Рождение чудовища - Гульнара Черепашка Страница 8

ли не ошалев от восторга, оглядела полянку. Закрытая со всех сторон высокими, поросшими короткой травой скалами, прогретая солнцем, ползущим к зениту. Трава – мягкая-премягкая. На полях, где девушка провела всю жизнь, такой не было. И поручение – скорее даже не поручение, а награда. Правда, кусты невозможно колючие, но ради сладких ягод можно и потерпеть. Тем более, что теперь на ней любые царапины заживают куда быстрее, чем прежде!

Накато и не заметила, как прошел день, наступил вечер. Только когда повеяло легкой прохладой, спохватилась. Солнце ушло с поблекшего неба.

Обратно в пещеру ее увел колдун. Там уже горели костры – не один, на котором грелась еда. А несколько – вокруг прежнего кострища. Появился плоский камень, на котором разложились костяные инструменты, плошки с пеплом, сушеные травы…

В животе сжался комок холода. Прошедший день разом отодвинулся, стал далеким и будто несуществующим.

Ну да, а она как хотела?! Счастливые дни вроде нынешнего будут выпадать редко среди обычных, наполненных или болью и страхом, или суетой. Впрочем, в этой, новой, жизни они все-таки были – счастливые беззаботные дни. Нынешний и вовсе был, как в далеком, забытом детстве. Да и до прихода в горы дни нельзя было назвать особенно скверными – она просто шла за своим новым хозяином.

Шла, ей не приходилось ни следить за страусами, сгоняя обратно разбежавшихся. Ни вычесывать в конце дня длинную шерсть мамонтов. Ни мыть посуду, ни собирать сухие стебли травы для костра, ни вытряхивать пологи шатров, ни… она просто шла и ела. Спала, ела и снова шла.

- Вот, - голос колдуна вывел из размышлений. – Хотя – сначала сними накидку. Брось в угол, - он кивнул. – И пей.

Отвар оказался ароматный, сладковатый. Но она-то знала, что последует дальше. Выпив, пришлось улечься между разожженными огнями. Голова слегка кружилась. Огонь согревал участки кожи, а голый камень леденил спину. Незаметно накатила чернота, утянула в глубину беспамятства.

*** ***

Накато щурилась на солнечные лучи, лежа у входа в пещеру.

Ощутимо похолодало. Близилась осень. Разумеется, еще будут теплые дни – но они станут все реже, а прохлада будет все сильнее.

Она всегда остро чувствовала в последнем летнем зное приближение прохлады. Но о ней пока что можно не думать – пока еще тепло. А когда солнце поднимется выше, и тень каменного козырька укроет вход, еще потеплеет. Камни нагреются. Возможно, удастся выйти наружу, погреться под солнечными лучами.

Сколько она не выходила? Дней не считала – и не замечала смен дня и ночи.

Но если сейчас глядит на солнце – значит, все закончилась. Мысли прояснились. А колдуна не видать – ушел куда-то?

Хотелось есть. Девушка повернула голову, оглядела внутренность пещеры.

Темно! После солнечного света она не могла различить, что делается в тени. Подняться бы – да сил нет. Ни еды найти, ни выйти наружу.

- Проснулась?! – колдун появился неожиданно, заставив ее вздрогнуть. – И чего лежишь? Вставай! Нам пора идти.

- Куда идти? – растерялась Накато. Голос не слушался, хрипел.

- Эко! Голосок прорезался, - едко проговорил он. – Болтать ты стала горазда, кажется, пора бить. Вставай и выметайся наружу!

- Я не могу, - девушка окончательно растерялась – она отвыкла от такого обращения.

Попыталась пошевелиться – но ничего не вышло. Вот только колдуна это не интересовало. Он пребольно ткнул девушку ногой в бок. Она охнула, на глазах выступили слезы от боли и беспомощности. Она и забыла, когда ее били! Да что там – колдун за всю дорогу ни разу голоса на нее не повысил – не то, что руку поднять. И вдруг – ногами. А тот, будто решил наверстать упущенное, принялся пинками ее выпихивать наружу.

Волей-неволей, через силу, пришлось подниматься. Колдун не церемонился – бил больно. Накато, сжав зубы, пыталась встать на ноги.

Получалось скверно. Тело не слушалось, сердце колотилось, как бешеное. Дыхание срывалось. Накато пыталась заставить ноги и руки повиноваться.

Хотя бы подняться на ноги! Вроде бы ей удалось встать на колени – но колдун в очередной раз пнул ее, и она завалилась набок. В другое время она давно заскулила бы, надеясь заслужить жалость. Сейчас это отчего-то казалось ей унизительным.

Сжав зубы, Накато пыталась отползти, увернуться от болезненных безжалостных пинков. После того, как она выбралась из-под скального навеса, ей пришлось карабкаться по неровным скалам вверх. Колдун подгонял, не давая передышки.

Он следовал по пятам, осыпая девушку ударами, тычками и руганью – не хуже какого-нибудь пастуха. И она лезла и лезла выше, сама удивляясь этому. Пальцы скользили по неровным камням, на руках и коленях оставались ссадины и глубокие порезы. Поразительно, как она не свалилась вниз. Поразительно, как трясущиеся пальцы удерживались за крохотные трещины и уступы, не разжимались. Не единожды ей казалось – вот-вот, и она сорвется.

Когда они добрались до самого верха, солнце касалось горизонта. Накато свалилась без сил на каменистую площадку.

Несколько мгновений отдыха – ровно до того момента, как колдун тоже вскарабкался и очутился рядом с ней.

- Встать! – заорал он.

- Я не могу, - выдавила девушка. Получился слабый шепот.

Она выбилась из сил окончательно. Пусть хоть забьет ее ногами – она больше не двинется с места. В последнем она снова ошиблась: поднялась уже после третьего удара и снова потащилась вперед, не разбирая дороги.

Вниз со скальной площадки уводила узкая, кривая крутая тропка, осыпающаяся под ногами. Пришлось спускаться в сгущающихся сумерках.

Не остановила колдуна даже наступившая вскоре темнота. Он тычками и руганью подгонял Накато, и ей приходилось волей-неволей то ползти, то брести дальше и дальше. Ночь временами вскрикивала, выла и хохотала незнакомыми голосами. Непроглядная темнота мерцала и плясала вокруг.

Боли от ссадин и ушибов девушка не ощущала. Временами она впадала в забытье, и лишь очередной болезненный тычок напоминал: нужно передвигать ноги.

*** ***

Родник прятался на дне ущелья с высокими-высокими отвесными стенами. Наверху наступил день. Но здесь, возле источника, едва-едва забрезжил рассвет – солнце не дотягивалось сюда лучами. И посиневшее небо скупо роняло рассеянный свет, который не отражался в небольшой чаше воды.

Вытекавший из этой чаши ручеек журчал тихо-тихо, точно боясь разогнать остатки ночной темноты. Трава казалась бесцветной.

Накато пила холодную воду большими глотками, не в силах оторваться. Она все время боялась, что вот сейчас колдун закричит на нее снова, и снова погонит вперед, без цели и смысла. Но тот