Луиза Уолтерс - Чемодан миссис Синклер Страница 13

Нина пихнула локтем Эгги и подняла голову от тарелки.

– Дот, ты у нас никак цветочки собирать ходила? – спросила Эгги, подмигивая подруге.

– Нет.

– Значит, их тебе принесли? – спросила Нина.

– Да.

– Парень? – продолжала расспрашивать Эгги.

– Да, парень.

– А какой парень? – поинтересовалась Нина с набитым ртом.

«Не в пример вам, воспитанный», – подумала Дороти, удивляясь прямолинейности вопроса. Что значит, какой парень? Неужто Нина знала всех парней на свете? Однако любопытство девушек позволяло ей рассказать о неожиданном визите.

– Не кто иной, как командир эскадрильи Ян Петриковски. Он летает на «харрикейне». – Эти слова Дороти произнесла не столько для девчонок, сколько для себя.

– Говоришь, командир эскадрильи?

– А он собой ничего? – спросила Эгги, явно взбудораженная рассказом.

– Не знаю. Как-то об этом не задумывалась. Наверное. Скорее всего.

– Уж если бы он был красавчиком, ты бы заметила, – сказала Нина. – Ты же не настолько стара. И все-таки какой он из себя? И где ты его встретила?

– Сегодня. Здесь, на кухне.

Дороти сама удивилась своим словам. Неужели это было сегодня, совсем недавно, на ее кухне?

– Очень симпатичный, очень вежливый. Одним словом, иностранец.

– А чего ему понадобилось? – спросила Нина. – В смысле, кроме того, что мужикам обычно надо? – Эгги лягнула ее. Нина ойкнула и засмеялась. – Я же только спрашиваю. Правда, Дот? И ты не против поговорить об этом? Знаешь, посмотреть на этих поляков – у них руки, как осьминожьи щупальца. Мы с Эгги над ними поржали. Помнишь, Эгги? Клянусь всеми чертями, посмотришь на них – можно подумать, они девок никогда не видели. Или у них там в Польше с этим напряг?

– Всё у них там есть. А то, что они… странные… Тяжело им сейчас. Они такие же люди. Им тоже хочется… отвлечься. Этот командир эскадрильи был вынужден бежать из своей страны, иначе немцы убили бы его. И все они не от хорошей жизни приехали к нам. Но твое предостережение, Нина, я запомню. Спасибо.

Дороти слегка улыбнулась, заслонив рот чашкой. Той, откуда пил командир эскадрильи. Чашку она так и не вымыла.

– А дальше? – спросила Нина.

– Что – дальше?

– Он тебе понравился?

– Нет, конечно.

– Врешь! – хором возразили Нина и Эгги.

Командир эскадрильи приехал к ней на следующий день, в самый разгар послеполуденного пекла. Июнь в этом году начался с жары. Дороти сразу узнала знакомый стук в дверь: громкий и уверенный.

Она предполагала, что он приедет снова, только не представляла, какую причину он придумает на этот раз. Дороти расправила передник, убрала за уши выбившиеся прядки и откашлялась. Некоторое время она глубоко дышала, стараясь сосредоточиться на дыхании. Все равно в горле стоял ком. Что это с ней? Она должна быть образцом собранности. Не допускать никаких посторонних мыслей, никаких фантазий. А у нее почти подгибались колени. Дороти снова вдохнула, глубоко и громко, и отправила за уши еще несколько прядок. Потом замурлыкала песенку, которую слышала по радио. Она должна выглядеть нормально и ни в коем случае не… Дороти распахнула дверь.

Улыбающийся командир эскадрильи прошел мимо нее, неся в руках какой-то объемистый и довольно тяжелый ящик.

– А это еще что такое? – спросила Дороти.

Она стояла склонив голову набок и уперев руки в талию. Тем временем Ян Петриковски водрузил ящик на кухонный стол. Дороти охватило любопытство, и она временно забыла про ком в горле, учащенное дыхание и струйки пота, заливающие ей подколенные впадины.

– Это вам подарок. Для вас, миссис Синклер.

– Ну зачем вы? Спасибо. Что за громадину вы принесли?

– Патефон. – (Дороти ойкнула.) – Вы любите музыку? Думаю, да. Я и в прошлый раз, и сегодня слышал, как вы напеваете. Значит, не ошибся, что привез вам патефон.

Дороти действительно любила напевать. В основном простые мелодии, где-то услышанные и оставшиеся в памяти. Ей даже нравилось танцевать, но мысленно, в мечтах. А пела она везде, занимаясь своими делами. Пение помогало не думать о войне, сбежавших мужьях, мертвых младенцах и погибших летчиках. Она привыкла петь.

По ее просьбе Ян перенес патефон из кухни в гостиную. Подарок занял свое место на невысоком буфете, откуда Дороти быстро смахнула тонкий слой пыли.

– Сейчас схожу к машине за пластинками.

