Фаина Раневская - «Муля, не нервируй меня!» Шаржи. Афоризмы. Рисунки Страница 3

Отбрасывая в сторону слезливый сценарий:

– Как можно обещать вечную любовь, имея в запасе всего лишь короткую человеческую жизнь?

Никто не сумеет навредить мне больше меня самой.

– Он так любит жизнь! Смакует каждое мгновение!

Соловей поет куда лучше кукушки, но люди просят ее куковать подольше…

– Фаина Георгиевна, слышали, М. умер?

– Да, больше не нашел уважительных причин, чтобы продолжать жить.

Старость – это не бессилие, а отсутствие целей в жизни. Не считать же целью болезни?

Мужа не нашла, потому что всегда любила в мужчинах то, чего в них не было. Впрочем, они во мне также.

В гастрономе «дают» селедку. Раневская восхищенно:

– Боже мой, какая руководящая рыба!

Приятельница не поняла почему, но переспросить решилась только на улице:

– Почему руководящая, Фаина?

– Толстая и безголовая.

– Зачем мне враги, если у меня есть я сама?

Раневская едко:

– Если бы еще не чавкала при этом.

Чем сильнее человек, тем больше испытаний придумывает ему жизнь.

– Фаина Георгиевна, вы не обиделись на И.?

– Я давно взяла за правило не обижаться на тех, кого не уважаю.

Плятт – мой любимый партнер на сцене

– Как побороть свой недостаток или дурную привычку?

– Насладиться ими до отвращения.

– Странно, почему В. обиделся на лесть, она не столь уж велика…

Раневская хмыкает:

– Вот именно. Посчитал, что недооценивают.

Услышав призывы к самовоспитанию:

– Самосовершенствование я еще понимаю, но самовоспитание – это же мазохизм какой-то.

Все умное и глупое тоже сказано до нас, нам остается только перевирать всяк на свой лад. И не нужно считать это мудростью или нелепицей.

Марк Твен сказал, что бросить курить очень легко, мол, он сам бросал сорок раз. Подтверждаю, я тоже бросала тридцать восемь…

Его ненависть мне льстит, значит, чего-то стою…

Если искоренить все недостатки и стать идеальной, от зависти жизни не будет.

На языке мед, а в душе яд.

В нашем театре нужно открыть донорский пункт по приему яда у актрис, как крови у доноров.

– Думать жопой у нас может каждый, вы попробуйте подумать головой! – не выдержав накала страстей, орет на молодую актрису режиссер.

Раневская, которая устала от бесконечных повторений сцены из-за плохой игры именно этой актрисы, фыркает:

– В данном случае не вижу разницы!

Мне нельзя ходить в гости. Слишком часто забываю правила приличия и начинаю говорить правду.

Мы все делаем верно. Только не вовремя…

Он признает восхищение только в купюрах.

– Женщины или умные, или красивые…

Раневская задумчиво:

– Бывают исключения.

– Умная красавица? Это слишком большая редкость.

– А тупая уродина?

Не переживайте из-за клеветы. Люди часто клевещут на талант из-за недосягаемости.

Плевать ничтожеству на гиганта опасно – плевок вниз возвращается.

А голову пришлось оставить дома – нет подходящей шляпки

Однажды, когда Марецкая после выступления на торжественном собрании спустилась с трибуны в зал, Раневская заметила ей театральным шепотом:

– Соболезную.

– Чему?!

– Ты умудрилась не упомянуть заслугу министра культуры.

Вера Петровна, которая прекрасно знала, о чем и как следует говорить, побледнела – неужели пропустила часть заготовленного заранее текста?! Некоторое время беспокойно ерзала на своем месте, потом написала записку и отправила ее в президиум режиссеру Завадскому.

Парадные речи с трибуны в те годы многие произносили, но никто не слушал, набор фраз в них был заранее известен. Завадский тоже не слушал речь Марецкой. Получив записку, он разволновался, ведь вместе с актрисой мог пострадать и сам. Спросил у соседа по президиуму, тот лишь пожал плечами, мол, отвлекся, не слышал.

