Орхан Памук - Рыжеволосая Женщина Страница 10

– Это что еще такое! – воскликнул брат Рыжеволосой Женщины.

– Тургай, кто это? – спросила его мать.

– Кто ты? – спросил меня брат Рыжеволосой Женщины, Тургай.

– Он что, солдат? – спросил их отец.

– Да не солдат он, он маленький бей, – ответила мать.

Я видел, что Рыжеволосая Женщина улыбается. То прекрасное нежное выражение не сходило с ее лица.

– На самом деле я учусь в Стамбуле, в лицее, – сказал я. – Но сейчас здесь неподалеку мы роем с моим мастером колодец.

Рыжеволосая Женщина продолжала внимательно смотреть мне в глаза.

– Приходите с мастером как-нибудь вечером к нам в театр, – сказала она, и они все вместе зашагали прочь.

Они удалялись в сторону театрального шатра. Я долго смотрел им вслед, пока они не скрылись, наконец-то сообразив – передо мной не семья, а театральная труппа.

Возвращаясь к Махмуду-усте, я увидел ту усталую лошадь, которая три недели назад тянула нашу телегу. Лошадь была привязана к шесту, щипала траву у дороги, и глаза ее были еще печальней.

На следующий день незадолго до обеденного перерыва работавший внизу Али радостно закричал, что видит мягкую землю. Махмуд-уста поднял его и торопливо спустился сам. Вскоре мастер громко объявил: скала закончилась, под ней находится песчаник и скоро непременно появится вода.

В тот день мы работали допоздна, без остановок и от усталости вечером в город не пошли. С первыми лучами солнца поднялись и продолжили работу. Но земля оказалась совершенно сухой, свинцово-желтого цвета.

Еще не было и одиннадцати, как Махмуд-уста поднялся наверх, а вниз опустили Али.

Махмуд-уста сказал ему:

– Работай медленно, не поднимая пыли. Если будешь быстро работать, то задохнешься, не сможешь даже свет наверху разглядеть.

После ужина мы с мастером спустились в Онгёрен. Сидя в кофейне «Румелия», я снова осознал то, о чем думал вот уже два дня: я не смогу сказать Махмуду-усте, что Рыжеволосая Женщина позвала нас в театр. Я хотел любоваться Рыжеволосой Женщиной в театре в одиночестве. К тому же я со страхом чувствовал – если Махмуд-уста заметит мое влечение к Рыжеволосой Женщине, то начнет мешать мне и мы можем с ним поссориться. Отца своего я ни разу в жизни не боялся так, как боялся сейчас Махмуда-усту. Я не знал, каким образом поселился этот страх в моем сердце, но понимал, что усиливает его именно Рыжеволосая Женщина.

Не допив чай, я сказал:

– Пойду позвоню матери.

И, завернув за угол, побежал к желтому шатру театра.

Оказавшись там, я вновь прочитал надписи на афишах. Сбоку от них появился огромный лист бумаги, на котором крупными черными буквами было выведено:

ПОСЛЕДНИЕ ДЕСЯТЬ ДНЕЙ!

До спектакля еще оставалось время; увидев на «улице столовых» в одном из ресторанов Тургая, сидевшего вместе с большой компанией, я вошел туда.

Рыжеволосой Женщины за столом не было. Тургай сделал знак рукой. Я сел рядом с ним.

– Помоги попасть на представление, – сказал я. – Деньги у меня есть.

– Дело не в деньгах. В любой вечер, когда захочешь, можешь найти меня перед спектаклем в этом ресторане.

– Ты бываешь здесь не каждый вечер.

– Ты что, следишь за нами? – изумленно поднял брови Тургай. Затем, положив щипцами два кусочка льда в пустой стакан, налил в него ракы.

– На-ка выпей, – сказал он, вложив тонкий высокий стакан мне в руку. – Если сейчас залпом выпьешь все до дна, я проведу тебя через черный вход.

– Этим вечером не получится, – сказал я, но все равно проглотил залпом ракы и, не теряя больше времени, вернулся к Махмуду-усте.

От ракы кровь шумела в голове. На обратном пути мастер быстро шел впереди меня, то и дело останавливаясь и окликая:

– Где ты застрял?

– Дорогой мой уста, – закричал я в ответ, – а ведь никель, железо и скалы в нашем колодце на самом деле кометы, которые когда-то упали сюда с неба!

Владелец участка Хайри-бей приехал не через три, а через пять дней. Он знал, что мы не нашли воду, но вел себя так, будто ничего не происходит. С собой на фургончике он привез жену и маленького сына. Расхаживая по участку, Хайри-бей рассказал нам, какие построит здесь мастерские по окраске тканей, когда в колодце появится вода. Он показал, где будут находиться склады, где дирекция, а где столовая для рабочих. Сын Хайри-бея, надевший для поездки новые кроссовки, слушал отца, сжимая в руках пластмассовый футбольный мяч.

