Ингрид Нолль - Неунывающие вдовушки Страница 10

Она встала у меня за спиной и, вздыхая, посмотрела на фотографии.

– Как Эрик мне нравился, когда мы познакомились! Думаю, я не первая, кто на него запал.

– И?..

– Смешно сказать, он казался мне защитником бедных и несправедливо обвиненных и потому – хорошим человеком. Но его клиенты-уголовнички совсем не бедствуют, и он на них отлично зарабатывает.

Ну вот, неужели еще одна защитница моральных ценностей… Может, мне вступиться за ее Эрика? Пока я думала, Катрин продолжала:

– Он начинал как обычный рядовой адвокат, совсем не богатый, но через несколько лет стал специализироваться на делах о проституции и уже не вылезал из борделей. У него туда постоянный абонемент.

И Катрин разрыдалась. Я принесла ей бумажные платочки и сунула в руки банку колы. Немного поплакав, она потихоньку успокоилась и, чтобы отвлечься, взялась пылесосить квартиру. Мне тоже захотелось быть полезной: я распаковала картины и стала думать, куда бы их повесить. Странно, почему Катрин хотела забрать эти сомнительные шедевры? Что ей в них? Может, здесь что-то семейное?

Мы с Корой все время ходили по выставкам и музеям, я кое-что понимаю в искусстве. Сейчас я видела перед собой четыре скверные копии натюрмортов с розами в стиле бидермайер в дешевых рамах, все одинакового формата, примерно пятьдесят на пятьдесят. У одной из картин крючки еле держались. Как бы их укрепить? Я перевернула картину и вдруг обратила внимание, что бумага, бережно прикрепленная гвоздиками к раме, в одном месте отогнулась, и виднелись обои с пестрым рисунком. Странно, натюрморт написан маслом на обоях? Я принесла из кухни нож: что тут за секрет?

Я отковыряла холст с букетом от рамы, и появилась другая картина. Ничего себе! Небольшое полотно, импрессионизм, изысканное, тонкое, сцена в гареме. Может быть, даже сам Матисс!

Рядом возникла Катрин.

– Ты что делаешь? Ты зачем портишь мои розочки?

Поздно спохватилась! Я уже раскрыла твою тайну. Выкладывай! И Катрин с неохотой вынуждена была объяснить: один уголовник, скупщик краденого, подзащитный ее мужа Эрика, расплатился с адвокатом этими полотнами за удачную защиту. Полотна, конечно, ворованные. Муж принес их и сказал: «Золотая старость нам обеспечена». Они прикрыли импрессионизм натюрмортами и повесили на стену. Эрик говорил, что на стене они даже в большей безопасности, чем в любом сейфе. Никто не позарится на такую дешевую мазню из супермаркета.

Мы с трепетом любовались картиной. И волшебные орнаменты, окружавшие фигуру одалиски, и растения, и фрукты были свежи, ярки и излучали чувственность Востока.

– А что другие? – я сгорала от любопытства.

– У тебя верная рука, – улыбнулась Катрин, – ты сразу взяла лучшую. Остальные тебя, конечно, тоже порадуют.

Она была права, другие картины не могли сравниться с Матиссом. Однако если бы я начала не с него, то и другие полотна удивили и поразили бы меня. Это были карандашный набросок Фейербаха, пейзаж кисти неизвестного мне альпийского художника и гравюра Генриха Фогелера. Картины были разной величины, но их втиснули в одинаковые квадратные рамы.

– Если это оригиналы, – сказала я, – то они, конечно, стоят целое состояние, но ведь их невозможно выставить на торги. Как Эрик собирался выручить за них деньги?

– Во всем мире пропадают ценности из музеев. У вещей, которые невозможно продать, есть свой рынок сбыта. И потом, мы же не «Мону Лизу» прячем. Но, вообще-то, я бы предпочла оставить картины себе. Здорово бы было повесить их на стену как есть и не прятать.

Катрин уселась на своем матрасе по-турецки. Между тем было около полудня. Спасаясь от жары, мы опустили жалюзи. Если бы я умела рисовать как Матисс или хотя бы как Кора, я написала бы этюд моей удивительной соседки. Справа на окне – кремовые орхидеи, слева темно-красное пакистанское покрывало. Усатая Катрин посередине, как маленький сфинкс.

– И речи не может быть о том, чтобы оставить картины себе, – заговорила она вдруг, – предметы искусства принадлежат всем. Картины должны вернуться в музей. – Катрин испытующе глядела мне в лицо.

– В музее никогда нет места для всех полотен, – я попыталась успокоить ее благородный порыв, – картины будут пылиться в запасниках, в хранилищах, и никто их никогда не увидит. Отнеси их в страховую компанию, скажи, что нашла, пусть выплатят вознаграждение.

