Лия Флеминг - Девушка под сенью оливы Страница 11

Пенни с ужасом наблюдала, как чернорубашечники зорким глазом выискивают в толпе недовольных, набрасываются на них, ударяют по голове и маршируют дальше, оставляя после себя разбитые в кровь лица. Она поняла, что только что стала свидетельницей чего-то страшного, невообразимого, такого далекого от их упорядоченного существования на вилле «Артемзия». К тому же она страшно испугалась, поняв, какую глупость совершила, отправившись бродить по городу одна.

Толпа начала стремительно редеть, и Пенни поняла, что пора уносить ноги. Потребовались изрядное самообладание и выдержка, чтобы найти правильное решение. Она набросила на голову шелковый шарф, тут же, не растерявшись, купила у лоточника сетку апельсинов и, втянув голову в плечи, засеменила прочь с опущенными вниз глазами, изображая загруженную семейными хлопотами гречанку, которая торопится домой, к семье. Кое-как она миновала несколько переулков, пока наконец не вырвалась к центру города.

Бледная от испуга, она добралась до посольства и рассказала об увиденном Уолтеру. Тот пришел в неописуемую ярость.

– Чем скорее, моя юная леди, ты уедешь домой, тем лучше для всех нас! – набросился он на нее. – Разве ты забыла, что девушки нашего круга не шляются по улицам без сопровождения? Особенно здесь и сейчас! В Афинах совсем не безопасно. После военного переворота, совершенного Метакисом, его молодчики совсем обнаглели. Готовы маршировать даже в центре города. Так что проблем с каждым днем лишь прибавляется. Я был бы только рад, если бы Эвадна тоже уехала отсюда. Сплошное мракобесие, и бог знает, когда все это закончится.

Еще никогда Пенни не слышала столько пессимизма в голосе Уолтера. Она чувствовала себя очень виноватой перед ним, но одновременно в глубине души ее распирала гордость. Ведь справилась же сама! И без всякой посторонней помощи.

А потом, когда подходила к концу четвертая неделя ее пребывания в доме Эффи, случилось то, что резко изменило все их планы. Стоял уже сентябрь, но жара не спадала. Однажды утром Эффи проснулась от боли. Сильно ныла спина. К тому же Эффи была необычно бледна. Наступил день, но боль не отпускала. Лежа на кровати, сестра буквально корчилась от боли. А когда она попыталась встать, то Пенни обнаружила на постели следы крови.

– Как давно началось у тебя кровотечение? – испуганно спросила она у Эффи, стараясь говорить спокойно, но чувствуя, как заколотилось в груди сердце.

– Кровотечение? Какое кровотечение? – непонимающим тоном переспросила ее Эффи и схватилась за простыни. – Боже! – Она в страхе уставилась на младшую сестру. – Что происходит? Все обойдется, да?

Пенни тут же приказала дворецкому ехать за врачом. Когда привезли доктора, бедная Эффи была уже без сознания. Пенни между тем, не теряя самообладания, нашла небольшой саквояж и быстро упаковала туда все необходимые туалетные принадлежности. Врач торопливо осмотрел Эвадну и сказал, что забирает ее с собой в клинику. Пенни поехала вместе с ними. Вскоре в больницу подъехал и Уолтер, растерянный, но с каменным выражением лица. Он застал свояченицу, беспомощно мечущуюся возле дверей палаты, в которую определили Эффи.

Выкидыш! Без всяких объяснений, почему он случился на столь позднем сроке беременности, без причин, без видимых поводов. А в результате нет больше младенца, зачатого во время медового месяца.

– О, такие вещи случаются довольно часто! – на ломаном английском языке сказал им дежурный врач. – Никто не знает, почему так. Но вы не волнуйтесь! Ваша жена – молодая, здоровая женщина. И она еще подарит вам дюжину ребятишек. Вот увидите! Дайте только срок!

Конечно, он старался как-то утешить родственников, но слова утешения произносились таким равнодушным тоном, что Пенни невольно поежилась. «Если когда-нибудь мне придется в качестве медсестры сообщать родственникам больного дурные новости, – подумала она, – то я для начала хотя бы присяду вместе с ними где-нибудь в сторонке и просто посочувствую их горю».

Пенни безотлучно дежурила возле постели сестры все время, что та провела в клинике. У нее сердце разрывалось при виде безжизненного тела Эвадны. Куда девался свет, потоками льющийся из огромных глаз Эффи? Перед ней лежала не старшая сестра, а маленький перепуганный ребенок. Кто бы мог подумать, глядя на нее сейчас, что видит перед собой бесстрашную наездницу, с ходу берущую самое высокое препятствие. А уж в теннисе сестра могла дать фору любому мужчине и всегда с легкостью обыгрывала всех, причем с разгромным счетом. И вот ее сестра неподвижно распласталась на постели. Она не кричит, не жалуется, она лишь тупо смотрит в одну точку и молчит.

