Виктор Ардов - Этюды к портретам Страница 28

— Тела давно минувших дней…

Мне сказали, что, будучи совсем больным, Михаил Аркадьевич при встрече с директором Центрального Дома литераторов Б. М. Филипповым спросил:

— Боря, это правда, что у вас в Доме похороны писателей бывают двух разрядов? Говорят, что писателя познаменитей кладут в большом зале, приобретают больше цветов и вообще отпускают больше средств, чем на скромных писателей, которых кладут в малый зал.

— В общем — это так, — ответил Филиппов.

— Но мне-то положены похороны первого разряда?

— Конечно.

— Тогда я дам тебе расписку, что согласен на второй разряд. А разницу выдай мне наличными, и мы ее пропьем, — закончил Светлов.

Лично я спросил у Б. М. Филиппова: был ли такой разговор на самом деле? И Борис Михайлович подтвердил, что Светлов произнес эту мужественную и неожиданную шутку.

Многолетний и преданный друг М. А. Светлова карикатурист И. И. Игин хранил целую «светловиану»: тут не столько многочисленные шаржи на поэта, но и его эпиграммы, афоризмы, шутки.

А вот пример того, в какой высокой степени поэту свойственно было чувство слова, рифмы и даже слога — одного-единственного слога; а ведь из слогов строятся стихи, словеса суть уже вторичный материал строчки и строфы. Итак:

Вынь же, Маша, полотенце, И чаи засамоварь. И достань мне с полки энциклопедический словарь.

Комментировать эту виртуозную игру рифм и слогов нет надобности. Надо только восхищаться этим дарованием, этой техникой версификатора!

Вышла книга «Беседует поэт». В этот сборник включены высказывания М. Светлова о поэзии: статьи, рецензии, лекции на занятиях в Литературном институте, где он вел семинар поэзии. И конечно же, излагая свои мысли о любимом ремесле, Светлов очень часто прибегает к приемам остроумия. С этой точки зрения можно процитировать почти всю книгу.

Но я ограничусь только несколькими примерами.

«И еще один совет — не старайся петь басом, если у тебя нет баса. Вот у Маяковского был бас, и я никогда не подражал ему. У меня, видимо, меццо-сопрано».

«Что такое большой художник? Это человек, у которого потолок выше неба».

«Когда встречаешь знакомого, спрашиваешь: «Как твоя жизнь?» А художник, встречая художника, должен спрашивать: «Как твоя бессонница?» Я так люблю, когда художник— нервный, восприимчивый, острый!»

«…Но видимость не может заменить сути, скандал не может заменить конфликта, происшествие не заменит события, злость не заменит гнев, и хорошее отношение не заменит любовь».

«Отговорить бездарность куда труднее, чем поцеловать талант».

«Можешь ходить хоть на голове, но если твой голос снизу лучше звучит, то ходи на голове».

Во всех приведенных афоризмах мысль усилена формой выражения. И так естественно у Светлова звучат эти остроты!

В моем архиве хранится шуточное стихотворение Михаила Аркадьевича, которое он написал к моему шестидесятилетию и сам прочитал его в Центральном Доме работников искусств, где происходил юбилейный вечер (в январе 1960 года). Замечу только, что в 1963 году я отблагодарил Светлова тем, что по его просьбе выступил на юбилее самого Светлова в Центральном Доме литераторов. Я говорил тогда примерно то же самое, что изложено в этих строках.

А вот поздравление Светлова:

ВИКТОРУ АРДОВУ

Еще не все ты прошел пути, Виктор Ефимович! Старости нет — По отношению один к десяти С нового года тебе шесть лет[1].

Не скоро пойдем мы с тобой в ремонт — Полны надежд и здоровья мы! Пиши заявленье — тебе Литфонд Лет пятьдесят еще даст взаймы.

Нет! Наши сердца не охватит дрожь, Сатирик — живучий весьма человек, Забьют барабаны, когда взойдешь Ты, полон сил, в двадцать первый век.

Со всеми юмор, как хлеб, деля, Несешь ты гордо писателя честь, И счастлива наша планета — Земля, Что Виктор Ардов на свете есть!

Надеюсь, читатели, обладающие чувством юмора, не обвинят меня в нескромности, а Светлова — в преувеличении. Я не опубликовал эти строки доселе по понятным причинам. Но мне кажется, как штрих в определении юмора нашего друга они уместны.

Да, о юморе Светлова можно бы написать отдельное исследование. А здесь я только хотел бы определить его остроумие как могучее и тонкое, живое и органичное, очень современное и озорное. Сколько я написал эпитетов, а все равно их не хватило: юмор Светлова еще и очень светлый, мягкий, умный, добрый…

Нет, надо кончать, иначе будет весьма трудно остановиться!

