Джеймс Кервуд - На равнинах Авраама Страница 9

Повинуясь инстинкту хозяйки, Катерина со всех сторон осмотрела мясо и только потом подошла к висевшему на стене зеркалу, откинула капюшон и поправила волосы. Затем она оглядела стол, на который специально для жареной оленины Хепсиба поставил оловянную посуду. Анри заметил, как на ресницах Катерины блеснули слезы, и, на мгновение задержав ее руки в своих, почувствовал, как сильно бьется ее сердце.

Прошло два года с тех пор, как она в последний раз видела Хепсибу: два года ожидания, надежд и молитв за легкомысленного брата, ее последнего кровного родственника, который появлялся и исчезал с непостоянством ветра, но пока так и не сумел убедить сестру бросить мечту однажды увидеть его членом их маленькой семьи. При каждом появлении Хепсиба не скупился на обещания, душой клялся, что твердо решил исполнить давнишнее желание Катерины и навсегда поселиться с ними. Но в один прекрасный день или ночь он исчезал со всеми своими пожитками. О нем не было ни слуху ни духу иногда месяцев шесть, иногда год, иногда, как сейчас, и того больше. Он возвращался, по-прежнему щедрый на обещания, готовый клясться чем угодно, в том числе и душой, но никто не сомневался, что в конце концов он снова исчезнет. «Я не могу прощаться даже с индейцем, а о Катериной тем паче, — однажды под большим секретом признался он Анри. — Уж лучше я оставлю ее смеющейся, чем в слезах».

Возвращался Хепсиба, неизменно неся на плечах огромный мешок, словно хоть отчасти хотел искупить свой грех. Развязывание мешка и распределение его содержимого со временем превратилось в самое значительное и волнующее событие в жизни Джимса и — в несколько меньшей степени — в жизни его матери. Но на этот раз, возвращаясь за ружьем в компании своего любимого дядюшки Хепа, Джимс даже не вспомнил про мешок. В решающий момент его жизни рядом оказался герой из героев, и, дабы заручиться его обещанием хранить тайну, Джимс не стал терять времени и рассказал про мальчишку, которого ненавидел. Заметив судорожное подергивание руки племянника и предательское дрожание его голоса, Хепсиба уселся на мешок с мукой и сидел до тех пор, пока умелыми вопросами и проявлением сочувственного интереса не выведал у Джимса большую часть того, что мальчик утаил от родителей. Только после того как Анри во второй раз протрубил в рог, призывая к обеду, они поднялись на ноги, и, когда Хепсиба взвалил на плечи мешок с мукой, его круглое малиновое лицо было похоже на полную луну, сулящую исполнение всех желаний.

— Для победы в драке важны не габариты, Джимми, — доверительно говорил он. — Кроме того голландца в Олбани, еще ни одному верзиле не удавалось отколошматить меня. А я, как видишь, весьма умеренных габаритов. Уж коли на то пошло, я всегда, и не без причины, предпочитал крупных противников. Они не очень проворны, не умеют падать и в девяти случаях из десяти заплыли жиром. Так вот, судя по тому, что ты рассказал мне про этого твоего Поля Таша, ты можешь так отделать его, что он взмолится о пощаде. Ну а когда он будет ползать у тебя в ногах, — самое время хорошенько всыпать ему, да еще с походом, чтобы впредь неповадно было. Вот так-то. На том и порешим, Джимми.

Из-за угла дома навстречу заговорщикам вышла Катерина; Хепсиба благоразумно воздержался от дальнейших советов и весьма выразительно подмигнул Джимсу.

В тот вечер в дом Булэнов впервые за два долгих года пришел настоящий праздник. В честь гостя зажгли четыре лампы и целую дюжину свечей. Над необъятными безлюдными просторами пала ночная тьма, плотные дождевые тучи скрыли звезды, а дом на краю Заповедной Долины был полон света и веселья. В нем царила истинная радость, и никто, казалось, не замечал раскатов грома, ливня, барабанящего по крыше, стука ветра в оконные стекла. Разрезали мясо, и начался настоящий пир. Стол ломился от маисовых лепешек, картофеля с морковью, пудинга, многих других блюд, и поэтому прошло не менее часа, прежде чем Хепсиба Адаме отодвинул от стола свой конец длинной скамьи и вытащил из-под лестницы, ведущей в комнату Джимса на чердаке, плотно набитый мешок.

Сколько помнил себя Джимс, то был обычный сигнал очистить стол, убрав с него все до последней крошки. Пока отец курил длинную голландскую трубку, а дядюшка Хепсиба возился с мешком, притворяясь, будто никак не может развязать его, сын и мать наперегонки убирали со стола, каждый занимаясь своей половиной. Потом Катерина ставила на концы стола по лампе и усаживалась напротив брата; в такие минуты щеки ее пылали от удовольствия, в глазах горело радостное ожидание, ничуть не меньшее, чем восторг и нетерпение Джимса.

Хепсиба погружал руки в таинственные недра мешка.

— Ничего стоящего. Несколько пустячных безделиц. — Слова эти он повторял из года в год. — Несколько безделок для мальчугана, кой-какие побрякушки для сестрицы да кое-что ценою в фартинг для тебя, Анри. Купил по случаю и по дешевке в Олбани, где живет голландец с тяжеленными кулачищами. А вот и первый пакет, подписанный грамотеем, который продал мне свой товар. Так-так… чепец, гофрированный воротник, шемизетка и рулон кружев по пяти шиллингов за ярд. И кому же здесь могут пригодиться все эти глупости, как не…

И под радостные восклицания сестры он бросил ей сверток. Горя нетерпением, Катерина едва успела раскрыть его, а Хепсиба уже с притворным недоумением разглядывал при сиянии свечей красную шелковую юбку. Пораженная Катерина шумно глотнула воздух и вскочила на ноги. Хепсиба заранее во всех деталях продумал свой сюрприз, и на столе друг за дружкой появились белый капор, черный капор, еще три юбки: одна — из тончайшей алой ткани с черными кружевами, вторая — из разноцветной плотной ткани с игольными кружевами и третья — из черного шелка на пепельно-серой подкладке. Катерина замерла, не в силах отвести взгляд от всех этих сокровищ, достойных королевы, а брат прибавил к ним пару корсетов для тончайшей талии в восемнадцать дюймов и высыпал на них такое множество кружевных рукавчиков, воротничков, брыжей и шейных платков, что она на мгновение зажмурила, затем широко раскрыла глаза, словно опасаясь какого-нибудь хитрого подвоха.

— Матерь Божия! — наконец воскликнула Катерина. — И все эти восхитительные вещи для меня?

— Ну, разумеется, нет, — ледяным тоном ответил Хепсиба. — Корсеты для Джимса, алая юбка с кружевами — для Анри, чтобы по воскресеньям ходить в ней в церковь.

Но Катерина если и слышала шутку брата, то не обратила на нее внимания. Ее тонкие пальцы быстро перебирали подарки, с нежностью задерживаясь то на одном, то на другом, пока Анри не забыл о своей трубке, а Джимс не встал с места, чтобы получше разглядеть взволнованное лицо матери.