Питер Мейл - Французские уроки. Путешествие с ножом, вилкой и штопором Страница 10

Похоже на цыпленка? Не совсем. Гораздо нежнее, и вкус тоньше. Мясо очень сочное, с легкой ноткой чеснока и ничем не напоминает то чересчур острое и пахучее блюдо, которое мне довелось попробовать раньше.

Под пристальным взглядом соседа я покончил с первой ножкой и собрался взяться за вторую.

– Нет-нет! – вмешался он. – Сперва надо пососать косточку. – Он поцеловал сложенные бутоном пальцы. – Это самое вкусное!

Я возвращался к себе в отель, а на меня отовсюду таращились пучеглазые земноводные. Лягушки из шоколада и марципана красовались в витринах patisseries[49], подмигивали мне с меню, выставленных у дверей ресторанов, невиданные в природе пушистые лягушки предлагались в качестве призов в многочисленных тирах. Я заглянул в «Salle du Moulin», чтобы полюбоваться на grenouillade monstre, и там тоже обнаружил огромную лягушку в цилиндре и с прижатой к груди бутылкой, улыбающуюся посетителям сквозь сигаретный дым. Я не удивился бы, если бы увидел ее и в общественном туалете, но там на белых кафельных стенах не оказалось ни одной веселой квакушки – к отправлению естественных нужд в Виттеле относятся очень серьезно.

В тот вечер в городской толпе я заметил множество людей в форме, но это были отнюдь не жандармы, а рекламные агенты в красных пиджаках, продающие «Pastis 51». Они предлагали бесплатную дегустацию всем, кто уже устал от пива и рислинга. Один передегустировавший джентльмен, зависнув в дверях бара, громко требовал подать ему аккордеон – он желал порадовать своей игрой прохожих. В ответ на это требование владелец бара усилил громкость музыкального автомата. Аккордеонист, оскорбленный таким пренебрежением к таланту, закурил сигарету не с того конца и, пошатываясь, пошел искать признания в другом месте.

После полуночи толпа на улицах начала редеть, а я отправился в отель. Высунувшись из окна, я слышал, как вдалеке взвизгнула, а потом замолчала электрическая гитара. Кое-где сквозь облака просвечивало черное ночное небо с неоновыми звездами, и это внушало надежду, что завтра будет ясно.

Жителям и гостям Виттеля повезло. Утром ярко светило солнце, и, когда в девять утра я подошел к Дворцу конгрессов, было уже почти жарко. Пока я стоял в очереди на регистрацию, мне вручили список представителей различных confréries, явившихся в Виттель, чтобы поддержать своих собратьев. Всего их набралось пятьдесят семь, по большей части они прибыли из разных районов Франции, и некоторые носили громкие титулы вроде Кавалеры сыра бри или Друзья черной колбасы. Остальная Европа была представлена confrères из Португалии, Швейцарии, Бельгии и Голландии. Из Англии приехал я один.

Идея объединений по гастрономическому принципу, похоже, не слишком привлекает моих сограждан, хоть я и не понимаю почему. Возможно, мы не производим так много деликатесов, как французы, но кое-что все-таки можем. И почему бы не отметить наши достижения? Где, скажите на милость, Братство йоркширского пудинга? Где Общество друзей жареной рыбы с картошкой? Где Орден чеддера? Где Союз заливного угря?

– Bonjour, – раздался голос откуда-то снизу. – Вы тот самый англичанин?

Я опустил глаза и обнаружил, что подошла моя очередь и я нахожусь прямо перед стойкой регистрации. Элегантный мужчина улыбнулся мне, сообщил, что его зовут Пьер Руссель, и предупредил, что выпить я смогу только после того, как отвечу на несколько вопросов анкеты и зарегистрируюсь в качестве кандидата в confrère. Когда с формальностями было покончено, он взмахом руки указал мне на бар.

Алкоголь, употребленный за завтраком, очень приятен и столь же коварен. Впервые я узнал об этом несколько лет назад в гостях у мэра Бузи, городка в исторической области Шампань. К завтраку было подано вино двух сортов, и из простой вежливости я должен был попробовать оба. Несмотря на ранний час, вина, прохладные и бодрящие, пились на удивление легко, и к девяти утра у меня в голове уже стоял приятный туман. Как раз в тот момент, когда я начал трезветь, был подан ланч, разумеется опять с вином, и кончилось все тем, что я опозорился, крепко заснув прямо за обедом. С тех пор по утрам я стараюсь ограничиваться кофе.