1965

МИХАИЛ КОЛЬЦОВ

Не сразу возникла дружба между Михаилом Ефимовичем Кольцовым и пишущим эти строки. Первые пять-шесть лет нашего знакомства Кольцов держал себя сдержанно по отношению ко мне. И только году в двадцать седьмом однажды сказал:

— Почему вы не приносите в «Огонек» фельетонов?

Я пробормотал, что носил уже, а не печатают. Кольцов ответил:

— Ну, за эти годы вы стали писать лучше… и потом, мы вас лучше узнали…

Характерно, что и вообще-то Кольцов не сразу раскрывался перед людьми. Он не дарил ни с того ни с сего своих привязанностей. И понятно: Кольцов всегда стоял во главе различных изданий, и, желая печатать свои произведения, к Михаилу Ефимовичу устремлялись наряду с одаренными и достойными людьми еще и всякого рода графоманы, завистники, склочники. Имело смысл втереться в доверие к такому человеку. А потом отвергнутые Кольцовым ловкачи сердились, сплетничали, клеветали на него… Помнится, как-то Михаил Ефимович рассказывал, что на диспуте в Доме печати некий графоман публично жаловался, что он, Кольцов, «по блату» печатает в «Огоньке» Веру Инбер, а его (оратора) сочинений не помещает.

Кольцов заявил так:

— Разрешите дать справку? Вера Инбер пишет хорошо, а товарищ, который жалуется, писать не умеет. Его печатать нельзя.

Не могу сказать, что после описанного приглашения в «Огонек» у меня стали печатать все, что бы я ни принес. Нет, браковали немало. Иначе и быть не могло, во всякой редакции царствует закон: не газета (журнал) для автора, но автор — для газеты. Надо ли говорить, что в изданиях, ведомых Кольцовым, это правило соблюдалось неуклонно…

Примерно с двадцать седьмого года возникли у меня и личные отношения с Кольцовым. На какой почве?

Прежде всего мы сблизились на почве юмора. Кольцов не мог жить без острого слова, без забавного наблюдения, без веселой шутки. Д. О. Заславский в своем предисловии к книге Кольцова, вышедшей в издательстве «Правда» в 1956 году, пишет, что ему часто приходилось наблюдать в редакционных коридорах «Правды» оживленные группы сотрудников, окружавших Михаила Ефимовича. Непременно слышался веселый смех: это Кольцов делился свежим запасом своего юмора.

Не я один состоял в «юмористическом братстве» Кольцова. Когда в 1929 году стал выходить сатирический журнал «Чудак» (название придумал сам Михаил Ефимович), то сотрудники Журнально-газетного объединения, председателем которого был Кольцов, не на шутку сердились на «чудаков», постоянных сотрудников журнала, за то, что мы, по их мнению, чересчур много времени отнимали у руководителя издательства. Между тем в систему «Жургаза» входило до трех десятков разного типа изданий — и все они нуждались во внимании, во времени своего председателя.

А инициатором наших частых встреч был сам Кольцов. Ему было жизненно необходимо обменяться веселыми репликами, услышать что-нибудь новое в этом смысле, самому рассказать… Но и тут вкусы, склонности Кольцова проявлялись ясно и четко. Кольцов не любил механического юмора, бессмысленных шуток. Иногда в юмористической форме проявлялись в среде литературно-артистической богемы двадцатых и тридцатых годов настроения если не прямо обывательские, то близкие к тому. Кольцов относился к этому непримиримо. Сотрудники «Чудака» и «Крокодила», разумеется, не грешили в этом смысле. Но вовне наших редакций иногда приходилось еще встречать подобную политическую «неопрятность», сказал бы я…

Умонастроение нашего редактора четко проявлялось на тех совещаниях, где придумывали темы для карикатур «Чудака», а потом — «Крокодила». Сочиняя эти сюжеты, иные авторы предлагали свои выдумки, в которых сатира как бы «лилась через край». Тогда Кольцов говорил иронически:

— Эту темку пошлите в Париж в белогвардейскую газету «Возрождение». Там возьмут охотно.

Вскоре формулировка эта была сокращена, и наш редактор говорил так:

— Это для того журнала!

А впоследствии и мы сами уже отзывались о неподходящих темах:

— В т от журнал!

Да, Кольцов возился с «Чудаком» непомерно много. Он фактически редактировал все его номера.

А редактор он был удивительный: опытный, смелый, мудрый.

Сохранилась в памяти такая сцена: мы, несколько со- грудников «Чудака», во главе с Кольцовым сидим в садике при «Жургазе» на Страстном бульваре. В саду летом обычно работал ресторан. И вот туда-то за один из мраморных столиков принесены Кольцову на подпись уже сверстанные полосы нашего сатирического еженедельника. Он берет в руки верстку. Естественно, мы умолкаем. Но Михаил Ефимович говорит: