Крайний случай - Андрей Викторович Дробот Страница 16

Машина бежала по лужам, вздымая волны и облака брызг, как скоростной катер. Жора окатывал проезжающие автомобили грязью и испытывал при этом примерно те же сладостные чувства, как в тот момент, когда соседям под дверь мусор подкладывал.

Впереди возник прохожий. Он вышел на дорогу, обходя лужу на тротуаре.

– Ишь ты, козел, ноги замочить боится, во все светлое выпендрился, да еще и в шляпе, – ругнулся Жора. – Точно – Шляпа. Идет как фон барон. А на-ка, попробуй весенней распутицы!

Он проехал мимо пешехода, не снижая скорости, окатил того грязной талой водицей, прибавил газу и исчез за ближайшим поворотом. Сердце захлебнулось восторгом. Знай наших! Здесь город трудовой – нечего ходить, как на праздник. Вкалывать надо, а не одежки демонстрировать…

В цехе стол трещал от ударов. Народ забивал козла. Жора ринулся в гущу трудовых будней.

– Как выходные провел? – спросили его.

– Нормально. Вот машину запустил. Пока не ездил, пешеходы совсем совесть потеряли. Прутся прямо по дороге. Учить их надо. Я сегодня окатил одного интеллигента, а то выфрантился и идет, как будто начальник. Меня не обманешь – начальники на машинах ездят.

– Обрызгал и обрызгал. Садись, четвертым будешь, а то скоро Семеныч заявится, и начнется пахота. Хорошо хоть машина у него сломалась. Пешком идет.

Тут пружинная входная дверь с силой распахнулась.

– Это чья там зеленая «шестерка» стоит? – на все помещение прокричал раскрасневшийся Семеныч.

Позади смачно хлопнула дверь, ставя в конце его грозного вопроса жирный восклицательный знак.

Все кто, был поблизости, в том числе и Жора, посмотрели на своего шефа. Тот стоял перед ними в шляпе, плаще неопределенного цвета, из-за облепившей его грязи, и брюках, напоминавших сапоги сантехника. И самое огорчительное, что Жора узнал в нем своего прохожего…

«Влип», – подумал он.

Взгляды забойщиков козла сосредоточились на Жоре. В них сквозила усмешка.

– Что молчите, оглохли? Спрашиваю, чья там зеленая «шестерка»? Кто это меня так уделал? Все равно узнаю. Хуже будет, – грозно повторил вопрос Семеныч.

– Е-мое, Семеныч, ей-богу, не хотел. Сам знаешь, лужи кругом, – оправдывался Жора.

– Ты что же, тише ездить не можешь? На работе так не разбежишься. Ничего, теперь побегаешь. Иди за мной, – приказал Семеныч и направился в свой кабинет…

Жора выкупил испорченный Семенычев плащ, его жена постирала Семенычевы брюки. Вдобавок к тому Жора подарил начальнику хрустальную вазу и картину. И даже более того, он стал возить шефа на своей «шестерке» и на работу, и по личным делам. Сослуживцы посмеивались и говорили между собой: «Как шестерит!» Но этим дело не ограничилось.

Перед пешеходами Жора теперь робел, опасаясь окатить грязью еще какого начальника. Соседям перестал пакостить, потому что времени и сил на это не оставалось. Ведь не дай бог, Семенычу не угодишь, он может и прошлое вспомнить…

(На Крайнем Севере машины угоняют редко. Не лень. Гнать некуда в маленьких северных городах, соединенных с землей единственной трассой с постами ГАИ. Вот и ставит народ свои автомобили где придется).

Удар вежливости

«Если нервы перегорают, как спички, то может весь коробок черепной вспыхнуть…»

В очереди стояло человек пять покупателей, словно специально собравшихся именно сейчас, когда умудренная жизненным опытом жена ядовитыми разговорами раскочегарила своего мужа Жору так, что тот побежал за свежими огурчиками, словно дьяволом одержимый. По телевизору транслировали его любимый футбол, на столе выдыхалось недопитое пиво, продавщица двигалась, как лунатик, а тут еще женщинка, первая в очереди, все никак не могла оторваться от окошка киоска: то ей, понимаешь, пару помидорчиков, то граммов триста фиников, а то и, бес ее забодай, штучки четыре груши… и конца и краю не видно.

«Дурдом какой-то! Как долго. А говорят, что денег нет», – занервничал Жора.

Он начал переминаться с ноги на ногу, будто мошка покусывала его под штанами, пальцы забегали по карманам, перебирая старую шелуху от семечек. Его стало распирать неопределенное раздражение, требовавшее выхода, как вдруг сзади раздался голос:

– Уважаемый, вы последний?

Жора обернулся. Перед ним блестели очки. Остального он не разглядел, потому что слово «уважаемый» подействовало не хуже удара дубиной из-за угла. Его обалдевший взгляд заскользил дальше и остановился на замусоленной болонке, воспитаннице дворников, обыденно лакавшей воду из лужи. Жоре показалось, что она по-дружески подмигнула ему… Тем временем Очки, истолковав молчание как утвердительный ответ, продолжали:

– Скажите, пожалуйста, который час?

Вежливость у Жоры давно застряла рыбьей костью в горле. Он судорожно сглотнул, и воспоминания укололи его…

Когда-то, по молодости, прямо у порога дома его встретил отец, узнавший о вырванных страницах из дневника, затертых двойках, подделанных пятерках и регулярных прогулах сына. Он, с трудом сдерживая гнев, участливо спросил:

– Как отучился, дорогой? Что-то ты поздно сегодня.

Жора привычно доложил:

– Очень устал, папа, кушать хочу. Шесть уроков и факультатив! Пятерка по математике и русскому.

Воспитание ремнем красными крестами перечеркнуло любовь к учтивости…

Его дружок из профессионального училища любил подойти неагрессивно и милым голоском произнести, поднося к его лицу раскрытую открытку:

– Понюхай, как классно пахнет!

Жора простодушно наклонялся. Дружок с диким хохотом захлопывал бумажные створки и сдавливал его нос своими сильными пальцами…

Вспомнил Жора и мощные щелчки, которые ему проставляли за проигрыш в карты. Приглашение под тренированные пальцы звучало культурно:

– Наклони лоб, пожалуйста, я не больно прощелкаю…

В общем, Жора всегда сталкивался с вежливостью, таившей в себе западню. Даже ночи перестали приносить ему отдохновение. Жена поворачивалась спиной, ласково говоря:

– Извини, дорогой, мне что-то нездоровится…

Но самую большую душевную боль причиняла ему вежливость начальника. Тот любил звонить домой в выходные и делал это с дьявольской точностью, как раз в тот момент, когда Жора забывал отключить телефон после упоительных бесед своей жены с подругами.

– Жора, здравствуй. Как отдыхаешь? – начинал начальник и, не дожидаясь ответа, продолжал: – Приезжай, пожалуйста, на работу. Через час жду…

…И вот, видя вежливого субъекта, Жора задумался: «Сколько можно такое терпеть? Это же не вежливость, а какое-то извращенное хамство, надругательство…»

Он так сильно душевно возмутился, что в этот раз решил противодействовать не исподтишка, а открыто. Стиснул кулак и заехал вежливому типу точно в челюсть, так, что очки слетели с его якобы ничего не замышляющих глаз. В удар он вложил все свои многолетние безответные накопления в