Борис Баделин - Капитан Рубахин Страница 10

А вот попыток перевести разговор на свою профессию Василий не поддерживал. Даже о розыске икон рассказал одной фразой: «Просто я знал, кто их мог у вора купить!» Наташе, конечно, любопытно было послушать что-нибудь ещё про героические будни сыщика Рубахина, но настаивать она не стала.

В тот вечер сердце её дрогнуло и окончательно сдалось суровому капитану…

Наталье под выдуманным предлогом удалось продлить свою командировку сверх срока ещё на неделю.

Далее события развивались так стремительно, что к осени она уже была женой капитана Рубахина и научным сотрудником Опорского краеведческого музея…

Надо сказать, что родители Наташи были крайне огорчены и разочарованы выбором своей единственной и любимой дочки. Они никак не могли предположить, что их зятем может стать какой-то милиционер из какого-то там Опорска.

Это было тем более досадно, если учесть, что на их девочку уже имели виды и сыновья высокопоставленных чиновников, и очень состоятельных людей, которые со своей стороны тоже считали выгодным породниться с влиятельным бизнесменом Зименковым.

При этом никто бы не рискнул утверждать, что внимание кандидатов в женихи привлекало именно положение отца невесты, и даже наоборот – природа была с Натальей не менее щедра, чем судьба: из поговорки «не родись красивой, а родись счастливой» ей достались обе части. Во всяком случае, так было до её отъезда в Опорск.

Отец-дипломат весьма искусно устраивал знакомства дочери с перспективными женихами, оставаясь при этом вроде бы как в стороне.

В силу своей профессии Николай Иванович Зименков был человеком предельно трезвым и прагматичным. Этот отточенный с молодости прагматизм обеспечивал ему неизменный успех в карьере и в жизни.

Раньше Николаю Ивановичу казалось, что своим собственным примером он воспитывал практичность и в дочери.

Однако, обнаружив, что его дочь влюблена без памяти и, к тому же, успела забеременеть, раздосадованный отец понял: чего-то он в её воспитании явно не учёл.

Уговоры были бесполезны, и отец вынужден был пойти на крайние, как он считал, меры.

– Я не исключаю, что твой милиционер – хороший парень и добрый человек! – заявил он Наталье за семейным столом. – Но это совсем не одно и то же, что и хороший муж, а тем более – отец. Буду рад, конечно, если он обеспечит тебе и ребёнку счастливую жизнь. Но сам я пока не намерен в этом участвовать ни словом, ни делом, ни копейкой! Пусть твой милиционер докажет свою ответственность. Только тогда я его приму.

Отец встал из-за стола, обнял за плечи плачущую мать и добавил:

– А тебя мы с мамой всегда любим и ждём. Как и нашего внука или внучку – кого Бог даст!

Единственным отступлением от сказанного стал звонок в Опорск из министерства культуры. Наташу порекомендовали местному музею в качестве научного сотрудника.

Лучшая столичная подруга Вероника, с которой они дружили ещё с пятого класса, насмерть сражённая новостью о скоропостижном замужестве Натальи, естественно, заинтересовалась – что это за провинциал такой, победивший в конкурсе за её сердце всю толпу столичных поклонников?

Наталья задумалась, подбирая объяснение попроще.

– Помнишь, как года три назад зимой мой папа возил нас на какую-то лесную базу, на охоту, и там, у хозяина, жил настоящий волк? – спросила она.

– Конечно! – Вероника округлила глаза. – Ух, красавец! Я когда на него смотрела, у меня мурашки по спине бежали!

– Ну, и сравни его с начёсанными пуделями и прочими кокерами в бантиках на собачьей выставке…

– О-у-у! – глазки у подруги игриво заблестели. – Дикий зверь в постели?

– Да не в этом дело! – засмеялась Наталья. – Он настоящий мужик, понимаешь? В нём нет лоска, но зато нет фальши!

Подруга её так и не поняла…

Любовь – очень действенный анестетик, который позволяет людям не ощущать даже самых острых житейских невзгод. Наташа готовила еду на общей кухне, мылась в тесном душе, который был главной роскошью в их с Рубахиным семейном гнезде, и ездила на работу в переполненном трамвае.

Если бы кто ей заранее сказал, что на всё это она поменяет свою удобную и размеренную столичную жизнь, она бы никогда не поверила.

