Новые открытки с того света - Франко Арминио Страница 3

В гроб мне положили много-много кукол. И на моей могильной плите полно игрушек. В день моего рождения мама покупает и приносит новую.

Я умер на стадионе. Моя команда выигрывала и тянула время, удерживая мяч в центре поля.

Мать умерла от ущемления грыжи. Отец – от укуса шершня. Я ждал чего угодно. В итоге все кончилось раком.

Я была хорошенькая. У меня был видный парень. Болезнь длилась долго. Казалось, я выздоравливаю. Потом снова становилось хуже. Он месяцами ждал, когда меня можно будет поцеловать.

Я потерял сознание. Механик Джерардо втащил меня в свою малолитражку и отвез в больницу. Помню, он без конца повторял: «Мадонна, мадонна, какое несчастье!»

Мои сестры помогали матери меня одевать. Потом явился отец. Он подошел ко мне совсем близко. Пока он смотрел на меня, мне захотелось ожить и обнять его хотя бы на миг.

В тот день, когда я умер, шел дождь. Это был день моего рождения. Было четыре часа дня, но уже стемнело. Мама плакала с таким чувством, что от ее плача раздвигались стены дома. Плач доходил до самых корней растений. Папино лицо в рамке тоже менялось. Его кожа становилась светлее.

У меня был цирроз печени, но дня за два до смерти я еще гулял в шарфе команды «Наполи».

К пятидесяти годам у меня было лицо человека, который может умереть с минуты на минуту. Я умер в девяносто шесть, после долгой агонии.

В день, когда врач сказал, что у меня рак, я сбросил два килограмма. Я сбросил их, пока плакал.

Морфий усыплял боль, но не раздражение от всего того, что я видел. Меня раздражали даже ломтик ветчины на тарелке и бульканье закипающего кофе.

В некоторых случаях, в моем например, смерть – это как последний штрих, вишенка на торте.

В день открытия сезона охоты кто-то принял меня за перепела.

Прежде чем выдать микстуру от кашля, в аптеке спрашивали, сухой у меня кашель или с мокротой. Врач, делавший мне компьютерную томографию, сказал, что у меня в легких пятно величиной с теннисный мяч.

Соседки приходили ко мне каждый вечер поболтать о том о сем или пожаловаться на мужей. Когда я умерла, соседки расстроились, потому что им не с кем стало проводить свободное время.

Я умер в семь утра. Надо же с чего-то начинать день.

Я повесился в тот день, когда врач сказал, что нужно провести дополнительное обследование. Все было ясно; оставалось найти в гараже веревку.

Днем я тачал башмаки, а вечером напивался. Я умер в метровом сугробе в ночь на 17 февраля, в двух шагах от дома.

Я заболел диабетом. Сначала он съел у меня ногу, потом – все остальное.

Я никогда не понимал тех, кто не боится смерти. Сейчас я понимаю их еще меньше.

Я все время думал, что у меня опасная болезнь. Врачи уверяли, что у меня ничего нет. Теперь я бы как следует врезал каждому из них.

Все свое время я проводил на главной площади: то в баре посижу, то на скамейке. На мою могилу взяли как раз то фото, которое сделал наш фотограф Федерико. В тот день я надел новые брюки.

Я жила в Цюрихе. В некрологе написали, что я вознеслась в дом Отца нашего. На деле я бросилась с шестого этажа.

Чему я всегда радовался, так это рождественскому вертепу. Каждый год он получался все наряднее. Я выставлял его перед дверью нашего дома. Дверь была постоянно открыта. Единственную комнату я разделил красно-белой лентой, как при ремонте дорог. Тех, кто останавливался полюбоваться вертепом, я угощал пивом. Я подробно рассказывал о папье-маше, мускусе, овечках, волхвах, реках, замках, пастухах и пастушках, пещере, Младенце, путеводной звезде, электропроводке. Электропроводка была моей гордостью. Я умер один в рождественскую ночь, глядя на вертеп, переливающийся яркими огоньками.

Мое тело напоминает горшок с землей. Сквозь черное и коричневое проглядывает голубая блузка.

День моих похорон был самым обыкновенным днем. И следующий день – тоже.

В определенный момент ты чувствуешь: что-то пошло не так. Все может начаться со слабого воспаления, легкого жжения.

Я всегда испытывал смутное беспокойство, будто в жизни я не на своем месте. Зато теперь я наконец-то упокоился с миром в могиле по соседству с моей.

Меня звали Альфредо. Я тридцать лет прожил в Германии. Потом вышел на пенсию и вернулся в родной городок. Я погиб в тот вечер, когда произошло землетрясение. Я сидел в баре. Человек, игравший со мной в карты, спасся.

Я упал перед холодильником. Меня нашла жена. Я закрыл лицо руками, словно стыдясь того, что со мной вышло.

В тот день около двух часов состоялся крестный ход. Я был среди тех, кто нес статую святого. Я вовремя не сменился. Мы шли сквозь густую толпу. Я хотел, чтобы все видели, как я вспотел и страдаю.

Из всего, что было на белом свете, мне не хватает только воздуха. Может, поэтому напоследок я попросил жену открыть окно.

Врач рекомендовал соблюдать диету, но я любил макароны с соусом. Каждый вечер мне готовили по триста граммов.

Я лежал на земле в моем винограднике. Я обращался к богу, мадонне и ко всем святым. Я ждал помощи. Вместо этого пошел дождь.

Меня зовут Марио. Меня звали Марио и при жизни, но тогда мое имя для чего-то было нужно.

Я умер через пять минут после того, как меня похоронили.

Сейчас меня разбирает дурацкое любопытство. Вот бы узнать, сумел ли мой кузен Маурицио продать свой подержанный фольксваген гольф, за который просил шесть миллионов лир.

Я всегда был оптимистом. И на том спасибо.

Я пахал. Трактор завалился на бок и подмял меня. Я только успел подумать, что еще не выплатил по нему весь кредит.

Поплавав в море, я вышел на берег и стал вытираться. Я упал на песочный замок.

Я умер три тысячи лет назад. Я был пастухом, как и все. Я заснул, а корова наступила мне на живот.

Я умер, когда еще умирали по-настоящему. Помню, пришел священник, и стали заколачивать гроб. Мама и сестра