Густав Эмар - Лесник Страница 9

— А где же лошади, сеньор? — спросил ньо Сантьяго.

— Мой слуга держит их у калитки сада.

— Педро, — приказал лесник, — позаботься о слуге этого сеньора.

Педро поклонился и немедленно вышел.

Веселость и оживление, так давно исчезнувшие из дома, точно вернулись вместе с гостем.

Губы улыбались, глаза блистали, разговор был оживлен. Дон Фелипе очаровывал остроумием и веселостью. Он говорил про Толедо, про двор и вельмож, окружавших короля, как человек посвященный во все тайны придворного быта; он ловко передавал забавные анекдоты; словом, добродушно-свободным обращением, которое никогда не переступало границ приличия и хорошего вкуса, и слегка насмешливым, но всегда утонченным умом приводил в восторг своих слушателей, которые все время находились под обаянием его живой, меткой и увлекательной речи.

Часы летели, словно минуты.

Но в конце концов пришла пора расставаться, хотя дону Фелипе, по-видимому, так нравилось это милое семейство, что он всячески отдалял минуту отъезда.

В три часа, однако, ему необходимо было уехать; его звание обязывало его прибыть ко двору не позднее шести часов.

Итак, он отправился в путь, дав слово опять приехать, и хозяева усердно просили его не забывать своего обещания.

Дон Фелипе вернулся опять. Сперва он приезжал раз в неделю, потом по два раза и, наконец, ежедневно.

С каждым разом его посещения становились продолжительнее; казалось, ему стоило большого труда отрываться даже на несколько часов от своих новых друзей.

Они же, со своей стороны, питали к нему искреннюю и глубокую привязанность.

Надо отдать дону Фелипе справедливость, что он делал все на свете, дабы угождать всем и каждому.

Он охотился с лесником, беседовал о духовных предметах с доньей Марией, которая была чрезвычайно набожна, смеялся, пел, играл и бегал с молодыми девушками, был щедр и обходителен со слугами и даже искал дружбы собак, кормя их пряниками.

Чего же больше?

Однажды дон Фелипе объявил, что не появится целых три дня по непредвиденному случаю. Его величество король Филипп IV должен был принять посланника французского короля, прибывшего в Толедо накануне. Хотя двор изначально переехал в город всего на несколько дней, он словно окончательно основал тут свое пребывание; по крайней мере, уже целых пять месяцев король испанский жил в Алькасаре — дворце мавританских владык.

Не знали, чему приписать это внезапное расположение короля к Толедо, но жители провинции, равно как и города, оставались очень довольны продолжительным пребыванием двора, так как оно оживляло торговлю и вдобавок ко всему принесло ту выгоду, что Толедские горы избавились от разбойников, до тех пор процветавших там в полной безнаказанности, нанося большой ущерб мирным городским и окрестным жителям.

На другой же день после охоты, о которой мы упоминали, несколько отрядов войска обложили гору, а другие в то же время изъездили весь лес вдоль и поперек. Разбойники были захвачены все до одного и вздернуты на виселицу без дальних околичностей.

Итак, дон Фелипе уехал, объявив, к огорчению всего семейства лесника, что визит французского посланника задержит его на целых три дня, но на четвертый день он прискачет во весь дух к своим добрым друзьям.

Прошло двое суток. Утром на третий день отец Санчес, достойный наставник молодых девушек и преданный друг семейства, сходил со своего мула у садовой калитки. Все кинулись к нему навстречу, однако добрый пастырь казался печален и озабочен.

В то время это был человек лет тридцати пяти, со строгим лицом и величавой речью, преждевременно состарившийся от перенесенных мук и страданий — как душевных, так и телесных.

Посещение священника в этот день вовсе не входило в его привычки — уже с год он не проводил занятий с молоденькими девушками, образование которых было закончено; раза два-три в месяц, никак не более, он приезжал, чтобы провести несколько часов в семействе лесника, а между тем не прошло и пяти дней со времени последнего посещения достойного пастыря. Дамы очень обрадовались ему, однако не знали, чему приписать посещение отца Санчеса, образ жизни которого был по преимуществу точный и определенный.

Пожимая руку хозяина, священник шепнул ему:

— Найдите предлог, чтобы нам остаться наедине, мне нужно переговорить с вами о важном деле.

— Знаете что, отец Санчес, — громко ответил ему ньо Сантьяго, — ведь еще рано, чтобы запираться с дамами, не лучше ли вам пройтись со мной по долине? Дичи теперь бездна; быть может, мы и подстрелим кое-что к обеду.

— Вы — пожалуй, любезный сеньор, только не я! Ведь я никогда не охочусь, как вам известно, — возразил пастырь с кроткой улыбкой, — однако, если вы желаете, я охотно пойду с вами; мне будет полезно размяться после долгой дороги верхом.

— Идите, сеньор падре, — сказала донья Мария, — но не задерживайтесь надолго! В особенности не давайте мужу завлечь вас далеко; помните, что мы ждем вас с нетерпением.

— Мы вернемся не позднее чем через час, не так ли, ньо Сантьяго?

— Когда вам будет угодно, сеньор падре.

— Вот это умно сказано, — похвалила донья Мария, — желаю удовольствия, господа.

Мужчины ушли. Пока их можно было видеть из дома, они говорили исключительно о посторонних предметах, но после нескольких поворотов они достигли густого леса, под сенью которых, внимательно наблюдая, что происходит вокруг, могли беседовать, не боясь, чтобы их подслушали или застигли врасплох.

Лесник растянулся на траве и знаком предложил священнику располагаться возле него; собакам он велел сторожить.

— Ну, отец Санчес, теперь я готов слушать, — сказал он, — что вы хотите мне сообщить, мой добрый старый друг?

— Я только хочу рассказать вам одну историю, — ответил священник своим приятным голосом.

— Историю?

— Да, друг мой, — с тонкой улыбкой подтвердил отец Санчес, — разумеется, вы вольны извлечь из нее заключение, какое найдете нужным.

— Ага! Очень хорошо понимаю, сеньор падре! Говорите же, я вас слушаю.

— Итак, друг мой, — начал пастырь, — жил-был некогда великий испанский король по имени Филипп, не помню — первый ли, второй, третий или четвертый по порядку престолонаследия.

— Не суть важно, сеньор падре, продолжайте. Итак, вы говорите?..

— Я говорю, что король этот Филипп — который именно, ровно ничего не значит в этом деле — был охотник путешествовать, и разъезжал он, если верить хронике…

— Не «Современной хронике» Тюриена7, надеюсь?

— Я боюсь, что именно ей; итак, разъезжал король единственно для того, чтобы избавиться от докучливости своего первого министра, которого он ненавидел, однако последний был настолько всемогущ, что иначе его величество не мог спасаться от него. Вышеупомянутый король прибыл однажды в добрый свой город Кордову.