Отец с сыном погоняли мяч по участку, сложив из камней ворота. Жена хозяина постелила покрывало под мое ореховое дерево и начала раскладывать на нем продукты, которые привезла с собой. Когда она пригласила всех нас, Махмуд-уста помрачнел. Ведь он понимал, что этот торжественный и совершенно неуместный пикник был на самом деле праздником «в честь появления воды», который Хайри-бей задумал уже очень давно. Было ясно – хозяин участка долго мечтал о том дне, когда в колодце появится вода. Махмуд-уста нехотя сел вместе со всеми на краешек покрывала и поел всего понемножку. Когда обед был окончен, сын Хайри-бея лег рядом с матерью и уснул. Его полная, сильная и приветливая мать, покуривая, читала газету «Гюнайдын». Легкий ветер шевелил края газетных листов.

Махмуд-уста снова увел Хайри-бея туда, куда мы высыпáли землю, и я подошел к ним. По выражению лица Хайри-бея я увидел, что владелец участка уверен – вода в колодце в ближайшее время не появится и даже, возможно, не появится никогда.

– С вашего позволения, Хайри-бей, – тихим голосом говорил Махмуд-уста, – пожалуйста, позвольте нам еще два-три…

Он произнес эти слова очень робко. Мне стало стыдно, что я оказался свидетелем унижения мастера. Я разозлился на Хайри-бея. Тот на некоторое время отошел к ореховому дереву, переговорил с женой и вернулся.

– Когда я приезжал в прошлый раз, ты попросил у меня три дня, Махмуд-уста, – сказал он. – Я дал тебе больше, чем три дня. Но воды нет. И земля здесь отвратительная. Я больше не собираюсь здесь рыть никакого колодца. Не мы первые, кто ошибается с местом для колодца. Выбери лучше новое место на участке – ты лучше знаешь где – и начинай рыть новый колодец.

– Жилы меняются в самый неожиданный момент, – ответил Махмуд-уста. – Я буду продолжать копать здесь.

– Дайте мне знать, если появится вода. Я немедленно приеду. Отблагодарю вас, чем можно. Но поймите, я деловой человек. Я не могу бесконечно вливать бетон туда, где нет воды. Начиная с сегодняшнего дня я не плачу вам денег, не оплачиваю никакие материалы, не даю вам ни на какие расходы. С этой минуты Али перестает здесь работать и возвращается к нам. Но, если ты начнешь рыть колодец в новом месте, я снова пришлю к тебе Али.

– Я найду воду здесь, – упорствовал Махмуд-уста.

Затем они с Хайри-беем отошли в сторонку. Я внимательно смотрел на то, как владелец участка дает моему мастеру последние деньги.

Жена Хайри-бея, расстроенная неудачей, отдала нам вареные яйца, остатки пирогов и арбуз.

– Давай-ка мы отвезем тебя домой, – сказал хозяин Али и усадил его в фургончик.

Мы с мастером остались одни. Я в очередной раз заметил, как тих мир. Слышны были только бесконечный треск цикад и далекие гудки поездов.

После обеда мы не работали. Я разлегся под ореховым деревом и погрузился в фантазии о Рыжеволосой Женщине. Мастер подошел ко мне.

– Сынок, давай-ка поработаем здесь еще неделю, – сказал он. – К тому же я тебе задолжал… Даст Аллах, мы закончим в следующую среду. Хозяин нас одарит.

– Уста, а что, если воды так и не будет?

– Верь своему мастеру, – сказал уста, внимательно глядя мне в глаза. Он погладил меня по голове, потрепал по плечу. – Однажды ты станешь большим человеком.

Я не нашел в себе сил возразить ему. В конце концов я подумал: «Ладно, осталась всего неделя. Тем более, я собирался еще раз увидеть Рыжеволосую Женщину и сходить на спектакль».

Последующие три дня земля не меняла цвета. Так как я один с трудом крутил лебедку, Махмуд-уста внизу наполнял ведро не до краев. Это здорово замедляло нашу работу. Земля была очень мягкой, и мастер не тратил много сил. Ведро, которое я опускал ему, он заполнял в три приема, а затем сразу кричал: «Тяни!»

Бывало, силы мои кончались и я садился ненадолго отдохнуть. Когда я возвращался к лебедке, то слышал, как ругается мастер. Иногда он сам чувствовал, что я не в состоянии шевелиться, просил поднять себя, объявлял перерыв, садился под ореховое дерево и курил. Мне очень нравилось, что он зовет меня «сынок». Проходило некоторое время, и я слышал его мягкий, но настойчивый голос: «пора». И мы вновь принимались за дело.

Каждый вечер мы спускались в Онгёрен. Каждый раз я находил какой-нибудь предлог, чтобы отделаться от мастера и одному побродить по улицам Онгёрена в надежде встретить Рыжеволосую Женщину. Желтый шатер театра стоял на прежнем месте.

На третий вечер я проходил мимо лавки столяра, как вдруг меня догнал Тургай.