Антология №1. Безумные сказки Андрея Ангелова - Андрей Ангелов Страница 13

Карманник сходил за ведром, уселся на низкий табурет возле Маруси и начал доить. Пальцы соскальзывали с сосков, в ведро падали жалкие капли.

— Ну, доись, скотина! — зло прикрикнул вор. – Тьфууу, мля! — смачный плевок пролетел рядом с ведром.

Саня упорно мучился, другого выхода просто не было. Трифон давно закончил с сеном и уже с двумя полными вёдрами молока шел на кухню. Там молоко разливали по бутылкам, утром баба Васа пригоняла телегу и везла молоко на продажу.

— Как успехи, брат Александр? – монах застопорился возле стойла.

— Ни хрена успехов! — хмуро отрезал Саня. – Тока пальцы устали!

— Помолись! — посоветовал инок. – Я чувствую, ты потерял мир в сердце… Дай-ка я покажу, – Трифон поставил свои ведра, нырнул в клеть к подшефному. Подвинул Саню на стульчике и бодро задёргал вымя, — тотчас же звонкие струйки молока застучали о ведро.

— Ты не бойся, сжимай соски сильнее! — учил Трифон. — И с нажимом тяни. Видишь?

— Вижу, — мрачно изрёк Сидоркин, облокачиваясь на загородку. – Женские сиськи дёргать куда сподручней… Слышь, как тебя там?..

— Трифон, — любезно подсказал инок, не отрываясь от вымени.

— Ну да, Трифон. Ты давно здесь?

— Девять лет было на Сретение!

— Чем на воле занимался?

— Я артист, играл в театре!

— А чего в монахи-то пошёл?

— Назрела потребность души, — обиняком высказался инок.

Свою жизнь надо устраивать до тех пор, пока жизнь не начнет устраивать тебя. В чём-то богомольный перец и прав. Воришка благосклонно покивал. Спросил, лучась добродушием:

— И как тебе тут, в обители?

— Ты знаешь, я не пожалел, — инок оставил вымя, открыто и ясно глянул на послушника. – Работа во славу Божью, свежий воздух, общение с Господом! Никаких грязных и похотливых мыслей… крепну в вере. Ещё апостол Иаков говорил: «Дружба с миром есть вражда против Бога. И кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу»!

Монах произнёс стихи из Библии проникновенно, закатив блаженные глазищи. Затем деловито добавил, теребя бородёнку:

— Послание Святого апостола Иакова, глава четыре, стих четыре!

— Ну, ты пряник! — восхитился Сидоркин. – Ты всю Библию знаешь по главам, целиком?

— У меня ещё период духовной юности, — смущённо ответил Трифон, опуская смиренный взор. – Господь учит: знать не главное, главное выполнять все его указы!.. Иди-ка сюда, и дай мне руку.

Сидоркин закатал рукава, присел на корточки и протянул ладонь. Инок обхватил её своими пальцами, приставил к вымени.

— Бери сосок! — командовал он. – Сжимай… так… сильнее… оттягивай, – струйка молока брызнула в ведро. – Прочувствовал силу нажима? Попробуй ещё… хорошо!

Трифон поднялся с табуретки. Добродушно заулыбался:

— Дальше сам! Научишься, брат. Я поначалу, вообще, не знал, с какой стороны подходить к корове. Бог дал мне разумение!.. Я на кухню, – инок подхватил плескающиеся через края вёдра, и ускакал.

Саня вновь сел на табурет и горько уставился на молоко, на дне ведра. Помахал перед носом ручкой:

— Ну и вонища, маму вашу! Эх, если б знал, захватил бы респиратор.

Корова повернула к послушнику рогатую голову, жалобно замычала. Молоко давило на вымя, и требовало немедленного слива.

— Чего смотришь, дура? – не въехал новый скотник. — Ну да лады… — он неуверенно потянул за соски. Заусмехался иронично: — По ходу, надо отжать у герцога ништяки-допы за вредные условия труда.

9. Ясновидящий монах

После мастер-класса Трифона дело пошло гораздо лучше. Белые струйки живо брызгали в ведро. Саня даже не заметил, как это занятие увлекло его.

Вдруг он услышал чей-то мягкий тенор:

— Брат Трифон! Ты гдеее?

Саня встал и выглянул из-за перегородки. Монах с худым, аскетичным лицом и аккуратной бородкой подошел к стойлу и с удивлением уставился на Сидоркина.

— Ты кто?

— Я-то? – усмехнулся карманник. – Новый послушник, Саней зовут.

— А я брат Антоний! — представился монах, с любопытством оглядывая вора. – Откуда к нам, брат?

— Отсель не видно, братец. Город Москва – слыхал, надеюсь?

— Да-да, да-да, — выпалил Антоний, пристально разглядывая голую до плеча Санину левую руку. Волнение явственно читалось на томительном челе: – Кто это? – ткнул сухим пальцем в предплечье, где красовалось синее существо с крыльями за спиной.

Сидоркин скосил любовный взгляд на татуировку. Молвил в неге:

— Ангел. Уже пять лет меня охраняет. Работа Гришки Пыжика. Красиво, правда?

За всё надо платить, в том числе и за искренность. Самое прикольное, что расплата (реже оплата) происходит в самых неожиданных для тебя местах.

— Мне кажется, это не ангел!.. – вдруг побледнел Антоний. – А это дьявол, замаскированный под ангела!.. И наверняка ты его лазутчик и замыслил что-то недоброе, – попятился инок.

— Ясновидящий, мать твою?! — немедленно напрягся Сидоркин. Уверенность монаха в правильности своей догадки была очевидна.

Брат Антоний продолжал с испугом отступать, а затем… развернулся и поскакал вон, чуть не сбив брата Трифона, возвращавшегося с пустыми ведрами.

Монах удивлённо посмотрел на монаха. Затем Трифон вопросительно воззрился на послушника. Тот пожал плечами, стараясь не выдать кипеша в своей конституции.

— Странный какой-то… перец приходил.

Умом воришка понимал, что татуировка не доказательство его преступного сговора с нечистой силой, но волна, которую мог поднять прозорливый инок, вызывала опасения. Лишнее внимание к его скромной персоне Сидоркину было явно ни к чему. Провалить такое дело он просто не мог!

— Вот, видишь, уже лучше, — как ни в чем не бывало, заговорил брат Трифон, рассматривая наполовину полное ведро подшефа. — А скоро вообще освоишься, – одобрительно закивал монах. — Довольно на сегодня! Пойдем трапезничать, брат Александр! – Инок взял ведро с Марусиным молоком, и первым двинулся прочь.

 — Слава Тебе, — неожиданно сам для себя произнёс Сидоркин. Хотел сразу выругаться за такую слабость духа. Однако не стал. Почему – и сам не понял.

10. Рецепты трапезы

В трапезной, по обеим сторонам длинного деревянного стола, накрытого старенькой, но чистой клеенкой, стояло двадцать иноков.