Кир Булычёв - Искатель. 1997. Выпуск №1 Страница 8

— Это Егор, — сказала Люська. — Он меня в метро нашел. А что случилось?

— В каком смысле, скворец?

— Где все люди?

— Нету людей, — грустно произнес Пыркин, покачнулся, лом вырвался у него из руки, скользнул по спине и грохнулся об асфальт. — Мы с тобой, Люська, оказались на том свете. Хотя есть и другие теории, с которыми ты имеешь возможность познакомиться.

— Пыркин раньше учителем был, — сообщила Люська, пропустившая мимо ушей сентенцию о том свете. — А потом спился.

— А собачку мою не видели? — спросил Пыркин. — Черная такая собачка Жулик. Может, сманили? Нелюди его не любят.

— Нет, не видели, — сказала Люська. — Не было у тебя никогда собачки.

— Это в той жизни не было, — сказал Пыркин.

— А он у нас во дворе жил, — сообщила Люська Егору. — В прошлом году пропал.

— В позапрошлом, — поправил ее Пыркин. — Под Новый год. Сегодня справляем вторую годовщину моего пребывания на том свете.

Егор понимал, что никакой это не тот свет. На том свете трубят ангелы и так далее. Это для религиозных людей. А Егор не был религиозным человеком.

— Точно, под Новый год, — согласилась Люська. — Его с милицией искали. Овчарку приводили, честное слово. Сама черная, а брюхо серое. Не веришь?

— А Жулик весь черный, — сказал Пыркин.

— Не нашли? — спросил Егор. Вопрос казался странным. Если он здесь, то, конечно же, не нашли. Но Егор спрашивал не зря. Ему интересно было узнать, не остается ли что-нибудь от человека в том, настоящем мире? А вдруг это и в самом деле царство мертвых? Тогда должны были найти труп Пыркина. А перед ними сейчас — его душа.

— Не нашли, — сказала Люська. — Мать говорила, что и хорошо, что пропал. Он как напьется, дикий становился, безумный.

— Вот это лишнее, скворец. Пыркин теперь — другой человек. И вы, молодой человек, не обращайте внимания на детский лепет. Людмила светлая, но замученная жизнью девочка. Не исключено, что мы имеем дело с генетическим дефектом, — заявил Пыркин.

— Какой еще дефект! — обиделась Люська.

— Ну что, вспомним старое? — спросил Пыркин и, поднеся к зубам бутылку водки «Русская», сорвал крышечку. Затем коротко и энергично взболтал водку и воткнул горлышко себе в рот, как будто кормил младенца детским питанием.

Голова Пыркина запрокинулась, кадык ходил по горлу, вот-вот разорвет кожу! Егор и Люська смотрели как завороженные. Водка в бутылке колыхалась, втягиваясь, как в воронку, в горлышко, и пропадала в Пыркине. Когда оставалось около половины, Пыркин вдруг оторвал горлышко от губ и, неловко замахнувшись, кинул бутылку. Она разбилась об асфальт, брызги стекла и жидкости разлетелись букетом, напомнив Егору, как прыгал из окна самоубийца.

— Чепуха, чепуха и всяческая чепуха! — закричал Пыркин, закашлялся и стал отплевываться. Это было неприятное зрелище.

Люська сказала:

— Пойдем отсюда, бог с ним. Алкоголик.

— Не уходите! — откашлялся Пыркин. — Я не пью вовсе. Это так, для памяти.

— Ничего себе память! А еще учителем был, — сказала Люська.

— Ничего ты не понимаешь, — ответил с чувством Пыркин. — Скорбь моя происходит оттого, что здесь нельзя насытить желудок и напоить мою голову. Здесь нельзя напиться, отключить мозги и забыть об ужасной своей судьбе. Понятно?

— Понятно, — сказала Люська, хотя не поняла.

— Эх, одно утешение, что вкус остался.

— Вы только из-за вкуса пьете? — спросил Егор.

— А ты попробуй, давай я тебе другую бутылку открою. Ты попробуй, внутрь проходит, а реакции никакой. Хоть ведро выпей. Дать попробовать?

— Егор, не смей и думать! — приказала Люська, опытная в обращении с пьяницами. — Это так начинают с глоточка, с рюмки. А потом вся жизнь будет поломанная.

— Не буду я пить. Видите, — сказал Егор, улыбнувшись, потому что его вдруг тронула забота Люськи.

— И правильно, — сказал Пыркин. — Мне больше останется.

Он громко засмеялся, хотя смеяться ему не хотелось.

Потом оборвал смех, и сразу стало тихо. Тишина напомнила, что они здесь одни.

— Ну пошли, что ли, — сказал Пыркин.

— Куда? — спросил Егор.

— Вам здесь оставаться нельзя. Сожрут, убьют, издеваться будут. Пошли к нам. На передовой пост империи.

— А вы там не пьянствуете? — спросила Люська.

— Объяснили же тебе! Рады бы пьянствовать, но водка на мозг не действует. Ну, пошли, пошли, а то кто-нибудь придет.

— Пошли, — сказала Люська и, взяв Егора за руку, потянула за собой.

Пыркин пошел впереди.

— Тут недалеко, — сказал он. — У речки живем. На Воробьевых горах, у речки.

— На Ленинских горах? — догадался Егор.

— Называй как знаешь. Может, они и Ленинские, если он с Огаревым тут клятву давал на верность народу.

— Нет, — попался на удочку Егор. — С Огаревым тут клятву давал Герцен.

— Точно, — хмыкнул Пыркин. — Ленин давал клятву с Троцким.

И громко засмеялся. Пыркин не умел иначе смеяться. Он смеялся, широко открыв рот, зубы наружу, щеки трясутся, нос болтается — ну как будто индюк смеется. Только очень отощавший индюк.

Пыркин наступил на стекло, подпрыгнул, задрал ногу и стоял на одной, выковыривая стекло из черной подошвы.

Они прошли мимо круглой громады нового цирка, некоторые стекла его были еще целы. Слева поднимался из пустыря университет, справа пошли причудливые здания Детского музыкального театра. Когда переходили улицу, Егор непроизвольно посмотрел налево.

— Нет здесь троллейбусов, — сказал Пыркин.

За бензозаправкой у Дома пионеров стояло несколько избушек. Еще одна деревня. Пыркин немного прихрамывал, горлышко бутылки высовывалось из кармана пальто. Люська семенила рядом с ним. Егор чуть отстал и попытался прогнать это бредовое видение. Он зажмурился и сосчитал до десяти. Дальше считать не решился, чтобы не упасть. Открыл глаза, но ничего не пропало: на фоне серого неба шагали две фигуры. Впереди сутулый Пыркин в черном пальто, один рукав оранжевый, за ним в клетчатом пальтишке девочка Люська.

— Ты в каком классе учишься? — спросил Пыркин, не оборачиваясь.

— В девятом.

— Может быть, я тебе буду курс истории читать, — сказал Пыркин, — чтобы ты не отставал от программы. Мы тебе и физика найдем. Есть у нас один.

Егор пожал плечами — предложение звучало глупо.

— Меня называй Вениамином Сергеевичем, — сказал Пыркин. — Я не люблю, когда по фамилии называют старших, словно алкоголика какого-то.

— А здесь много людей? — спросил Егор.

— Есть люди, — ответил Пыркин.

— А вас с милицией искали, — почему-то повторила Люська. — Овчарку приводили.