Что делать, не спрашивать же у самой министра культуры? Но все же рискнул. Опытный дипломат Завадский осторожно поинтересовался:

– Екатерина Алексеевна, Вера Петровна переживает, достаточно ли полно раскрыла вашу роль в развитии театра?

Фурцева, которая тоже парадную речь слушала вполуха, закивала, мол, да-да, конечно.

Увидев успокаивающий жест Завадского, Марецкая облегченно вздохнула, но тут же вспомнила о Раневской:

– Фаина, я же сказала о роли Фурцевой?!

Раневская как ни в чем не бывало покачала головой:

– О роли вообще сказала, а вот о заслуге в наступлении Нового года нет. Упущение…

Раневскую спасло только то, что на них строго смотрели из президиума Завадский и Фурцева.

Актриса рыдает:

– Я столько сделала для него хорошего, но он не ценит хорошее!

Раневская успокаивает:

– Что вы, милочка, он ценит, только представление о хорошем у вас с ним разное.

Совесть его не грызет – не по зубам.

Театр – царство кривых зеркал. В нем тысячи масок и ни одного настоящего лица.

Сотня красивых слов не заменит одного искреннего.

Если в театре снять актерские маски, он превратится в Кунсткамеру с ожившими экспонатами.

Людей вполне познаешь только к старости. Потому, когда это происходит, уже и помирать не жаль.

Не бывает дураков, неуверенных в своем выдающемся уме.

Вперед вырываться опасно. Вдруг тебе на спине мелом уже мишень нарисовали?

Почему-то легче давать в долг тому, кто об этом не просит.

Когда не завидуют, конечно, хорошо, но как-то обидно…

И среди начальников попадаются честные коммунисты – возьмет взятку и обязательно выполнит то, за что взял.

Чем питаются стервятники – стервами?

Бюст товарища Огурцова

– Мне нельзя умирать до марта следующего года.

– Почему до марта, Фаина?

– Вызвала сантехника, должен прийти четвертого марта во второй половине дня.

(В семидесятые годы дождаться прихода вызванного мастера бывало очень трудно, очередь растягивалась надолго.)

Бросишь в соседский огород камешек, а там батут…

Хорошо, если в старости есть не только что вспомнить, но и чем это сделать.

Бюст секретарши товарища Огурцова

Врачу:

– Как все плохо, я знаю и сама. Расскажите, что хорошо.

У него злокачественная опухоль самомнения.

Знакомый жалуется:

– Мои дела пошли из рук вон плохо.

Раневская советует:

– Так вы, голубчик, не ходите с ними.

Знакомая сетует:

– Количество дураков вокруг с каждым днем становится все больше!

Раневская усмехается:

– Ничего удивительного. Ума на планете не прибавляется, а население растет. Вот и нехватка…

– Сэкономила на набойках в сапожной мастерской – вернули половину стоимости заказа.

– У них какие-то скидки?

– Нет, просто один сапог потеряли…

«Успокаивает» подругу:

– Провалы в памяти только сначала пугают, потом о них забываешь.

В действительности Раневская очень переживала из-за ухудшения памяти и невозможности так легко и надолго запоминать необходимый текст.

Раневская иногда издевалась над ожиданиями особенно приставучих собеседников и «мстила» им по-своему:

– Я раскрыла рецепт долголетия!

– Какой, Фаина Георгиевна?

Ожидают услышать что-то о работе, здоровом образе жизни и прочем, но слышат иное:

– Надо каждые семь лет бить по зеркалу.

– Но разбитое зеркало плохая примета – семь лет будут преследовать неудачи.

– Вот именно, зато будете живы, неудач на кладбище не бывает.

Люди как свечи – или горят, или в жопу их!

Актриса жалуется на то, что муж невыносимо храпит.

– Это просто невозможно! Все перепробовали, ничего не помогает. Есть ли надежное средство от храпа?!

– Есть! – обнадеживает ее Раневская. – Бессонница.

Голое тело еще как-то можно вытерпеть, но голую душу…

– Пушкин не прав, унылая пора это не осень…

– А что, Фаина Георгиевна?

Та со вздохом: