Ричард Барбрук - Интернет-революция Страница 2

«Ты видел эту чушь?! – Энди Кэмерон сунул мне в руки свежий номер Wired, культового журнала энтузиастов новых медиа, выходящего в Сан-Франциско. Он был раскрыт на очередной восторженной статье о венчурных капиталистах Кремниевой долины. – Это же просто мерзко! Те самые англичане, которые никогда в жизни не поддержат приватизацию, к примеру, Национальной службы здоровья, принимают на ура этот неолиберальный бред по поводу Сети!» Шел 1995 год, мы только что запустили Центр исследований гипермедиа в Университете Вестминстера, и Энди уже работал с группой талантливых студентов, которые впоследствии прославятся как интерактивные дизайнеры коллектива ANTI-rom. Годом раньше он позвал меня помогать в разработке первой в Европе магистерской программы по сетевой тематике, специальность называлась «исследования гипермедиа». В тот весенний вечер Энди посетила еще одна блестящая идея: «Давай сделаем и опубликуем подробный разбор всех этих глупостей, которые пропагандирует Wired? Это будет манифест нашего центра, он покажет, насколько наши взгляды далеки от неолиберализма Западного побережья». Следующие несколько недель мы посвятили напряженной работе, подкрепляя силы изрядными дозами пива и травки, – и на свет появилось первое эссе этой книги. Даже сейчас, спустя столько лет, я помню, кто писал исходные наброски каждого из ключевых абзацев. Мы по очереди перерабатывали статью и постепенно пришли к синтезу наших идей в финальном тексте «Калифорнийской идеологии». Довольные результатом, мы запустили материал в список рассылки nettime (www.nettime.org) и опубликовали его в журнале Mute. Мы ставили перед собой скромную задачу – побудить английских пионеров Сети к критическому взгляду на вещи. Но вскоре, к собственному удивлению, убедились в том, что написали прямо-таки канон дотком-скептицизма[3] 1990-х. В течение нескольких лет «Калифорнийская идеология» была переведена на многие языки и издана в самых разнообразных форматах. Луис Розетто (Louis Rosetto), тогдашний главред Wired, был вынужден выступить с ответом на нашу критику его журнала. Название статьи превратилось в настоящий «мем» (в чем есть большая ирония, потому что мы оба презирали пустые биологические метафоры, каковой является и термин «мем»). Оно стало кратким обозначением для мерзкой неолиберальной политики предпринимателей Кремниевой долины. Самое замечательное, что множество людей, никогда не читавших статью, по одному названию «Калифорнийская идеология» сразу угадывали, что мы имеем в виду…

Спустя двадцать лет, когда Сеть колонизировали международные корпоративные киты, сотрудничающие со шпионскими агентствами США, основные наши тезисы уже не выглядят такими спорными, как в момент публикации. Замечательно, однако, что и в этой новой исторической обстановке никуда не исчезла массовая вера в то, что инфотехнологии сами по себе приносят свободу! Специалисты по раскрутке доткомов недавно хвастались, что «арабская весна» 2011 года и протестное движение «Оккупай» показали блестящие подрывные возможности коммерческих платформ фейсбук и твиттер. Многие по-прежнему верят, что свободное будущее будет помечено клеймом «Сделано в США». «Калифорнийская идеология» была опубликована в прошлом веке, но анализ, который она предлагает, актуален как никогда. Сегодня мы повсюду натыкаемся на те же вопиющие противоречия в продвигаемой Wired политике laissez-faire[4], о которых мы говорили в статье, только они теперь в другом обличье. Вот краткий перечень:

1) отождествление высокотехнологического неолиберализма Кремниевой долины 1990-х с контркультурой хиппи Сан-Франциско 1960-х;

2) утверждение, что Сеть создана героическими предпринимателями, а не есть совместный результат частных, государственных и общественных инициатив;

3) маклюэнистский тезис о том, что медийные технологии (а не люди и их деятельность) являются субъектом истории;

4) прославление Сети в качестве воплощения «джефферсоновской демократии» без тени иронии по поводу того, что Томас Джефферсон был рабовладельцем.

Энди, когда-то принадлежавший к троцкистской секте, прошел школу большевистских методов идеологической борьбы. Согласно В. И. Ленину, правящий класс осуществляет господство над массами, навязывая им свою картину мира через СМИ, образование и религию. Для большевиков главной задачей революционного движения была дискредитация идей их противников-реакционеров. Когда вышла наша статья, Энди был поражен тем, как много читателей восприняли ее именно в таком ключе. Хотя мы и рассчитывали, что наш текст поможет поклонникам Wired критически взглянуть на неолиберальную концепцию Сети, мы не ожидали слишком многого, так как опирались лишь на силу слова. Важно отметить, что само название нашего сочинения – это ремикс знаменитого заголовка «Немецкая идеология» полемической статьи Карла Маркса и Фридриха Энгельса, обращенной к их бывшим товарищам, младогегельянцам. В отличие от Ленина, Маркс и Энгельс доказывали, что представления людей о мире определяются материальными факторами данного исторического момента. Идеология рассматривалась как симптом, а не суть классового господства. В применении к нашему случаю это означало, что самое яростное развенчание идей Wired бессильно против решающего аргумента в пользу технологического неолиберализма. Этот аргумент, как мы прекрасно понимали, состоит в том, что Сеть действительно строилась на Западном побережье. В заключении статьи мы призывали цифровых ремесленников Европы открывать более равноправные, общедоступные пути развития информационного общества. Критика идеологии была лишь началом этого трудного процесса. Опорой для вытеснения калифорнийского образа цифрового будущего может стать только создание новой, лучшей политэкономии.

Вторая статья книги – «Киберкоммунизм» – вышла в свет спустя четыре года после нашей обличительной речи в адрес Wired. За это время Сеть стала технологической иконой десятилетия. Калифорнийская идеология торжествовала, невзирая ни на какую критику. Медийные пророки и академические эксперты в один голос утверждали, что Сеть создает «новую парадигму» глобального предпринимательского капитализма, а государственное регулирование и бюрократические монолиты индустриальной эпохи скоро будут сметены. Вдохновленные этим неолиберальным пророчеством, инвесторы на Уолл-стрит задирали цены акций компаний, работавших в новой среде, на невиданную высоту, это был «пузырь доткомов». Никто не хотел прозевать возможность отхватить кусок нового Microsoft или Apple, чтобы потом получить сверхприбыль. В 1998 году, когда спекулятивная лихорадка приближалась к своему пику, со мной связался Лэнс Стрейт (Lance Strate) из Университета Фордхэм в Нью-Йорке – он готовил юбилейную конференцию в честь 50-летия начала преподавательской работы Маршалла Маклюэна в этом уважаемом вузе. «У нас в программе много научных докладов, – сказал он, – но они все уж очень респектабельные. Я подумал, что, может быть, вы оживите заседание каким-нибудь умеренно-безумным „интеллектуальным зондом“, как назвал бы это сам Маклюэн?» Проникшись идеей Лэнса, я засел за лекцию, из которой и выросла вторая статья книжки. В 1960-х Маклюэн «зондировал» интеллект своей аудитории, делая совершенно непредсказуемые утверждения, чтобы побудить слушателей взглянуть на современность с неожиданной стороны. В частности, один из его самых знаменитых лозунгов гласил, что психологическое воздействие коммуникационных технологий сильнее, чем идейное воздействие самого контента: «Средство коммуникации есть сообщение»[5]. К своему великому удовольствию, Маклюэн преуспел в доведении до бешенства как защитников буржуазной морали, так и приверженцев большевистских убеждений. Моей задачей было придумать для конференции Лэнса нечто столь же противоречивое. Тогда, в конце 1990-х, все в один голос говорили, что Сеть – это апофеоз свободного рыночного капитализма. Почему бы не развить прямо противоположный тезис, подумал я. Вера калифорнийских идеологов в стройный марш истории к высокотехнологическому неолиберализму уже давно наводила меня на мысли о сталинистских гимнах эпохи холодной войны, предрекавших неизбежную победу «реального социализма». Широко распространившиеся нарушения копирайта[6] было легко интерпретировать как полный крах товарного производства в условиях возникающей информационной экономики. Счастливый от того, что найден отличный «зонд», я был готов атаковать маклюэновскую конференцию в Фордхэме. Когда подошла моя очередь выступать, я громко объявил с трибуны: «Единственная в истории человечества работающая модель коммунизма была создана на пике холодной войны и на деньги американских военных. Это – интернет!»