Эдгар Берроуз - Тарзан - приёмыш обезьяны Страница 9

Обезьяны

В лесу на плоскогорье, в одной миле от океана, старый Керчак, глава обезьяньего племени, рычал и метался в припадке бешенства.

Более молодые и проворные обезьяны взобрались на самые высокие и тонкие ветви гигантских деревьев, готовые в любую минуту обломиться под их тяжестью. Они предпочитали рисковать жизнью, но держаться подальше от старого Керчака во время его припадка неукротимой ярости.

Другие самцы разбежались по всем направлениям. Взбешенное животное успело переломить позвонки одному из них своими громадными, забрызганными пеной клыками.

Несчастная молодая самка сорвалась с высокой ветки и свалилась на землю к ногам Керчака.

Он бросился к ней с диким воплем, схватил сломанный сук и принялся злобно бить ее по голове и плечам, пока не размозжил череп.

И тогда он увидел Калу. Возвращаясь со своим детенышем после поисков пищи, она не знала о настроении могучего самца. Внезапно раздавшиеся пронзительные предостерегающие крики ее соплеменников заставили Калу искать спасения в безоглядном бегстве. Керчак бросился за ней и едва не схватил за ногу. Кала совершила единственное, что ей оставалось — опасный отчаянный прыжок, который обезьяны делают, не видя другого выхода.

Перелетев через бездну, она ухватилась за ветку соседнего дерева, но внезапный толчок сорвал висевшего на ее шее детеныша, и бедное существо, вертясь и извиваясь, полетело на землю с высоты тридцати футов. С тихим стоном, забыв о страшном Керчаке, бросилась Кала к нему. Но когда она прижала к груди крохотное изуродованное тельце, жизнь уже оставила его.

Она сидела печально, качая маленькую обезьяну, и Керчак уже не пытался ее схватить. Со смертью детеныша припадок демонического бешенства прошел у него так же внезапно, как и начался.

Керчак — огромный обезьяний царь, весом, примерно, в триста пятьдесят фунтов. Лоб у него был низкий и покатый, глаза налиты кровью, очень маленькие и близко посаженные у широкого плоского носа; уши широкие и тонкие. Свирепый нрав и могучая сила двадцатилетнего самца сделали его властелином маленького племени. Теперь, когда он достиг полного расцвета сил, на огромной территории джунглей не было обезьяны, которая осмелилась бы оспаривать у него право ка власть. Другие крупные звери тоже не тревожили его. Один только старый слон Тантор не боялся его — и его одного лишь боялся Керчак. Когда Тантор трубил, большая обезьяна забиралась со своими соплеменниками на вторую террасу деревьев.

Племя антропоидов, в котором, благодаря своим железным лапам и оскаленным клыкам, владычествовал Керчак, насчитывало около восьми семейств. Каждое из них состояло из взрослого самца с женами и детенышами. Всего в племени было от шестидесяти до семидесяти обезьян.

Кала была младшей женой самца Тублата, и детеныш, который насмерть разбился у нее на глазах, был их первенцем. Ей самой было всего девять или десять лет. Несмотря на молодость, это было крупное, сильное, хорошо сложенное животное с высоким, круглым лбом, который указывал на большую смышленость. Она обладала поэтому также и большой способностью к материнской любви и материнскому горю. И все же она была обезьяной — громадным, свирепым, страшным животным из породы, близкой к породе горилл, — правда, несколько более развитой, чем сами гориллы, что в соединении с силой Керчака делало ее племя самым страшным изо всех племен человекообразных обезьян.

Когда стало очевидным, что бешенство Керчака улеглось, все медленно спустились со своих убежищ на землю и снова принялись за прерванные занятия. Детеныши играли и резвились между деревьями и кустами. Взрослые обезьяны лежали на мягком травяном ковре. Некоторые переворачивали упавшие ветки и гнилые пни в поисках насекомых и пресмыкающихся, которых они тут же поедали. Другие обследовали деревья и кусты, разыскивая плоды, орехи, птенцов и яйца. Так прошло около часа, затем Керчак созвал всех и приказал следовать за ним.

В местах с низкой растительностью обезьяны шли большей частью по земле, пробираясь по следам слонов — этим единственным проходам в густо переплетенной массе кустов, лиан, стволов деревьев. Их походка была неуклюжа, медленна, они переваливались с ноги на ногу, ставя суставы сжатых рук на землю и бросая вперед свое неловкое тело. Но когда дорога вела через молодой лес, они передвигались гораздо быстрее, перепрыгивали с ветки на ветку с ловкостью своих маленьких сородичей-мартышек. Кала все время несла крохотное мертвое тело детеныша, крепко прижимая его к груди.

Вскоре после полудня стая достигла холма, господствовавшего над взморьем, откуда просматривалась маленькая хижина. К ней и направился Керчак.

Он видел, как многие из его племени погибали от грома, исходящего из маленькой черной палки в руках белой обезьяны, обитающей в странном логовище. Керчак решил во что бы то ни стало добыть эту палку, несущую смерть, и исследовать снаружи и внутри таинственную берлогу. Уже много раз ходил он со своим племенем на разведку, выжидая момента, надеясь застать белую обезьяну врасплох.

В этот раз они не увидели человека. Дверь хижины была открыта. Медленно, осторожно и безмолвно крались обезьяны сквозь джунгли к маленькой хижине. Не слышно было ни рычания, ни криков бешенства — маленькая черная палка научила их приближаться тихо, чтобы не разбудить ее. Ближе и ближе подходили они. Наконец Керчак подобрался к самой двери и заглянул в хижину. Позади него стояли два самца и Кала, крепко прижимавшая к груди мертвого детеныша.

Внутри они увидели белую обезьяну. Она сидела у стола, склонив голову на руки. На постели вырисовывалась другая фигура, прикрытая парусом. Из крошечной деревянной колыбели доносился жалобный плач малютки.

Керчак неслышно вошел и приготовился к прыжку. Но в это время Джон Клейтон, почувствовав опасность, поднял голову и оцепенел от страха. В дверях стояли три самца-обезьяны, а за ними столпились другие — сколько их там было, он так никогда и не узнал. Револьверы и ружье висели далеко на стене. Керчак кинулся на него.

Когда царь обезьян отпустил безжизненное тело того, кто еще минуту назад был Джоном Клейтоном, лордом Грэйстоком, он обратил внимание на маленькую колыбель и потянулся к ней. Но Кала предупредила его намерения. Прежде чем успели ее остановить, она схватила живого младенца, шмыгнула в дверь и забралась на дерево. Она оставила в пустой колыбели своего погибшего детеныша. Плач ребенка разбудил в ней материнскую нежность, которая была уже не нужна мертвому. Усевшись высоко среди могучих ветвей, Кала прижала плачущего ребенка к груди, он инстинктивно почувствовал мать и затих. Сын английского лорда и английской леди стал кормиться грудью большой обезьяны Калы.