Сталин шутит. Лучшее и новое - Арсений Александрович Замостьянов Страница 42

– Мало ли от чего они воздерживались, – возразил Сталин. – При царе и люди плохо росли, так что же – нам с этим считаться не следует. Смелее экспериментируйте! Виноград и лимоны нам не только в ваших краях нужны. Приучайте к суровым условиям, не бойтесь! Мы с вами южане, а на севере тоже себя неплохо чувствуем, – договорил Сталин и сделал несколько шагов навстречу Воропаеву…

– Вот садовник – сорок пять лет работает, а все науки боится. Это, говорит, не пойдет, другое, говорит, не пойдет. Во времена Пушкина баклажаны в Одессу из Греции привозили как редкость, а лет пятнадцать назад мы в Мурманске помидоры стали выращивать. Захотели – пошло. Виноград, лимоны, инжир тоже надо на север проталкивать. Нам говорили, что хлопок не пойдет на Кубани, на Украине, а он пошел. Все дело в том, чтобы хотеть и добиться».

Попытки выращивания хлопка на Украине и на Северном Кавказе действительно предпринимались в 30-е годы XX века. Более успешной была предпринятая по инициативе Сталина интродукция культуры чая в Грузию, Азербайджан и в Краснодарский край. Производство собственного чая в СССР уменьшило зависимость страны от импорта этой культуры. Успешной была и интродукция арахиса, возделывание которого началось на юге Украины. Благодаря Сталину на Черноморском побережье Кавказа появились австралийские эвкалипты, что способствовало осушению здесь болотистых почв.

Главный маршал авиации А. Е. Голованов, непосредственно общавшийся с Верховным Главнокомандующим, так характеризовал «стиль» Сталина: «Изучив человека, убедившись в его знаниях и способностях, он доверял ему, я бы сказал, безгранично. Но не дай бог, как говорится, чтобы этот человек проявил себя где-то с плохой стороны. Сталин таких вещей не прощал никому. Он не раз говорил мне о тех трудностях, которые ему пришлось преодолевать… Видимо, это развило в нем определенное недоверие к людям. Мне случалось убеждать его в безупречности того или иного человека, которого я рекомендовал на руководящую работу…

Сталин всегда обращал внимание на существо дела и мало реагировал на форму изложения. Отношение его к людям соответствовало их труду и отношению к порученному делу. Работать с ним было не просто. Обладая самыми широкими познаниями, он не терпел общих докладов и общих формулировок. Ответы должны были быть конкретными предельно короткими и ясными. Если человек говорил долго, попусту, Сталин сразу указывал на незнание вопроса, мог сказать товарищу о его неспособности, но я не помню, чтобы он кого-нибудь оскорбил или унизил. Он констатировал факт. Способность говорить прямо в глаза и хорошее и плохое, то, что он думает о человеке, была отличительной чертой Сталина. Длительное время работали с ним те, кто безупречно знал свое дело, умел его организовать и руководить. Способных и умных людей он уважал, порой не обращая внимания на серьезные недостатки в личных качествах человека».

Симонов написал статью о Тито. Статья кончалась словами: «Настанет день, и в Белграде на центральной площади будет повешена кровавая собака Тито». Статья пошла на утверждение Сталину, и он дописал: «А под виселицей будет сидеть и выть маленькая шавка – Моше Пьяде».

Сталин сам писал стихи в молодости, талантливые, яркие. Они печатались до того, как он стал Сталиным.

Когда ему предложили издать юношеские стихи к 60-летнему юбилею, он сказал:

– В Грузии и так много классиков. Пусть будет на одного меньше.

На приеме, устроенном в честь генерала Шарля де Голля, вождь был в хорошем настроении и много шутил. Сделав жест в сторону Лазаря Кагановича, он произнёс тост: «Этот человек руководит всеми нашими железными дорогами, и они работают, как часы. А будут работать плохо, мы его от должности освободим! Выпьем за товарища Кагановича!» Позже президент Франции де Голль почтительно отзывался о Сталине и, в частности, называл его одним из самых остроумных людей XX века.

Известно, что Сталин любил и понимал оперу. Но однажды председателя Комитета по делам искусств Михаила Храпченко (был такой взлетевший в бюрократические выси литературовед) угораздило уволить из Большого театра замечательного певца Марка Рейзена. Отличный был бас! К тому же, его пение напоминало шаляпинскую манеру. Вскоре после этого к Рейзену, голос которого нравился Сталину, позвонил Поскребышев и предупредил, чтобы он был готов сегодня выступить на приеме в Кремле. Рейзен ответил, что он уволен из театра и уже не выступает. Однако через некоторое время за певцом приехала машина, и он очутился в Кремле. Рейзен спел, как всегда, прекрасно. Сталин подозвал Храпченко и спросил, указывая на Рейзена:

– Это кто?

– Это певец Рейзен.

– А вы кто?

– Председатель Комитета по делам искусств Храпченко.

– Неправильно. Это – солист Государственного академического Большого театра, народный артист СССР Марк Осипович Рейзен, а вы – дерьмо. Повторите!

– Это – солист Государственного академического Большого театра, народный артист СССР Марк Осипович Рейзен, а я – дерьмо.

– Вот теперь правильно, – сказал Сталин.

Из архива А. И. Микояна опубликован следующий документ:

«Как-то в 1947 году Сталин выдвинул предложение о том, чтобы каждый из нас подготовил из среды своих работников 5–6 человек, таких, которые могли бы заменить нас, когда ЦК сочтет нужным это сделать. Он это повторял несколько раз, настаивал.

Я высказался в поддержку такой идеи, но сказал, что 5–6 человек, зная своих работников, не могу подготовить, чтобы они смогли меня заменить. У меня есть на виду 2–3 работника. Если с ними год-два хорошо поработать, то они могут стать достойными кандидатами для замены. В ответ на вопрос Сталина я назвал трех моих заместителей: Крутикова, Меньшикова и Кумыкина. Сталин спросил, что они из себя представляют. Я конкретно рассказал, на что они способны, какие имеют достоинства и недостатки.

В последующем Сталин часто спрашивал о них. Отвечая ему, я всякий раз подчеркивал способности Крутикова.

Вдруг через год Сталин неожиданно предложил выдвинуть Крутикова на должность заместителя Председателя Совета Министров СССР с возложением на него обязанностей по внутренней торговле. Я остро возражал. Сталин упрекал меня, что не хочу уступить ему своего зама, что мне не хочется расстаться с ним. Я сказал, что не этим руководствуюсь, а боюсь, что он не готов для этой должности…

Сталин со свойственным ему упрямством, при моих