Маленький Левиафан - Людмила Георгиевна Головина Страница 9

чего решил попробовать привести в порядок стены. Господину Му во что бы то ни стало хотелось, чтобы стены были отделаны шёлковыми обоями «под старину». Он сам приобрёл где-то за границей такие обои, невероятно дорогие и удивительно красивые. Нежно-фисташкового цвета, с матовой текстурой и муаровыми переливами. Разумеется, экспериментировать с таким дорогим и редким материалом было бы (в нынешних странных обстоятельствах) неосмотрительно, поэтому господин Аланс купил для эксперимента небольшой отрезок шёлковых обоев попроще и подешевле. И правильно сделал. Вечером работа смотрелась просто великолепно. Но утром перед всеми предстала жуткая картина. Мало того, что обои отвалились от стены и лежали на полу, но они ещё и выглядели так, как будто долгое время находились в дорожной грязи и по ним ездили и ходили. Сама же стена почернела, потрескалась и с неё осыпались какие-то хлопья, похожие на сажу. Рабочие были в ужасе, а папа Авроры в отчаянии. Он снова собрал образцы повреждений и отвёз их в лабораторию. И опять — ничего! На обоях, действительно, была дорожная грязь, а чёрные хлопья и впрямь оказались сажей. Но откуда ночью могла взяться в запертом доме сажа? И кто извалял в грязи шелковую ткань? Кто занимался столь непонятным и бессмысленным вредительством? Как злоумышленник проникал в дом? И зачем он всё это делал? Возможно, у господина Му был тайный недоброжелатель, мстивший ему за что-то? Ответов не было. Обилие тайн порождало страх, и рабочие один за другим покидали стройку.

Аврора видела, что папа пал духом, что стал её сторониться, потому что она могла задать вопросы, на которые он отвечать не хотел или даже не мог. И ещё, он испытывал перед дочерью чувство вины, потому что был сейчас почти уверен, что не получит за свою работу ни гроша, поскольку выполнить эту работу не сможет.

Вечерами папа постоянно сидел в своей комнате и перебирал какие-то бумажки.

Аврора же сейчас была убеждена, что таинственное существо в пруду и странные события в доме как-то связаны. Вдруг, если она разгадает эту тайну, удастся отремонтировать дом и всё будет хорошо?

Она долго думала, и потом всё же решила рассказать кому-нибудь про Левиафана. С Лукрецией об этом говорить было нельзя, потому что она верила во всякие суеверия, и рассказ о чудище в пруду сильно напугал бы её, не говоря уж о том, что Авроре пришлось бы сознаться в своей самовольной отлучке. А у неё только-только начали складываться хорошие отношения с Лукрецией, и портить их не хотелось. Она оказалась вовсе неплохим человеком, с ней было интересно разговаривать о разных вещах. Кроме того, Лукреция могла знать что-то важное.

Значит, надо рассказать папе. Но голова у него сейчас забита совсем другим. Да и будет ли он слушать Аврору? Начать, разумеется, следовало издалека, сразу про чудовище из пруда говорить не стоило.

Как-то раз, когда рабочие уже уехали, а Лукреция ушла к себе домой, Аврора заглянула в комнату отца. Он сидел за столом, заваленном бумагами, и что-то писал.

— Заходи, дочка, — пригласил он, увидев стоящую в дверях Аврору. — Я понимаю, тебе скучно и одиноко. Здесь тебе даже поговорить не с кем, а я с утра до вечера занят. Прости меня. Потерпи ещё чуть-чуть. У меня кое-что не ладится по работе. А ты ведь понимаешь, как нам нужны эти деньги! Я должен, должен понять, что не так с этим домом!

— Папа, а кто такой Левиафан?

Отец удивлённо вскинул брови.

— А почему ты спрашиваешь? В книжке какой-нибудь прочитала?

— Нет, слышала где-то и запомнила. Так кто он такой?

— Видишь ли, в древности люди верили, что в океане живёт огромное и ужасное чудовище — Левиафан. Вроде бы это — гигантский водяной змей. Левиафан, кажется, упоминается в Библии. Но на самом деле никакого Левиафана нет, иначе бы его давно нашли учёные. Просто древние люди видели крупных морских животных — акул или китов, вот и сочинили на основе этих наблюдений сказочного Левиафана. И не его одного. Ты же читала много сказок. Кого там только нет: драконы, единороги, фениксы…

— А вот если бы Левиафан взаправду был, какого бы размера у него мог быть детёныш, ну, малёк?

— Аврора, ну как можно сказать, если его никогда не было? Но теоретически можно предположить, что не маленького. Название «Левиафан», дочка, можно встретить только в книжках, когда хотят сказать о чём-нибудь очень большом. А сейчас посиди, не мешай папе. Я должен посмотреть кое-какие документы. А лучше, иди-ка спать, время уже позднее.

— Спокойной ночи, — сказала Аврора и удалилась. Она поняла, что с папой разговора не получится. Значит, всё придётся делать самой.

Она долго не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок на своём скрипучем диванчике, подходила к окну и вглядывалась в ночную мглу, туда, где тёмная вода скрывала непонятного маленького Левиафана, который был придуман и которого просто не могло быть. Но он был, и девочка его видела взаправду. Аврора всё сильнее чувствовала, что каким-то удивительным образом его история имеет отношение к тайне большого дома и неудачам её отца. Эту загадку надо было непременно решить. Но ни в жизни, ни в книгах, ни в интернете, ни в кино — нигде она не слышала, не читала ни о чём подобном…

Дни были похожи один на другой. Завтрак с папой, приезд рабочих и приход Лукреции, обед, во время которого папа нередко уезжал в город, конец рабочего дня и, наконец, ужин. Аврора и папа оставались одни-одинёшеньки в этом странном месте. Папа закрывал за Лукрецией ворота, затем на все замки и засовы запирал домик, перекидывался с дочкой несколькими словами, бодренькими и фальшивыми. Ему самому было стыдно говорить то, во что он уже не верил, поэтому он отворачивался и не смотрел Авроре в глаза. Затем он удалялся в свою комнату. Иногда Аврора шла за ним, тихо садилась в уголок и молча наблюдала, как отец в тусклом свете лампы разглядывает какие-то чертежи или листает старинные книги. При этом, он время от времени тяжело вздыхал и что-то невнятно бормотал себе под нос.

И не было никакой возможности тайком убежать в сад, чтобы снова увидеть маленького Левиафана и поговорить с ним. Может быть он вспомнил что-нибудь важное. И, надо честно признаться, Авроре было его жалко. Он был таким огромным, таким уродливым, но Авроре он всё время представлялся маленьким мальчиком, попавшим в беду. Подумать только, как ему тоскливо, одиноко и страшно в этом заброшенном пруду! И как