. И то, что глухонемой оделся для них, не учитывая словенца и серба в группе русских. Как же это, абвер — и такая небрежность. Да, прав, наверное, Веретенников — не те нынче немцы.

— Спасибо, товарищ Гайда, — сказал Седой, — я тоже думаю, что он враг…

Седой ощущал, как течет время. Оно мчалось по изломанной кривой. Во всяком случае, на карте это было так. Группа обшарила десяток пещер, и все напрасно. Бензовозы везли к фронту горючку. Никогда еще за все время войны Седой не испытывал такой беспомощности, как после неудачи с Черной пещерой. Он стал раздражителен, и разведчики с удивлением посматривали на него. Арабаджев сказал:

— Нетерпеливость — плохой советчик, Андрюша…

Долгинцов и сам понимал, что не прав, но у него не было четкого плана поиска. Наблюдение за дорогами ничего не дало. Машин было много, маршруты их предугадать было невозможно, и Седой понимал, что попал в эту круговерть не по своей воле. Кажущаяся неразбериха была организована. Бензовозы проделывали огромную, казалось бы, ненужную работу, они кружили по проселкам и днем и ночью.

Встреча с «пастухом» еще раз убедила капитана, что склад где-то рядом. Он не совсем понял намерение немцев — ведь они знали о существовании группы. Агент, конечно, их всех «сфотографировал» и пересчитал, знает, чем вооружены. Но он не знает двоих — Щеколду и Арабаджева. А это уже хорошо — неопознанный резерв.