Давид Фонкинос - Тайна Анри Пика Страница 10

– О, вовсе нет. Я заговорила об этой библиотеке, потому что в ней есть одна особенность; может, вы даже о ней слышали?

– Нет, ничего такого я не знаю. И вот что, хватит ходить вокруг да около, скажите наконец, что вам от меня надо. Мне ведь не так уж много осталось жить, – добавила Мадлен своим саркастическим тоном, который приводил ее гостей в замешательство и не позволял насмешливых улыбок.

И тогда Дельфина начала рассказывать ей о библиотеке, все еще не решаясь подступиться к главному. «Интересно, зачем эта девица явилась ко мне – неужели только для того, чтобы поведать историю местной библиотеки, когда она и без того всем известна?» – недоуменно думала Мадлен. Этот проект с отвергнутыми рукописями ее не удивлял, от Гурвека всего можно было ожидать. Вдова отозвалась о нем как о страстном библиофиле только из вежливости и уважения к его памяти. На самом деле она считала его слегка тронутым. Люди говорили, что он очень образованный, но сама Мадлен видела в нем вечного подростка, не способного жить, как взрослые. Всякий раз при встрече он напоминал ей поезд, сошедший с рельсов. Кроме того, она еще кое-что знала о нем. Знала его жену. Окружающие судачили о причинах ее бегства, но Мадлен-то было доподлинно известно, почему жена покинула Гурвека.

«Если хочешь чего-то добиться от человека, нужно его заморочить долгими разговорами», – думала Дельфина. И она сыпала подробностями этой библиотечной истории, выдумывая их прямо на ходу. Фредерик восхищенно пялился на нее, спрашивая себя, почему она сама не пишет романы. Ей удавалось расцвечивать прошлое такими яркими красками, словно она видела все собственными глазами, а не жила за сто верст отсюда. Чувствовалось, что ею движет искренний, вдохновенный порыв. Наконец Дельфина приступила к главному, начав расспрашивать об Анри. Вдова отвечала так, словно муж был еще жив. Взглянув на Фредерика, она сказала: «Вы сидите в кресле Анри, – пока он был жив, оно принадлежало только ему. Бывало, вернется домой поздно вечером, устроится в нем и отдыхает от трудов праведных. А я любила глядеть, как он сидит там, задумчивый такой, и ему это было приятно. Нужно вам сказать, что работал он без передышки. Однажды я решила сосчитать, сколько же пицц вышло из-под его рук. Думаю, не меньше десяти тысяч. Это вам не пустяк. Ну так вот, ему было хорошо в этом кресле…» Фредерик привстал было с места, но Мадлен его удержала: «Сидите, молодой человек, это все равно не поможет, его уже не вернуть».

Сейчас эта старая женщина, вначале показавшаяся им жесткой и ироничной, выглядела гораздо более человечной, даже трогательной. Говоря о покойном муже, она не скрывала правды, а правда была в том, как больно быть вдовой. Дельфина даже заколебалась: что, если разоблачение Анри Пика станет для Мадлен чересчур сильным потрясением? В какой-то миг она встретилась взглядом с Фредериком, прочитала в его глазах ту же мысль и почти уже решила отказаться от своей затеи.

– Но почему вы так подробно расспрашиваете меня о прошлом? – спросила Мадлен.

Ее вопрос остался без ответа. В комнате воцарилось неловкое молчание; Фредерику даже показалось, что бодрое тиканье часов стало как-то слабее отдаваться у него в голове, а может, он просто начал к нему привыкать.

Наконец Дельфина ответила:

– В этой библиотеке отвергнутых рукописей найдена книга, написанная вашим мужем.

– Моим мужем? Да вы шутите!

– На ней стоит имя Анри Пика, а другого Анри Пика, насколько мне известно, не существует. И потом, он ведь жил в Крозоне, так что все указывает на него.

– Вы говорите, мой Анри написал книгу? Честно говоря, меня это удивляет. Он и мне-то никогда не написал ни слова. И ни одного стишка. Нет, это невозможно. Я даже представить себе не могу, чтобы он – и написал книгу!..

– И все-таки это именно он. Может, он тайком писал в ресторане, по утрам?

– И вот еще: он никогда не дарил мне цветы!

– А… какое это имеет отношение? – удивленно спросила Дельфина.

– Ну… не знаю… это я так, вообще…

Фредерик как раз нашел вполне убедительной эту аналогию с цветами. Видимо, Мадлен придавала ей какое-то магическое значение, словно цветочные лепестки являли собой визуальное воплощение писательского таланта.

Старуха снова заговорила, но было ясно, что она им не верит. А вдруг какой-то человек, написавший книгу, взял да и поставил на обложке имя ее мужа, скрылся под чужой фамилией?

– Это невозможно. Гурвек принимал рукописи только из рук в руки. И дата появления книги относится к самому началу создания библиотеки.

– Вот уж кому я не верю, так это Гурвеку! Откуда вы знаете, – может, он сам взял да и прикрылся именем моего мужа?

– …

Дельфина растерянно молчала. В конце концов, Мадлен не так уж не права. Ведь до сих пор ничто, кроме фамилии на обложке, не доказывало авторства Анри Пика. Но тут в беседу вступил Фредерик.

– Ваш муж любил Россию, – напомнил он. – Вы сами нам об этом сказали.

– Да, ну и что с того?

– А в его романе рассказывается о великом русском поэте. О Пушкине.

– Это еще кто такой?

– Пушкин. Его мало читают во Франции. И нужно действительно очень любить русскую культуру, чтобы…

– Ну, это уж вы хватили! Если он назвал пиццу «Сталин», это вовсе не значит, что он был знатоком вашего Пушекина. Нет, ей-богу, вы оба какие-то странные!

– Самое лучшее, если вы прочтете этот роман, – решительно сказала Дельфина. – Я уверена, что вы услышите в нем голос вашего мужа. Знаете, это довольно распространенное явление, когда у человека есть тайная страсть, но он не желает разделять ее с окружающими. Может, и у вас есть такая?

– Чего нет, того нет. Я вот люблю вышивать, но даже не подумала бы скрывать это от Анри!

– Ну а другие тайны? – настаивал Фредерик. – Вы ведь наверняка что-нибудь да утаили от мужа за всю вашу жизнь. У каждого из нас есть свои секреты, правда?

Мадлен не нравилось, что разговор принял такой оборот. Да кем они себя возомнили? И эта история с романом… не верит она им, вот ни на столечко! Анри – писатель? Нет, это смеху подобно! Даже меню на грифельной доске перед рестораном, и то всегда писала она. Так мог ли он рассуждать о каком-то там русском поэте? И еще вдобавок история любви… Верно, они оба так и сказали. История любви – и Анри, ну и ну! Да он ни разу не написал ей ни одной нежной записочки. А уж придумать целый роман – нет, такого и быть не может! Единственные написанные им слова неизменно касались снабжения пиццерии: «Не забудь купить муку», «Вызови плотника, пусть починит стулья», «Закажи кьянти». И такой человек написал целый роман?! Мадлен в это не верила, но житейский опыт подсказывал ей, что люди иногда преподносят самые невероятные сюрпризы. Сколько раз она слышала истории о «двойной жизни».

И она стала припоминать, чего же Анри не знал о ней самой. О ее заветных тайнах. Обо всем, что ей удалось скрыть от него или изобразить в ложном свете. Ему были известны ее вкусы и пристрастия, родственники, жизнь до замужества, но остальное так и осталось при ней. Он ничего не знал про ее ночные кошмары и мечты о несбыточном; не знал о любовнике, которого она завела в 1972 году, и о том, как она горевала, расставшись с ним навсегда; не знал, как она мечтала родить второго ребенка, хотя утверждала обратное, а правда была в том, что ей никак не удавалось забеременеть. Словом, чем больше Мадлен размышляла, тем больше убеждалась, что муж не так уж много знал о ней. И потому вынуждена была сказать себе, что история с романом тоже вполне может оказаться правдивой. В недавнем разговоре она исказила образ Анри: да, он, конечно, не читал книг и вроде бы не интересовался литературой, но следует признать, что у него был свой, особый взгляд на жизнь. И еще она ценила в нем определенное душевное благородство: он никогда не осуждал людей с ходу и никогда не спешил высказывать о них свое мнение. Это был человек, во всем свято соблюдавший меру, он жил в ладу с убеждением, что мир можно понять, только глядя на него со стороны. И Мадлен, мысленно приукрашивая портрет мужа, постепенно приходила к мысли, что вообразить его в роли писателя не так уж и трудно.

А через несколько минут она и вовсе сказала себе: почему бы и нет? Да, это сомнительно, но вполне возможно. И, кроме того, следует принять во внимание еще одно: ей пришелся по душе этот возврат к прошлому. Она была готова поверить чему угодно, лишь бы это помогло снова встретиться со своим Анри, – так некоторые люди увлекаются спиритизмом. А может, он вообще оставил этот роман специально для нее? Чтобы вновь появиться в ее жизни – вот так, неожиданно. И сообщить, что он все еще с ней. Может, этот роман – как бы способ шепнуть ей о своем присутствии, напомнить, что их общее прошлое еще живо. И тогда Мадлен спросила: «Я могу прочитать его книгу?»

На обратном пути в Морга Фредерик пытался развеять уныние своей возлюбленной. Все не так уж плохо, и нет ничего страшного в том, что им не удалось сразу обсудить возможность публикации. Старушку нельзя торопить, нужно дать ей время попривыкнуть к такой ошеломляющей новости. Как только она прочтет роман, у нее не останется никаких сомнений в авторстве мужа. И она поймет, что эта книга не может долго оставаться в тени. Она, конечно, будет лопаться от гордости и сознания, что была спутницей жизни такого писателя; сможет уверять всех, что она-то и вдохновила его на творчество. Выступать в роли музы великого человека приятно в любом возрасте.