Катрин, видимо, и без меня задумала нечто подобное.

– Да хорошо бы, – отвечала она, – но как жена незаконного владельца я не получу никаких хороших денег. Тут нужен независимый посредник. Тебе бы тоже не помешало подзаработать?

Мне надо было покурить и подумать. Я, бывало, и прежде нарушала закон, но чтобы так!

– А что скажет Эрик, когда не найдет картин на прежнем месте?

– Хороший вопрос, – рассеянно отвечала Катрин. – Дай, что ли, сигаретку, – она отломила фильтр. – Ты знаешь, преступления, связанные с предметами искусства, стоят на втором месте после наркобизнеса, даже прежде торговли оружием, – продолжала она сквозь табачный дым. – Одна только подделка приносит целые состояния. При этом сорок – шестьдесят процентов всех работ кисти уже покойных художников – фальшивые. А обмануть покупателя – проще простого. Многие из тех, кто в состоянии выложить крупную сумму за картину, не особенно интересуются ее происхождением и проверять шедевр на подлинность не будут. Едут люди в отпуск и там с готовностью отстегивают пару тысяч за нумерованную литографию Пикассо с его подписью. В любом копировальном салоне при современной-то технике такая копия один в один обошлась бы им на два нуля дешевле. И это еще что.

– Ишь ты, специалистка! – изумилась я. – Зря ты тогда забрала платья, украшения, фотографии. Эрик сразу поймет, что это ты обчистила квартиру. А должен думать, что его ограбили профессионалы по наводке. Нужно снова туда поехать и запутать следы.

– Да ты сама рассуждаешь, как профи! – изумилась Катрин. – Нет, боюсь. Еще одного раза мне не выдержать!

Я посмотрела на часы: мы нанесли визит в бывшее жилище Катрин меньше двух часов назад. Вполне может быть, что ее муж еще не вернулся и не знает, что мы обчистили квартиру. Надо бы проверить. Я вновь набрала номер Эрика и услышала его приятный голос на автоответчике.

Катрин взглянула мне в лицо и все поняла. Она вскочила и опять уложила в тюк все вещи, не оставляя себе ничего: ни драгоценностей, ни платьев, ни кораллового ожерелья бабушки, ни свадебной фотографии родителей.

– Я видела в одном фильме, как взломщик не удержался и стянул для своей невесты самое красивое кольцо, вместо того чтобы ограничиться стандартными золотыми безделушками. На том и погорел. Настоящие профи не должны себе такого позволять, – ободряла я свою ученицу, – любая мелочь может загубить все дело.

И на этот раз многоквартирный дом казался нежилым. Без нас заходил почтальон: из ящиков торчала корреспонденция. Мы, не мешкая, прошли в квартиру, развесили одежду, вернули альбомы на полки, украшения – в ящики комода. Потом я отослала Катрин, уже слегка в истерике, к машине и стала заметать следы. Отпечатки ее пальцев на мебели не вызвали бы подозрений, мои были неуместны, пусть и не фигурировали в полицейских картотеках. Вот бы пустить преследователей по ложному следу! Как бы поступил настоящий утонченный профессионал? Я задумчиво рылась в сумке. О! Есть! Расческа, которой я чесала длинные патлы Энди! Я с умыслом разбросала по комнате несколько волосков. Анализ ДНК покажет, что волосы принадлежат мужчине. Но никто никогда на заподозрит безобидного таксиста из Дармштадта.

Внизу на лестнице мне встретился мужчина, мельком взглянул на меня и любезно улыбнулся. Я узнала его не сразу: на фото он выглядел привлекательнее. Походка его была легкой и упругой, он выглядел подтянутым и сильным, но маленькая голова на длинной шее, как у страуса, раскачивалась при каждом шаге, словно метроном, и это, конечно, было не слишком красиво. Когда до меня дошло, что на меня только что глядели стальные глаза Эрика, сердце у меня замерло. Однако он меня не знает. И я сделала вид, что навещала подругу этажом выше.

Внизу, в машине, Катрин нервно полировала носовым платком зеркало заднего вида.

– Он тебя видел? – заорала я.

Кто? Муж? Она вытаращила глаза и затряслась. Нет, он не мог ее заметить, он всегда ставит машину в подземный гараж и заходит в дом с другой стороны.

– У кого, кроме тебя, есть ключи от дома? – спросила я. – Замки открыты ключами, сразу заметят, что взлома не было.

– Уборщица… – прохрипела Катрин.

Так, думай, Катрин, думай! Уборщица! Ага, она после обеда еще моет физкультурный зал в ближайшей школе.

Едем в школу!

– Меня она знает, – сипела Катрин, – так что тебе идти. Там работают несколько уборщиц, я однажды заходила в школу, нужно было отдать распоряжения Эмине.