Элизабет Фримантл - Изменницы Страница 11

Рядом с королевой ее испанец. Одеревенелый, неловкий, он отшатывался от нее, как другие обычно отшатываются от меня, если их усаживают рядом, – уж мне ли не знать, как проявляется отвращение! Она трогает его за рукав, и он морщится. Понятно, что она не оправдала его ожиданий, хотя сама она, похоже, этого не замечает. На лице Фелипе такое же выражение, какое появляется на лице Кэтрин, когда ей предлагают подарок, который ей не нравится, но она должна притворяться довольной. Теперь, когда испанец красуется рядом с королевой, надменный и неприступный, чернь им вполне довольна – он действительно выглядит по-королевски. Внешность оказывает большое влияние на людей; уж мне ли не знать!

Мы стояли на трибуне арены для турниров Уайтхолла; все собрались, чтобы посмотреть какую-то испанскую забаву, которую собираются показать наши гости. Последние месяцы я наблюдала за англичанами, которые изо всех сил старались делать вид, будто ничто испанское не производит на них особого впечатления. Сегодняшний день не стал исключением. Молодые иноземные аристократы группками скакали по арене, изображая битву, и размахивали рапирами, но на них почти никто не смотрел. Небо затянули облака, было холодно и сыро, моросил мелкий дождь, который угрожал перейти в ливень. Мы кутались в меховые шубы, прячась под навесом, защищенные от дождя, а испанцы на арене дрожали от холода. Должно быть, им не терпится вернуться на родину, где светит солнце.

Англичане им не понравились; они то и дело жаловались. Им не нравилась наша погода, наша еда и наши девушки. По мнению испанцев, мы не умеем наряжаться, слишком бойкие и некрасивые. Правда, все они, как голодные псы на мясо, глазели на мою сестру и Джейн Дормер. Фериа, ближайший соратник короля, который демонстрировал самые лучшие среди всех испанцев манеры, судя по всему, воспылал страстью к Джейн Дормер. Кэтрин считает, что из Джейн выйдет отличная жена для такого человека, как он, потому что она послушная, добрая и кроткая. Я знаю, что хорошая жена должна быть послушной – во всяком случае, так всегда говорит мистрис Пойнтц, правда не мне, ведь всем известно, что я никогда не выйду замуж. И все же я должна демонстрировать послушание. Оно сглаживает мои недостатки. Интересно, что ждет мою сестру Кэтрин, ведь она никого не слушается!

Фелипе что-то зашептал королеве так тихо, что ничего не слышу даже я, хотя и сижу у нее на коленях. Продолжая шептать, он то и дело косился на меня, и рот у него кривился от отвращения.

– Мэри, милочка, у нас болят колени. Пожалуйста, слезь и сядь рядом, – сказала королева, словно извиняясь.

Она и не догадывалась, как мне не нравится сидеть у нее на коленях – и какую жгучую ненависть я питаю к ней самой. Она попросила Джейн Дормер подвинуться и освободить для меня место рядом с ней, но ее муж снова что-то зашептал ей на ухо. Джейн Дормер снова села рядом с королевой, и мне пришлось сесть по другую сторону от Джейн, рядом с Магдален Дакр – теперь я далеко, и испанец может делать вид, будто меня не существует. Магдален скорчила гримасу и, отвернувшись от меня, отодвинулась на скамейке как можно дальше. Она зашептала что-то на ухо кузине Маргарет; та прыснула со смеху. Я притворилась, будто мне все равно. Хотя я привыкла к плохому обращению, мне далеко не все равно, как ко мне относятся; просто я не позволяю себе об этом думать.

Я посмотрела на то место, где еще недавно сидела моя сестра, но она незаметно ускользнула. Я огляделась по сторонам и заметила ее алое платье за высокой живой изгородью. Оказывается, она отправилась в аптекарский огород – скорее всего, чтобы обниматься с молодым Гербертом. С полдюжины конных испанцев, среди них Фериа, галопом вырвались на арену под приветственные крики толпы. Король встал и несколько раз хлопнул поднятыми над головой руками. Кое-кто из зрителей последовал его примеру, но аплодисменты были довольно жидкие. Всадники были одеты как будто для битвы – в нагрудниках и сапогах, в странных шапочках с перьями и просторных черных плащах. Они старательно забрасывали длинные полы на плечи – крест-накрест. Вместо копий у них длинные палки. Кто-то крикнул:

– Что это за оружие!

В толпе раздался смех, хотя я и не понимаю, что здесь смешного. Пусть у них нет оружия, зато их лошади красиво разубраны, начищены, как полированное дерево, горделиво выгибают шеи, раздувают ноздри, бьют копытами. А сбруя у них блестит, как драгоценности королевы.

Кони шли рысью, строем, мотали головами, высоко поднимали передние ноги и махали хвостами, а всадники перебрасывались палками, ловко подхватывая их в воздухе.

