Инна Живетьева - Стальное княжество. Книга 2. Рунный след Страница 9

На пороге наткнулся на Тилсу. «Ну вот, – решил Влад удовлетворенно. – Так я и думал, она следить будет».

Служанка охнула:

– Вы же простудитесь! Немедленно переодевайтесь, я сейчас принесу полотенце.

Влад скинул с себя мокрое и начал лихорадочно рыться в сундуке. Было прохладно, от стен тянуло сыростью, и зубы выбивали дробь. Только начал натягивать сухие штаны, как в комнату ворвалась Тилса. Без всякого почтения к княжескому гостю набросилась на него с полотенцем. Влад замер. Девушка была выше его, да еще привстала на цыпочки от усердия, и у него под носом оказалось потрясающее зрелище: в распахнутом вырезе рубашки светилась молочно-белая грудь. Так близко, что можно было пересчитать веснушки. Не скованная корсетом, грудь подрагивала при резких движениях, и у Влада перехватило дыхание. Он торопливо подхватил штаны.

– Молодой господин стесняется? – шепнула в ухо Тилса, согрев дыханием щеку.

Шустрые руки перебрались на спину, растирая полотенцем до жара. Сердце бухало так, что Влад был уверен – удары отдаются в Тилсины пальцы. Полотенце скользнуло по груди, очень мягко, поглаживая. Прошлось по плечам… и замерло. Влад перевел дыхание, точно вынырнул из жарко натопленной бани. Тилса, помаргивая рыжими ресничками, смотрела на клеймо. Полотенце мертвой шкуркой повисло в руках.

Вот черт!

Влад сказал грубо:

– Ты ничего не видела, поняла? Тебя разве не предупреждали? Это семейное дело Отинов.

«Ну я и гоню!» – подумал он.

– Ты забыла, мы гости наследника! Мы – друзья сэта Кира Отина!

Глаза Тилсы странно блеснули, легкий румянец выступил на щеках.

– Но даже друзья наследника могут простудиться, – полотенце снова скользнуло на спину, натянулось, придвигая парня ближе. – Если молодого господина будет перед сном знобить, я могу приготовить ему горячий отвар.

Девушка на мгновение прижалась грудью к плечу Влада.

– Уже, – вырвалось у него.

– Что – уже?

– Меня уже знобит!

– О, как жаль! А мне нужно накрывать к ужину. Да и не след отвар сейчас пить, лучше совсем попозже, перед тем как ложиться в кроватку.

Невинное вроде бы слово «кроватка» привело Влада в смятение. Он снова судорожно поправил штаны.

– Может, заглянете ко мне перед сном? Моя комната этажом ниже, третья дверь направо от лестницы.

Тилса опять прижалась грудью. Влад, облизнув губы, спросил:

– После тренировки, ладно?

Комкай не комкай штаны, а все равно понятно.

– Я буду готова к вашему визиту.

Девушка выскользнула за дверь, оставив полотенце. Влад рухнул на кровать и прижал ткань к лицу. Пахло Тилсой. Неужели – не показалось? Он понял правильно?

…Темно. Горячие руки Тилсы, шепот:

– Я думала, вы смелее, я же помню. Вон как господину учителю отвечали, прямо в его глаза жабьи. Ну что же вы?

– Говори мне «ты».

Хрипит, как простуженный. Но пересохло в горле, колотится сердце.

– Хорошо, ты смелый.

Хихикает. Щекочет. Влад выдавил смешок.

– Непохож на остальных, я сразу заметила. Тебе же все равно, что я служанка, правда? С княжичем дружишь. А я – никто. Девка безгласная, место пустое.

– Ты не никто! Ты…

– Да, милый, да. Я сейчас для тебя – все. Ух, какие у тебя сильные руки. И вот тут, ну, давай же.

Стонет в темноте Тилса.

– Я для тебя сейчас больше, чем тэмова дочка, правда, хороший мой? Намного больше, я знаю! А хочешь, я стану даже выше княгини? Я могу, мои пальчики умеют не только пуговки расстегивать. Подожди, вот так будет удобнее…

Хриплый кашель царапал горло. Костя поежился: как неохота идти под дождь! Заливало вот уже который день, по улицам катились бурные потоки – в некоторых местах по колено, на ногах трудно удержаться. К закрытию трактира управляющий приезжал на крепкой лошади. Входил в зал, ругаясь и отплевываясь. Одежда намокала даже под кожаным плащом.

У порога рабов привязывали к канату, туго перехватывая запястья веревкой. Исключение делалось только для Кости, его, как когда-то у Дарла, ставили замыкающим и обматывали конец вокруг пояса. Повил убивал двух зайцев: не приходилось ждать, пока самые слабые преодолеют напор воды, и не нужно высматривать за пеленой дождя, все ли на месте.