В милицейском общежитии, где Василий раньше не столько жил, сколько ночевал или отсыпался днём после ночных операций, произошли разительные перемены. Старую железную кровать в комнате сменил мягкий угловой диван, стены украсила пара симпатичных картин, написанных опорскими художниками, появились шторы на окне и некоторые другие мелочи, которые сразу превратили рубахинскую ночлежку в довольно уютное гнёздышко.

Теперь уже, как ни отмахивался Василий, Наталья всё больше узнавала про его работу. И чем больше узнавала, тем больше убеждалась, что ему всё это нужно бросать. Скупые рассказы мужа резко переворачивали её представления не только о милицейской работе, но и о реальной жизни в целом.

Зарплата у них была просто издевательской. Практически все сослуживцы Рубахина постоянно искали, где подработать. Но делились они в этом на несколько категорий: первые – «выкручивались», то есть, нанимались менты сопровождать грузы, красили машины в автосервисах – соглашались на любую работу вне службы, и дома их почти не видели, а если видели, то смертельно усталыми или спящими.

Оставаясь честными, они, естественно, оставались и бедными. «Зарабатывали» себе честные менты ещё и грыжи, и язвы, и тяжёлые неврозы из-за хронического переутомления, повседневной сухомятки и нескончаемых стрессов, лечимых алкоголем.

Эта первая категория была первой и в очереди на отправку в горячие точки, где им платили какие-то «боевые» деньги – тоже смешные, поскольку Наталье было известно, сколько получали тупые клерки в некоторых столичных госкомпаниях лишь за то, что просто сидели в своих уютных офисах с девяти до восемнадцати часов.

Другие менты – «крутились». Денежные знаки ими добывались совсем другими путями и в других количествах. Представители этой категории уже не ездили на трамваях или даже на «Жигулях» – они катались на иномарках – кто на подержанных, а кто и на новых моделях. «Крученые» менты по заказам крупных торгашей выжимали с рынка их конкурентов, добывали коммерсантам нужную информацию, нередко обеспечивали «крышу» и откровенно преступным группировкам.

Деловые давили честных морально и вытесняли их физически с перспективных должностей или вовсе за пределы службы.

Некоторые умудрялись балансировать между первыми и вторыми, но таких было мало, и однажды они неизбежно занимали место по ту или иную сторону черты.

Ну, и последняя группа – это менты, которые по-мелкому шакалили и крысятничали в ларьках, на рынках, на улицах – пытались, короче, урвать лишнюю копейку, где придётся. По блатной иерархии их следовало бы отнести к разряду «опущенных».

Нет, Наташа не была слепой избалованной дурочкой, она и раньше знала, что вокруг творится немало мерзостей, но это были представления со стороны, и её лично очень многое до сих пор не касалось.

А Василий уже давно был ввергнут в самую гущу свирепо грызущихся за денежные знаки и прочие материальные блага сограждан, где ему по службе полагалось отлавливать особо наглых и озверевших.

При этом её сыщик Рубахин с упорством, выходящим за грань здравого смысла, пытался делать своё дело по совести. Наташа видела, как тяжко это ему даётся среди людей, делить которых на правых и виноватых не возьмётся уже, наверно, и самый высший небесный судья.

Да и его суд, похоже, нынче мало кого страшит: грешники щедро «отстёгивают бабло» на храмы, искренне полагая, что у них теперь и на небесах всё схвачено, к тому же – как не заметить Господу увесистых крестов из червонного золота на упитанных шеях новообращенных рабов его!

А Василия ещё с детства родители безнадёжно «испортили» – накрепко вложили в голову, что в жизни нужно быть честным и справедливым, и теперь он всё чаще ощущал себя на службе фигурой несуразной и нежелательной…

Как-то, когда Наталья уже ходила с большим животом, холодным зимним вечером явились к Рубахиным в гости Финист с подружкой. Пили чай, обсуждали городские новости, в том числе и предстоящий концерт известного столичного барда, на который они решили вместе сходить, если позволит мужчинам служба.

– Вот так! – дурачась, проворчал Соколов. – Будем тратить деньги на всяких заезжих, а дома свой бард пропадает в безвестности.

Его подружка с любопытством на него посмотрела.

– Не на того смотришь! – продолжал Финист, – это вот Васька у нас – настоящий соловей!

Рубахин, улыбаясь, отмахнулся.

Но Наташа, которая и сама давно не слышала песен мужа, поддержала Юрия:

– Может, достанешь гитару?

Василий не стал дальше отнекиваться. Гитара была извлечена из-за дивана под шутливые аплодисменты присутствующих.