– Вы больше ни на что не способны? – крикнул кто-то из зрителей.

– Я не знаю этого танца, – вторил ему другой визгливым голосом, изображая женщину. Его реплика вызвала хохот.

Фелипе стиснул зубы и постучал по подлокотнику кресла ногтем большого пальца – тук-тук-тук. Мы все молчали. Из толпы доносились колкости и свист. Тук-тук-тук. Королева взяла мужа за руку. Он вырвал ее. Она что-то бормотала о том, что зрелище изумительное. В ответ он фыркнул и отвернулся от нее. Приближенные королевы, Сьюзен Кларенси и Фрайдсуайд Стерли, сидящие позади нас, начали хлопать, притворяясь заинтересованными. Король обернулся к ним и бросил на них такой взгляд, что они замерли. Королева растирала живот. Одна из лошадей, гнедой мерин, встала на дыбы, едва не сбросив всадника; шапочка с пером слетела с его головы.

Над этим засмеялся даже король, но тут кто-то из толпы крикнул:

– Дама потеряла шляпку?

Фелипе снова стиснул зубы, а его глаза метали молнии.

Я давно перестала следить за тем, что делают на арене испанцы. Мой взгляд был прикован к сцене в отдалении, в аптекарском огороде. Там моя сестра. Отец Гарри Герберта, граф Пембрук, схватил сына за воротник. Кэтрин рядом с ними; рядом с Пембруком она казалась маленькой, как кукла. Судя по наклону ее головы, она о чем-то просила его. Я мысленно попросила ее придержать язык, потому что прекрасно знаю, что Кэтрин из тех, кто сначала говорит и только потом думает, но она, по-моему, не может остановиться.

По-прежнему одной рукой держа сына за ворот, Пембрук размахнулся и со всей силы ударил Кэтрин по лицу. Она упала на землю; ее алые юбки отчетливо видны на зеленой траве. Я не верю собственным глазам: этот великан, который увел сына, посмел влепить пощечину моей сестре! Потом он наверняка скажет, что она сама напросилась, но для его поведения нет оправданий.

Я спросила себя, что бы сейчас сделала Джейн, однако знала ответ еще до того, как мысленно задала вопрос. Я попросила у королевы разрешения отлучиться и заковыляла вниз с трибуны. Тревожить Maman сейчас нельзя. Я понимала: если я привлеку внимание к той сцене, все будет только хуже. Доброе имя сестры и так под угрозой.

Дождь пошел сильнее; к тому времени, как я нашла сестру, мое платье намокло и отяжелело. Она так и сидела на земле, и ее красное платье потемнело, промокнув насквозь. Кэтрин дрожала всем телом; она безудержно рыдала.

– Полно, Китти. – Я старалась казаться старше, чем есть на самом деле, старалась представить, что бы на моем месте сказала Джейн. – Пойдем скорее, тебе надо переодеться в сухое, не то ты заболеешь и умрешь.

Чепец упал у нее с головы; светлые пряди облепили лицо. На щеке у нее багровая отметина, отпечаток мужской руки. Она все еще рыдала, у нее дрожали плечи, и только сейчас я заметила, что ее корсет расшнурован и ей приходится придерживать платье обеими руками, чтобы оно не упало.

Она позволила мне зашнуровать ее и молча побрела за мной в покои Marxian, которые находятся довольно далеко от арены для турниров. Мое платье так промокло, что мне было трудно идти. К тому времени, как мы вошли внутрь, выпачкались в грязи с ног до головы. Нас бурно приветствовали два пса Кэтрин; она присела на корточки и ласково заговорила со своими любимцами. На какое-то время она как будто забыла о своем горе.

– Стэн, Стим, где остальные?

– Maman отправила их на конюшню: щенки грызут гобелены.

– И Геркулеса тоже?

– Да, и твою обезьянку тоже, – кивнула я.

Домашние питомцы сестры вызывали в ней прилив нежности. Иногда мне казалось, что любовь настолько переполняет ее, что она не знает, что делать со своими чувствами, и изливает их на своих питомцев. Интересно, что значит быть переполненной любовью? Мне подобное чувство незнакомо. Я стараюсь не показывать своих эмоций. Правда, это не значит, что я бесчувственная.

Я позвала судомойку; она принесла ведро горящих углей, чтобы разжечь камин. Мы сняли мокрые платья и стали греться у камина. На Кэтрин была лучшая шелковая ночная сорочка Maman и ее красивая шаль, а я завернулась в шерстяное одеяло. Мы по очереди пили горячий пунш маленькими глотками, чтобы не обжечь губы.

– Ты должна оставить его в покое, – сказала я.

– Но ведь он мой муж! – фыркнула Кэтрин.

– Нет, Китти. Ты ни за что не победишь. – Я знаю, что замужество Кэтрин было частью заговора Нортумберленда, ведь ее выдали замуж в один день с Джейн.