Перед баром уже толпились мужчины и женщины – вероятно, confrères. Они были еще в обычной одежде – все, кроме золотисто-палевого лабрадора в шикарном жилете из ярко-синего атласа. Пес, похоже, отлично чувствовал себя в этом наряде и нес караул у большого подноса с круассанами, надеясь, что рано или поздно один из них упадет на пол. По словам владельца, лабрадор давно привык к подобным мероприятиям и являлся членом уже трех confréries (атласный жилет остался ему на память об одном из них). Я спросил, любит ли пес лягушачьи окорочка.

– Месье, – ответил хозяин, – он же лабрадор. Он любит все.

Мои будущие коллеги вдруг оживились и начали выстраиваться в очередь у кабинок для переодевания. В кабинки входили обычно и даже консервативно одетые мужчины и женщины, а выходили оттуда сущие павлины.

Большинство любителей окорочков вырядились в ярчайшие лягушаче-зеленые плащи с желтой оторочкой – и это еще самые скромные! У иных кайма была серебряной или сделанной из чего-то наподобие страусовых перьев, а сами плащи сшиты из шелка или бархата. На шеях у всех до единого висели и позвякивали массивные медали. И шляпы! Боже, что это были за шляпы! Трубадурские пышные береты, треуголки, старинные шляпы с полями и перьями, соломенные капоры и одно творение и вовсе невиданного фасона – анекдот, а не шляпа. Она представляла собой повязанную вокруг головы пурпурную ленту с двумя прицепленными к ней розовыми плюшевыми подушками; они закрывали уши и покоились на плечах владельца – джентльмена, который в обычной жизни, вполне возможно, был уважаемым судьей или налоговым инспектором. Помимо этой оригинальной шляпы, он нацепил на себя пурпурный плащ, пышные короткие панталоны елизаветинской эпохи и колготки. Но таково было разнообразие и причудливость представленных костюмов, что никто не обращал на него особого внимания.

Глотнув напоследок рислинга и еще раз поправив перед зеркалом шляпы, confrères начали выходить на площадь и выстраиваться в шеренгу по трое. Праздник начинался с парада – стройной колонной мы должны были пройти через весь Виттель на встречу с мэром. Он пригласил нас на «бокал вина» – своего рода алкогольный мостик между завтраком и ланчем.

Шествие возглавлял небольшой, но очень громкий духовой оркестр с сияющими на солнце медными инструментами. За ним маршировала группа мажореток, жонглирующих на ходу булавами. За их продвижением придирчиво следила дама-тренер, которая, судя по виду, сама еще недавно вышагивала в их рядах. Она шла вдоль кромки тротуара и время от времени свистящим шепотом давала девушкам указания: «Haut les genoux!» Да поднимайте же колени!

Вслед за мажоретками шествовали confrères. Иностранным гостям из вежливости уступили первое место, и таким образом я вместе с португальцами, бельгийцами и голландцами оказался во главе колонны. Мы поздравили друг друга с отличной погодой, а более опытные братья вспомнили о предыдущих парадах, проходивших под проливным дождем, что плохо сказывалось на головных уборах и праздничном настроении.

Первую половину пути наша колонна двигалась вполне дисциплинированно и, надо полагать, представляла собой восхитительное зрелище: плащи и перья развевались, медали звенели, а лабрадор, на котором, кроме жилета, теперь красовалась и атласная шапочка, вызывал шумный восторг у столпившихся на тротуарах зрителей. Но потом этот стройный порядок, сделавший бы честь и наполеоновским полкам, был внезапно нарушен: одна из мажореток чересчур высоко подбросила булаву, и та угодила в ряды зевак. Девушки резко затормозили и остановились. Впереди ничего не подозревающий оркестр продолжал двигаться вперед, а сзади колонна confrères уткнулась в мажореток и сложилась, как гармошка. Пока пропавшая булава разыскивалась и возвращалась хозяйке, мой сосед успел добыть из складок своего плаща фляжку. «Любите pastis? – спросил он, вручая мне наполненную до краев крышечку. – Моего собственного производства». Крышечка пошла по кругу, фляга вскоре опустела, а тут и мажоретки восстановили порядок в своих рядах. Дальше мы двинулись почти бегом, чтобы нагнать ушедший далеко вперед оркестр.

В конце маршрута улица была перегорожена натянутой ленточкой, а за ней нас ждал улыбающийся мэр с ножницами в руке. Оркестр исполнил особенно бравурный марш, и под щелканье фотокамер ленточка была перерезана. Пришла очередь следующей церемонии – принятие новых дегустаторов в члены братства.

Зал мэрии встретил нас ароматом свежеприготовленных окорочков. Мой коллега-лабрадор остановился в дверях и с мечтательным видом втянул в себя воздух, после чего уверенно прошел вперед и, вежливо помахав хвостом соседям, устроился перед местами, отведенными для самых почетных гостей.