Поверь в свою звезду! - Гульжиан Павловна Садыкова Страница 9

нерешительности после школьной линейки раздумывала, за какую парту, и с кем из подруг присесть, они недолго думая, уселись довольные вместе, как бы предавая меня. Я вновь ощутила себя одинокой. Мною правили на тот момент лишь эмоции. Я словно ничего не видела и не слышала, новая школа потеряла для меня интерес, друзья словно предали, обида затмевала разум. Тогда в памяти всплыла точность формулировки: «за двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь». Надо уметь быть проще, чего на тот момент мне не хотелось понимать. Было лишь одно желание, подальше бежать от обеих подруг, не видеть их, не общаться, и как можно сильнее, обидеть их самих, чтоб помнили – «вот она, я, зря вы забыли обо мне!». Мои гнусные мысли, словно кто-то прочитал свыше. Через день – два, нас с Лилей неожиданно перевели в параллельный класс, так как в этом был перебор. Люда осталась одна в новом коллективе. Я же носила в себе лишь одну мысль, чтоб и Лилю тоже оставить одну, дав им возможность на себе прочувствовать одиночество и предательство, считая себя правой. Учеба мне тогда давалась легко, директор школы, он же и учитель физики, даже заметил мои способности, коих совершенно не замечалось за мной ранее. Тут уж не зря и согласиться, что многое зависит от преподавателя. Проучившись в школе более месяца, я больше не хотела там задерживаться, все было чужим, да и моя обида принужденно давила на мое подсознание. Находя отговорку и вполне обоснованное оправдание перед мамой и директором школы, я убедила их, что не в силах находиться в чужом коллективе, скучаю по прежнему родному классу. Выхода иного не было, как вернуть меня назад, в прежнюю школу. Помню зареванные голубые глаза Лили, она искренне плакала изо дня в день, умоляя меня остаться и не оставлять ее одну, среди чужих. Я же была эгоистично неумолима, и, чувствуя победу, злобно торжествовала. Обиженная Лилька, все же продолжала со мной общаться. А я, вдобавок ко всему, совсем не порядочно, перестала общаться с Людмилой, тем самым оставив ее в недоумении.

Моя сестра тогда очень удивлялась моему необузданному дикому характеру, но делать было нечего, казалось, я была не исправима. Вернувшись в свой класс, мне представилась возможность познакомиться с новенькой девочкой, которую посадили за мою парту. С Наташей мы тоже легко сдружились. Она жила далеко от школы, у бабушки. Девочка была не плохая, но единственным, что мне в ней не нравилось, а порой и отталкивало, это совершенное отсутствие понимания гигиены, постоянные неприятные запахи, на которые наши не равнодушные девчата, делали ей замечания. И у всех была тема, о чем поговорить и кого обсудить. С Наташей, пока она училась с нами этот год, я общалась, но друзьями мы так и не стали.

Очень часто, после школы я уходила к бабушке, относя ей молоко и овощи, любила просить у нее одну – две карамельки, не понимая, что она не получает пенсию, хотя бы за погибшего мужа, а подсказать ей тогда об этом никто не додумался. Отец мой не всегда мог помочь ей в финансовом плане. А бабуля, вопреки всем препятствиям, умудрялась что-то кому-то продать на базаре, что-то связать, посидеть с чьим – либо ребенком, вот так и выкручивалась. Но меня она любила и делилась, чем могла.

Однажды отец, получив очередную зарплату, решил «гульнуть», оставив себе, как в порядке вещей «3-62» на бутылку, все остальное он отдавал маме. Мы же, как назойливые мухи слетались в попытке выпросить рубль или 50 копеек, иногда это удавалось, и радости не было предела. В тот самый раз, на пути в магазин отец встретив нашу маму, сказал ей, что деньги он положил под швейную машинку. Сколько же было в тот день слез и шума, деньги пропали, а надо было тянуть семью до следующей зарплаты.

Сейчас я очень хорошо понимаю «тот» поступок своей бабули. Маму тоже было жаль, она очень сильно ругала и проклинала бабушку, причитая, что дети остались без ничего. Но что оставалось делать бедной бабуле; вдова фронтовика, тогда ей было уже лет 80, она сама как-то пробивалась, жила и ухаживала за собой, ну не было у нее средств, так уж получилось, взяла и все! И за это ее нельзя судить, она была бедной и несчастной, одинокой женщиной. Откуда-то, брались силы. Запросто и самостоятельно, она еще каким-то образом, могла навещать всех своих «непутевых» детей. Даже в свои 90 лет, этот удивительный человек, умела фантастически преодолевать любые дороги, будь то из Казахстана в Россию, или из России на Украину, трясясь по несколько суток в общих вагонах, с пересадками. По истине, то была Великая и самая классная бабуля!

– Милая моя, я помню тебя, люблю и преклоняюсь пред тобой! Прости, что осознание было поздним, прости, что во время не помогла, не уберегла! Прости за все!

Пройдут годы. Мы с бабушкой встретимся после долгой разлуки, уже лишь в 80 годы, в Харькове. Я тогда с почти семилетним сынишкой, по какому-то внутреннему зову, полечу навестить ее, и, в общем-то, напоследок. Зоя, ее дочь, тогда писала нам, что бабушке уже за 100 лет, что она давно слепая и безумная, но, то был лишь всего обман самосознания. От долгого одиночества, а бабушка подолгу оставалась в квартире одна, действительно можно не только потерять разум, но и веру…

К тому времени немало досталось и на мою долю. Я ехала в Харьков, в надежде сменить что-то в своей жизни, просто устала от безвыходности. Продав свой удивительной красоты ковер, взяла два билета на самолет и в путь, не сообщив о своем приезде заранее тете Зое.

Как ни странно, но моя бабуля, обладая даром предвиденья, уже знала все наперед. В день нашего приезда она еще ранним утром стала преставать к дочери с вестью, что к ним приедет хорошая девушка с мальчиком и, что она, бабуля, их очень любит и ждет. Зоя все услышанное восприняла, как бред сумасшедшей старушки. И каково было ее удивление, когда она вечером того дня увидела нас двоих у себя дома!

Дорога была сложной, задержки, пересадки в Москве, пришлось почти всю ночь простоять на ногах, по очереди уступая с сыном место на дорожной сумке друг другу, чтоб хоть как-то отдохнуть. Я, уже тогда отметив выдержку и стойкость своего малыша, думала: «ну, этот пробьется по жизни, и дай-то Бог!».

К двенадцати часам дня мы