Костя стерпел, когда управляющий захлестнул его веревкой и слишком сильно затянул узел. Промолчал, несмотря на то, что спина отозвалась болью. Повил злился: скрипача дважды высекли, но он не согласился играть. А ведь, казалось, еще чуть-чуть – и сдастся, так плачет и кричит под плетьми. Повил не понимал, что слезы – отдельно, а решение не брать в руки скрипку – отдельно. В трактир мальчишку все равно таскали и заставляли делать самую тяжелую и грязную работу. Он выматывался так, что к вечеру не держался на ногах. Но, встречаясь взглядом с управляющим, качал головой.

Дождь ударил по плечам, и Костя мгновенно намок. Веревка дергалась рывками, идти было трудно, и не дай бог поскользнешься – успеешь наглотаться воды. Заливало за шиворот, текло по лицу, хлюпало в раскисших чунях. Сегодня дорога показалась особенно долгой.

На кухне скрипач устроился у печи, его знобило. Мокрая рубаха липла к спине. Отжать ее не было сил, поесть – и то проблема. Голод преследовал постоянно, но при мысли о том, что нужно идти, получать из рук кухарки миску, сидеть за длинным столом вместе с остальными рабами и хлебать безвкусное варево, накатывала тоска. Костя устал постоянно видеть чужих людей, слышать их голоса, простуженное сопение, хриплое дыхание, кашель.

Он потрогал лоб, замерзшие пальцы обожгло. Заболел. «Надо сказать Фло». Слова возникли перед глазами, будто написанные тушью на белом листе. Костя несколько мгновений разглядывал их, прежде чем сообразил, что они означают.

Нет. Чтобы сказать Фло, придется сначала выбраться из угла, оторвавшись от теплого печного бока, обойти Барбу, дальше открытое пространство шириной в десяток досок, насквозь простреливаемое взглядами, мимо стола, за которым гомонят рабы. А потом нужно ворочать языком и объяснять, что случилось. Сил не было.

Остаться бы одному и не слышать ни звука, даже потрескивания фитиля и шуршания тараканов в соломе. Отгородиться веками от белого листа, и пусть на нем пишется все что угодно.

Потом Костя понял, что уже лежит на лавке. Поел он или нет – не помнил.

Антон долго не мог угомониться. Скрип досок под его ногами был неприятен.

На белом листе появились буквы: «Тишина». Костя пробовал слово на вкус, произнеся про себя по складам. Когда по нёбу скользнуло последнее «на-а-а», лист снова стал пустым.

«Тишина». Какое хорошее слово.

– Костя, спишь?

Антон сел на лавку, со стуком сбросил обувь. Прошуршала солома.

«Нет». Косте показалось, он произнес это вслух, но звуки родились только в сознании и не шевельнули губы.

– Скажи, Лерка красивая, правда?

Костя услышал, как клокочет внутри Антона невысказанное, и пришел в отчаяние. Зачем нужно разговаривать? Лучше уснуть, очень тихо, чтобы не было слышно даже дыхания.

– Чего молчишь?

«Не просыпаться», – черные буквы на белом фоне.

Антон обиженно засопел и лег. Но Косте уже было не до него, надпись его неожиданно заинтересовала. Отличный выход – никогда не просыпаться. Правда, немного страшно, но зато потом будет тихо-тихо, и перестанет болеть спина.

Тени метались по стенам, тренируясь так же добросовестно, как и мальчишки.

– Хватит, – скомандовал Славка и опустил меч.

Влад оглушительно чихнул.

– Правда, – сказала Аля.

Алешка сел на пол и с наслаждением вытянул ноги. Стащил через голову мокрую от пота рубаху.

– Ну ты, Славка, садюга. Зверь.

– Хуже, – гнусаво сказал Влад и шмыгнул носом.

Аля спрыгнула с подоконника.

– Дождь еле моросит. Может, все? Сколько можно!

Одиннадцать дней, посчитал Славка. Пора бы.

Сима аккуратно вкладывала меч в ножны, но неожиданно повернулась. Ножны полетели в сторону, а клинок метнулся к Славкиной груди. Он успел отклониться в последний момент, блокировал удар. Сима довольно кивнула.

– Я пошел. – Влад торопливо выскочил за дверь.

Славка удивленно посмотрел ему вслед. Что-то странное происходит. Влад сам на себя не похож: учителю не дерзит, клюет носом на лекциях и равнодушно встречает замечания. Перестал злиться по пустякам, на Алькины выпады высокомерно хмыкает, и только.

– Между прочим, – сказал Славка, – Влад по ночам куда-то уходит. Я сегодня два раза просыпался, его не было.

– Ну и что? – спросил Алешка. – Может, он обожрался. Или в коридоре чихал.

– Угу, которую ночь подряд. Все, бедняга, никак прочихаться не может. И что интересно, слухачу это по барабану.

Все посмотрели на птицу. Та, не обращая на них внимания, чистила опушку на груди.

– Видите? Сидит. А если кто из нас выйдет, сразу полетит следом.