– Все кончено! – прошептала она наконец. – Я даже никогда не узнаю, кто это был, мальчик или девочка. Ах, меня словно всю выпотрошили наизнанку! – Голос звучал вяло, безжизненно, но слез не было. – Пенни, дорогая! Забери меня отсюда домой! Пожалуйста! – прошептала она едва слышно.

За несколько часов, проведенных подле постели больной, перед Пенни разверзлась пропасть – пропасть страданий и боли. Что они знали с сестрой о страданиях в своем райском мирке? И вот первое взрослое потрясение: ребенка больше нет. К их возвращению дворецкий постарался убрать с глаз все, что могло бы напомнить о случившемся. Все те прелестные вещицы, которые так любовно собирались в качестве приданого новорожденному, были упрятаны подальше. Огромное горе, которое каждый из них троих переживал по-своему. Они не говорили о случившемся, но горечь утраты витала в самом воздухе. Она чувствовалась в их тягостном молчании, в общей атмосфере дома. Уолтер постарался оградить жену от докучливых визитов многочисленных подруг и приятельниц. А что те могли сказать? Как утешить? «Не повезло тебе, милочка» – вот, пожалуй, и весь набор стандартных утешений.

Пенни как могла ободряла сестру, пытаясь вернуть ей интерес к жизни. Но, при всем желании, она не могла вернуть ей того, что так жестоко отобрала у нее сама жизнь. Эвадна днями лежала у себя в спальне, свернувшись калачиком, и молчала, бесцельно разглядывая узоры на потолке. Само собой, ни о каком отъезде вместе с Болтонами не могло быть и речи. И как ни презирала себя Пенни за свое жестокосердие, но это обстоятельство, явившееся следствием столь трагичных событий, вызвало у нее радость.

Уолтер тоже был счастлив, что она задержится у них еще на какое-то время. Он позвонил домой и сообщил, что все их планы изменились. Удивительная штука жизнь! Горе Эвадны стало спасением для Пенни. Ведь даже мама не посмела сказать слова против. Более того, что ни день она звонила им, требуя подробного отчета о том, как идет процесс выздоровления дочери, и даже угрожала приехать лично, если ее присутствие станет необходимым. И все же она настоятельно потребовала от дочерей, чтобы к Рождеству все были дома. Желая поднять им настроение, она даже приоткрыла завесу над своими ближайшими планами. Сразу же после Рождества они начнут подготовку к большому весеннему балу, на котором Пенни дебютирует вместе с Клементиной, дочерью леди Форбс Холстед.

В знак благодарности Пенни за ее бесценную помощь сестре Уолтер организовал ей частные уроки рисования в Британской школе археологии. Занятия начались с осени. Отныне ее жизнь на вилле стала еще свободнее и никто не регламентировал ее действий. Пенни просто отказывалась поверить собственному счастью. Невиданная свобода! Немыслимая, по законам родительского дома. Наконец-то в ней признали взрослого человека.

Мало-помалу Эвадна стала приходить в себя. Конечно, до полного выздоровления было еще далеко, да и настроение у нее было подавленное, но все же… Именно в эти дни Пенни поняла, что они с сестрой стали близки как никогда. Воистину, страдание уравнивает всех, и богатых, и бедных, и молодых, и старых, и титулованных особ, и простой люд. Итак, она уже научилась быть полезной и стала более независимой. Но как бы ей хотелось применить оба эти качества в несколько иной области. Однако, как говорится, от судьбы не уйдешь. И вот она здесь, в Афинах. Пока здесь. К лучшему или к худшему, время покажет.

2001 год

Я проснулась от какого-то непонятного толчка. А все же послеобеденный сон – вредная привычка, особенно в мои годы. Да еще сейчас, когда все мысли заняты предстоящей поездкой в Грецию, а потому в моих снах постоянно присутствует Крит. Дорогая Эвадна! Если бы ты знала, сколь многим я тебе обязана! И прежде всего своей свободой. И каким счастьем было для всех нас, когда ты наконец обрела свою заслуженную награду. Атина (или Афина), дражайшая дочь Эффи и Уолтера, родилась уже после войны. Немного необычный ребенок, во многом похожий на меня. Но он принес нам столько радости, а потом и горя. Моя племянница умерла совсем молодой от лейкемии. Но я опережаю события, а пока…

Потянулись спокойные размеренные дни. Афины гипнотизировали меня своими ритмами, и чем дальше, тем больше я влюблялась в этот город. Какое же это было счастливое время! Я свободна, я вольна делать то, что мне хочется. И счастью моему, казалось, не будет конца. А потом наступил день, когда нужно было сделать выбор. Тяжелый выбор, с учетом моего юного возраста. Решение, которое раз и навсегда обрывало все шелковые ниточки, связующие меня с родными и близкими. И вот я должна оставить семью, бросить все, принести такую жертву на алтарь моей неуемной тяги к приключениям. И во имя моей любви.