Сергей Плеханов - Приключения-85 Страница 9

— Да уж по заведенному…

— Будет вам угощенье.

Тихон, получивший прилюдный щелчок, не желал, однако, признавать свое поражение. Он по-петушиному вытянул шею и возопил:

— Да не в водке дело-то все! В расколе ведь они, окаянные, обретаются. И супротив распоряжения вашего бунтуют — не хотят по проехту избы городить!

Фогель сдвинул брови и воззрился на Жиляя.

— Мне-то что? Мне все едино, — равнодушно сказал тот. — А только не пойдет мужик в такие басурманские избы. Чего это не велят Тихон Фомич по нашему разумению наличник да конек рубить, а все бумагу свою суют? Нам это обидно.

— Фуй, какая глупость! Тихон, дай проект.

Приказчик немедленно протянул Фогелю свиток. Развернув его, управитель рассмотрел изображенные на нем домики.

— Великолепно! Эти пилястры вокруг окон. Дорический ордер! Ты ничего не понимаешь, глупец. Я сам выбирал для ваших диких мужиков самые красивые образцы. Они будут смотреть на жезл Меркурия на стене своей избы и уже немножко станут понимать европейскую культуру. Они пойдут в контору и спросят, кто такой Меркурий, и кое-что узнают, кроме этой глупой ортодоксии…

— Несвычно будет, ваше благородие, — настаивал Жиляй. — Не пойдет мужик, забунтует. Вам чего надобно: чтоб рабочий люд при заводе селился, али бо пилястры…

— Во-во, — Тихон торжествующе тыкал пальцем в плотника. — Так и толкуют: не хотим-де по-господскому строить, нам птицу Сирина дай, виноградье, еще какую-то холеру на наличник…

— И печи тут напридуманы, — прервал Жиляй. — Таковых у нас и не видал никто.

— Голландская печь, дура! — свысока пояснил Тихон.

— А хуш бы и китайская, — прорычал один из острожников, долговязый белобрысый детина. — Ни одна баба к экой не подойдет. Где чело у ней, куда хлебы сажать?

— Для этого предусмотрена особая печь в кухне, — строго заметил Фогель.

— Какая еще куфня? — не сдавался долговязый. — Из веков сбивали в избе одну печь на всякий обиход. Чего ваньку валять, на кой нам две печи, дрова переводить?

Остальные острожники тоже задвигались. Видно было, что и у них есть что сказать относительно проекта. Управитель счел за лучшее не обострять отношения с работниками и примирительно сказал:

— Вот что, я подумаю о ваших претензиях.

И, повернувшись, пошел в сторону следующего дома. «Свита» как по команде потянулась за ним.

— Что за человек? — вполголоса спросил Фогель у Тихона, когда они отошли на достаточное удаление.

— Жиляй-то? Цыган он по рождению, да уж давно в тутошних деревнях обжился. Пока в острог не угодил, кузнецом был. А здесь плотничьему делу навык…

— За что сидит?

— За воровскую монету. Не иначе как в дальнюю каторгу сошлют…

Фогель надолго задумался, потом, как бы спохватившись, спросил:

— И что же, верно он говорит, что кержаки в избы, по нашему проекту строенные, не пойдут?

— Так ведь и то сказать — к заводу-то приселяться сколько не соглашались. А увидят, что не по ихнему нраву строено, так, может, и вдругорядь упрутся. Самый ведь негодящий народ — только и глядит, в чем бы начальству неприятность сделать, — с почтительно-злобными ужимками тараторил Тихон.

— А ведь он соображает кое в чем, — раздумчиво произнес Фогель, словно не слыша приказчика. — Что вам надо: рабочих или пилястры? Хм, не так глупо… Да, распорядись-ка, чтобы острожникам топоры не давали…

— От нужды сие учинили, — с сожалением ответствовал Тихон. — Некому строить, ваше благородье.

— Но они ведь и убить могут…

— Это как пить дать, — согласился приказчик. — Особенно Жиляй.

Иван ехал на лошади, а его новый знакомец шагал рядом, держась за стремя.

— Где-то здесь ворга должна начаться, — беспокойно оглядывая приречный сосняк, произнес Алпа. — Прямо к горам пойдет.

Через некоторое время он оставил Ивана и вскарабкался на осыпающийся гребень яра. Крикнул:

— Здесь!

Иван слез с лошади и стал взбираться за вогулом, ведя животное на поводу.

— Смотри, — Алпа указывал на заплывший смолой знак на стволе: стрела, перекрещенная двумя другими. — И вон, и вон…

Они сделали несколько неуверенных шагов по тайге, и направление тропы явственно обозначилось цепью катпосов, теряющейся в чащобе.

— Ну вот, — облегченно сказал Иван и, поставив ногу в стремя, взялся за луку седла.

— Подожди, — Алпа положил ему руку на плечо и заглянул в глаза. — Побожись, что не обманешь…

— Иссуши меня, господи, до макова зернышка, если… — начал Иван и остановился. Принялся расстегивать ворот рубахи. — Давай вот что: крестами поменяемся. Тогда уже неотменно друг другу пособим: ты мне к Золотой Бабе пробраться, а я тебе зазнобу твою добыть.

Алпа просветлел лицом и тоже вытянул из-за пазухи крест. Стащил заношенный гайтан через голову.

— Если ты так… Если… — и задохнулся от переполнявших его чувств.

— Не бойсь, все любо-мило будет, — бормотал Иван, надевая крест вогула. — Еще заживете в нашей деревне — подмогнем избу сложить, чай, не чужие.

Евдя сидел у входа в свое жилище и выстругивал из чурки топорище. Лицо его было мрачно, он то и дело вздыхал. Прикрикнул на жену, когда она неловко задела его, выбираясь из землянки.

Когда же на дальнем краю травянистой поляны, окружавшей пауль, показался всадник, вогул порывисто вскочил и, приложив ладонь к глазам, стал вглядываться в гостя. Сокрушенно покачал головой и опустил руку.

К землянке подъехал коренастый мужик в выгоревшей красной рубахе и измятой шляпе-грешневике. В смоляной бороде его поблескивали серебряные нити. Черные глаза смотрели насмешливо и недоверчиво.

— Здоров, хозяин!

— И ты здравствуй, гостенек богоданный! — явно подлаживаясь к раскольничьей манере, ответил Евдя.

И подхватил под локоть бородача, слезавшего с лошади.

— Привет тебе от крестового, — каким-то заговорщическим тоном сказал чернявый.

Вогул с тревогой воззрился на него.

— Был у тебя Ванька?

Евдя, не дрогнув ни одним мускулом, продолжал молча смотреть на гостя.

— Антипа меня послал — сродником ему прихожусь. Сам-то в гошпитали заводской лежит. Велел Ивашку возвернуть: все, мол, отменили приписку…

Евдя сокрушенно хлопнул себя по бедрам и покачал головой. Кивнул бородачу в сторону землянки: заходи.

Когда уселись на расстеленной шкуре, вогул сбивчиво заговорил:

— Грех… грех мой… отказал парню… Второй день маюсь, что отпустил. Он, видать, вверх по речке пошел… Разве что из наших кто ему воргу-то показал… Ой, не знаю, живой ли…