Томас Майн Рид - Обессилевшая рука. Рассказ о мести в лесной глуши Страница 9

– Вас шестеро, – говорит охотник, по-видимому, делавший тем временем расчеты. – Вы все сыновья богатых отцов, все способны заплатить мне по сто долларов в год, чтобы я мог жить нормально. Шестьсот долларов. Не очень много. Но даст мне возможность не умереть с голоду. Охота здесь пошла ко всем чертям, и вы, приятели, приложили к этому руку. Так что должны быть рады помочь человеку, бизнес которого свели на нет. Что-то вроде пенсии. По сто долларов с каждого, и плата должна быть ежегодной. Мы все знаем, за что она. Согласны?

– Я согласен.

– И я.

– Я тоже.

Согласились все шестеро.

– Что ж, тогда можете уезжать. Больше от меня об этом деле не услышите. Конечно, если не будете дураками и не станете задерживать плату. Если сделаете это, клянусь небом…

– Не нужно, Джерри Рук, – прервал Брендон, не желая выслушивать угрозу. – Можешь положиться на нас. Я сам буду следить за этим.

– Хорошо. Насчет этой шкуры, висящей на дереве. Вы, наверно, ее не хотите? Могу я взять ее, чтобы закрепить наш договор?

Никто не возразил. Старику разрешили воспользоваться плодами охоты – и тем, что на поляне, и тем, что дальше в лесу. Все с радостью отказывались от любого напоминания о том, что произошло в этот злополучный день.

Они ехали медленно, погрузившись в мрачные мысли, все разъехались по домам, оставив Джерри Рука одного.

А старый охотник довольно усмехался.

– Теперь нужно разобраться с Диком Тарлтоном! – воскликнул он, снимая с ветки медвежью шкуру и двигаясь по тропе. – Если и это мне удастся, это день будет самым счастливым в моей жизни.

Звуки человеческих голосов смолкли на поляне. Теперь слышался только свист крыльев: это канюки возвращались к прерванному пиру.

Глава X

Клятвы мести

Солнце село, и под деревьями темно; в глубине леса еще темнее. Если бы не светляки, фигуры двух человек, стоящих под деревом, были бы совершенно неразличимы.

При таком слабом свете невозможно разглядеть их лица; но голоса узнать можно; стоящие заняты серьезным разговором.

Действие происходит на берегу медленного болотистого ручья, который протекает недалеко от хижины охотника, в двадцати ярдах от нее. Говорящие только что вышли из хижины, очевидно, чтобы их разговор никто не услышал.

В хижине горит слабый свет, он исходит из той части, которая служит одновременно гостиной и кухней; это огонь в очаге. Но никого нет, ни одной живой души, кроме лежащей у очага собаки.

Еще более слабый свет маканой свечи пробивается сквозь щель двери, ведущей во внутреннее помещение. Заглянув туда, можно увидеть силуэт молодой девушки, сидящей у низкой постели, на которой лежит юноша, по-видимому, спящий. Во всяком случае он не шевелится; и девушка смотрит на него молча. Света едва хватает, чтобы разглядеть на ее лице выражение тревоги или печали, но недостаточно, чтобы понять, какое именно это чувство.

Двое мужчин снаружи зашли за толстый ствол тополя и продолжают диалог, начавшийся у очага на кухне, на котором готовился уже съеденный ужин. Стоит теплая осенняя погода, а медведи еще не залегли на зимнюю спячку.

– Говорю тебе, Дик, – произносит старый охотник, чья очередь высказаться, – твои речи о мести – величайшая глупость. Вызвать их в суд, как же! Что хорошего это тебе даст? Будет суд, будут судьи – их отцы, но у тебя столько же шансов добиться правосудия, как разжечь трубку от этих светлячков. У них деньги, у них влияние, а закон в наших краях без того и другого не действует.

– Я знаю это… знаю, – с горечью отвечает Тарлтон.

– Еще бы тебе не знать, Дик. У тебя нет денег, и поэтому твой иск ничего не даст. К тому же это старое обвинение, от которого ты ушел. Ведь это те самые люди или их сыновья…

– Будь они прокляты! Те же самые: Баки, Брендон, Рендол, все те же самые. О Боже! Это судьба. Их отцы погубили меня, испортили мне жизнь, а теперь их сыновья сделали это! Странно, удивительно странно!

– Что ж, согласен, это любопытно; и выглядит так, словно сам дьявол приложил руку. Но он играет против тебя, Дик; и если ты попытаешься выступить против него, он тебя снова побьет. Послушайся моего совета и убирайся отсюда как можно дальше. Калифорния далеко. Уезжай туда. Разбогатей, если сможешь, потом возвращайся. Когда у тебя карманы будут полны золота, ты будешь распоряжаться законом и сделаешь, что захочешь.

– Я так и сделаю – и за свои беды, и за его, бедного мальчика!

– Ну, что ж, это имеет смысл. С тобой обошлись очень плохо, это несомненно. Но все же, Дик, ты должен признать, что улики были против тебя.

– Против меня – проклятие! Судя по тому, как ты это говоришь, Джерри Рук, можно подумать, что ты тоже в них поверил! Если бы я так подумал…

– Но я не поверил тогда и не верю сейчас, нисколько не верю, Дик. Я знаю, что в этом ты не виноват.

– Джерри Рук, я поклялся тебе и клянусь снова: я не виноват в убийстве этой девушки. Признаю, что она встречалась со мной в лесу; на том самом месте, где ее нашли с пулей в сердце рядом с моим пистолетом. Тот, кто это сделал, украл пистолет из моего дома. Это сделал один из двух, кто именно, не знаю. Либо Бак, либо Брендон, отцы парней, которые были здесь сегодня. Сыновья такие же, как отцы. Оба хотели получить девушку и ревновали ко мне. Они знали, что я она предпочла меня; и именно поэтому, без сомнения, погубили ее. Это сделал один из них; и если бы я знал, который именно, давно отправил бы его вслед за ней. Но я не хотел убивать невиновного; и сказать по правде, девушка для меня ничего не значила. Но после того, что произошло сегодня, я получу удовлетворение у них и у их сыновей тоже, у всех тех, кто сегодня участвовал в этом грязном деле.

– Ну, ну; но это дело подождет твоего возвращения из Калифорнии. Говорю тебе, Дик, сегодня ты ничего не можешь сделать, только попадешь в петлю. Они так же сердиты на тебя, как и в тот день, когда ты стоял под веткой с петлей на шее; и если бы тебе тогда не удалось вырваться из их когтей, тебе пришел бы конец. И если ты покажешься сейчас, будет то же самое, и второй раз уйти тебе не удастся. Поэтому отправляйся в Калифорнию. Собери как можно больше золота. Возвращайся; и, может, тогда я помогу тебе получить удовлетворение, о котором ты говоришь.

Тарлтон стоит молча, он как будто размышляет. Странно, но в словах его нет печали – только гнев! Горе о потерянном сыне, где оно? Неужели так быстро прошло? Или его затмила более острая жажда мести?

С явным нетерпением его советчик продолжает:

– Я объяснил, почему тебе нужно уходить; и если ты не послушаешься, Дик, то поступишь очень глупо. Уезжай в Калифорнию и добудь золота; сначала золото, потом месть.