Николай Шагурин - Тайна декабриста. Сборник повестей Страница 9

Они выпили, и Лобришон уставился на товарища влажным, растроганным взглядом.

— Ты грустен, Анри, у тебя неприятности?

— Да, и гораздо серьезнее, чем ты можешь себе представить.

— Выпьем еще по одной, а потом ты расскажешь, чем я смогу быть тебе полезен.

Лора поднялась:

— Прошу извинить, но я оставлю вас ненадолго, господа. Легкой походкой она вышла в боковую дверь.

— Как она похожа на “Сорванца”, — сказал Бертон. — Ты помнишь Вики?

— Еще бы, — кивнул Шарль. — Мы все были влюблены в Полиссон…

Бертон прикрыл ладонью глаза.

… Черная машина доставила Вики в тюрьму Фрэн.

Дважды делались попытки вызволить “Сорванца”, когда ее вывозили на допросы в гестапо. Это были хорошо продуманные и подготовленные операции, но обе окончились неудачей.

Вики допрашивали с двумя переводчиками — русским и французским. Пытались спекулировать на ее эмигрантском прошлом.

— Вы ввязались в опасное движение, рискуете жизнью, хотя могли бы жить, как принцесса, — уговаривал ее следователь. — Вы же знаете, что в. Сопротивлении задают тон коммунисты, по вине которых вы лишились отечества…

Ничто не помогло. Вики твердила одно: “Я русская, жила всю жизнь во Франции и никогда не изменю ни своей родине — России, ни Франции, приютившей меня”.

Следователь прозвал ее “Принцесса “Их вайе нихт” [9].

Пошли в ход резиновые хлысты, веревки и ввинченные в потолок кольца, холодный карцер… Вики не выдала никого. И вскоре ее гордая, прекрасная голова скатилась под топором фашистского палача.

Французское правительство посмертно наградило Веру Александровну Шереметьеву орденом Почетного легиона и военным крестом с пальмами…

По другую сторону двери Лора примкнула ухом к замочной скважине. Разговор был хорошо слышен.

— Что за маскарад, Анри! — спросил Лобришон.

— Обстоятельства… — уклончиво ответил Бертон.

— Что нового в твоей лаборатории? Как подвигается работа?

— У меня нет теперь лаборатории. У меня нет работы. У меня нет своего имени. Я не могу появиться в своей квартире.

— Да, я читал в утренней газете — не твою ли лабораторию взорвали ультра?

— Ультра здесь ни при чем, старина. Можешь ты помочь мне, не спрашивая пока ни о чем? Мне нужен кров на несколько дней.

— Как ты можешь сомневаться, Анри! Мой дом — твой дом.

— Благодарю.

В этот момент дверь приоткрылась и женский голос позвал:

— Шарль, на минуту…

Лобришон вышел. Из-за двери до Бертона доносились приглушенные отголоски спора.

— Кто этот человек? — допытывалась Лора. — Только не ври, Шарль!

— Я уже сказал тебе, он мой старинный друг…

— Боже! Он то Зевс, то Лемуан, хотя это явно не его настоящая фамилия. У него взорвали лабораторию, за ним охотятся оасовцы или бог знает кто еще, и ты тащишь этого подозрительного субъекта в наш дом…

— Лора, детка, я должен помочь ему, иначе окажусь последним подлецом…

— Нет!

— Лора!

— Шарль!

— Я прошу тебя…

— Нет! Ты хочешь влипнуть в темную историю? Ты хочешь, чтобы нас пластикировали? Ты хочешь поставить на карту благополучие семьи?

— Лора!

— Нет, я не перенесу этого! Он войдет в наш дом только через мой труп! Ты знаешь, я жду ребенка…

Лора разрыдалась.

Шарль вернулся в кабинет красный, как вареный рак. Выпил подряд две рюмки перно и повалился в кресло.

— Черт побери!

… Над входом в лагерь Нейе Бремме красовалась издевательская надпись: “Каждому свое”, хотя тут больше пристала бы вывеска над вратами дантовского ада: “Оставь надежду всяк сюда входящий”. Действительно, ни один заключенный до сих пор не выходил отсюда. Тюремщики злорадно предупреждали Бертона, что жизнь в Нейе Бремме будет хуже смерти.

В первый же день лагерной жизни Анри и Шарль увидели потрясающую сцену: два заключенных в полосатых куртках тянули какую-то шутовскую колесницу, декорированную пестрыми тряпками. Под балдахином в кресле сидел связанный человек, тощий до ужаса. А впереди шествовал оркестр, набранный из уголовников, в тех же куртках. Аккордеоны и скрипки негромко наигрывали фривольную песенку: “Приходи, мой друг, я жду тебя…”.

Эсэсовцы надрывались со смеху, довольные своей выдумкой, хватались за животы.

Этого человека везли к месту казни. Вешали, как узнал потом Бертон, на струне от рояля, чтобы агония длилась подольше.

Бертона загоняли в бассейн и заставляли нырять, а когда он высовывал голову, чтобы хлебнуть воздуху, били по темени палкой.

Много может вынести человек, неимоверно много! В нем нередко таятся огромные силы, о которых он и не подозревает… А Бертон превзошел все нормы выносливости, известные лагерным палачам. Комендант лагеря трижды спорил на бутылку шнапса, что “этот французишка не протянет еще и трех дней”, и — трижды проигрывал.

И этот человек, сам полумертвый от голода, подливал свою похлебку в миску Шарля. Этот человек, шатаясь, тащил на спине Шарля, избитого надзирателями… Отстающих травили овчарками — если бы не Анри, не быть бы Шарлю в живых. Однажды он поделился с Лобришоном коркой хлеба, которую стащил у собаки, рискуя получить пулю в спину.

Стараясь не глядеть на Бертона, Шарль удрученно прошептал:

— Очень сожалею, дружище, но сейчас я не могу предоставить тебе свою квартиру… Прости, жена ждет ребенка и… Но если хочешь, я поселю тебя в гостинице. Ты будешь записан под именем Лемуана.

Бертон все понял. Он доверительно коснулся руки Лобришона.

— Я не обижаюсь, старина, давай. Мне нужно хотя бы выспаться.

Шарль встрепенулся, облегченно вздохнул, лицо его просветлело. Он нагнал кнопку звонка. В дверях появился тот же портье.

— Месье Лемуану номер “люкс” на одного. В номер завтрак и шампанское.

— Я боюсь разорить тебя, — засмеялся Бертон.

— Пустяки. Может быть, тебе нужны деньги? Лобришон подошел к сейфу и достал толстую пачку стофранковых бумажек.

— На первое время хватит? Не стесняйся, Анри.

— Спасибо. Как только я смогу снова пользоваться своим текущим счетом…

Бертон, не снимая плаща, стоял у окна роскошного номера и задумчиво глядел в окно. Как обманула его эта жалкая копия Вики! Где ты, бесстрашный, самоотверженный, прямодушный Шарль былых лет! Бедняга! Здорово она взяла тебя под башмак!..

И вдруг он увидел Лору Лобришон, переходящую улицу. Она направилась к тому самому телефону-автомату, из которого он звонил Шарлю, оглянулась по сторонам и вошла в будку

Бертон догадался, куда она звонит: Лора спасала свое благополучие.