– У вас есть машина? – Дороти сама удивилась наивности своего вопроса.

– Не моя. Служебная. Нашей эскадрильи. Попросил на время.

Из машины Ян принес большую коробку с пластинками и поставил рядом с патефоном.

– Простите меня, командир, но я не могу принять такой подарок. – Дороти вспомнила о приличиях. – Боюсь, вы напрасно везли его сюда.

Ей самой были противны эти недовольные, осуждающие интонации в собственном голосе.

– Тогда давайте считать, что я просто одолжил его вам… пока для меня не настанет время уезжать… возвращаться на родину. Хотя не знаю, когда это будет.

– Одолжили?

– Да. На самом деле патефон не мой. Он принадлежал другому человеку, прекрасному английскому летчику. Мы познакомились, когда я только-только приехал в вашу страну. Он был щедрым и очень доброжелательным человеком. Он попросил меня: если с ним что-нибудь случится, позаботиться, чтобы патефон попал в хорошие руки и приносил радость. Вот я и подумал о вашем тихом доме и о ваших девушках, о которых вы мне рассказывали. Они же совсем молодые и наверняка любят танцевать. Вы, вероятно, тоже?

– Танцевать? Я? Нет.

– Да.

– Нет.

– Ну, это мы посмотрим. Так что патефон ваш, пока он вам не надоест. Слушайте пластинки, наслаждайтесь музыкой.

– А вашим летчикам он что, не нужен? Им не хочется развлечься?

– У нас есть приемники. И потом, у нас устраивают танцы. Ближайшие будут в субботу. Я приглашаю вас и ваших девочек. Будьте моими гостями.

– Но я не танцую. Особенно на… на публике.

– Я же не сказал, что вам обязательно нужно танцевать. Мы можем посидеть и поговорить, как добрые друзья.

– Вот это мне нравится. Уверена, что Нина и Эгги запрыгают от радости. Они уже бывали у вас на танцах. Им очень понравилось.

– В такие времена, как сейчас, нельзя отказывать себе в развлечениях. Моим ребятам пока не разрешают летать. К счастью, есть, пить и развлекаться нам не запрещают. И виноватыми мы себя не чувствуем. – Командир эскадрильи улыбнулся. – Итак, в субботу, к семи вечера я за вами заеду.

– Хорошо, – сказала Дороти, широко улыбаясь вопреки тревожным предчувствиям. – Не могу обидеть вас отказом. Но танцевать я не буду.

Где-то в половине шестого с работы вернулись ее уставшие, чумазые девочки. Едва увидев патефон и пластинки, они начисто забыли про тяжелый день и ноющие спины. Обе принялись рыться в пластинках, выискивая свои любимые. Эгги обрадовалась, обнаружив несколько записей в исполнении Билли Холидей.

– Дот, ты обязательно должна послушать, как она поет!

Дом наполнился странным женским голосом, сбивчивым и в то же время сильным. Ритмичные, полные энергии песни расшевелили не только девушек, но и Дороти. Ей сразу понравился голос этой американки, в котором удивительным образом переплелись радость и грусть. В тот вечер они забыли о войне. Никто не заводил привычных разговоров вроде: «Еще год, и все будет кончено… Еще полгода, и все будет кончено… Еще каких-нибудь полтора месяца, и Гитлер окажется здесь. Мы потеряем свободу, а Черчилля немцы вздернут и потом…»

– Нина, танцуем! – крикнула Эгги.

Она буквально стащила со стула свою рослую и крепкую подругу и закружила по комнате. Раскрасневшаяся Эгги весело смеялась.

Дороти шила и с улыбкой смотрела на девочек. Затея командира эскадрильи пришлась им очень по вкусу. Он оказался прав. Конечно же, девчонки любят танцевать. И музыку любят. Что тут удивительного?

– Я же вам про главное не сказала! – спохватилась Дороти. – В субботу нас пригласили на танцы. Будем личными гостями командира эскадрильи.

– А мы уже знаем! – Нина плюхнулась на диван и отвела со лба прилипшие волосы. – Нас тоже пригласили. Все наши из Земледельческой армии там будут.

– Ты что наденешь? – спросила Эгги. – Я пойду в своем голубом платье.

– Пока не знаю. Меня это не особо волнует. Могу и в униформе пойти. Зато какое там угощение! В прошлый раз столы ломились. Представляешь, Дот? Это надо видеть. Пирожные. Мармелад. Куча всяких сэндвичей. Налопалась я там за милую душу.

– Теперь понятно, почему ты заговорила об униформе! – ехидно усмехнулась Эгги. – Ты боишься, что платье на тебя уже не налезет.

Эгги кружилась по комнате, танцуя с воображаемым партнером. Ее светлые волосы так и порхали за спиной.

– Это ты у нас дохлая. А у меня – здоровый аппетит. Правда, Дот?

– Да, Нина, на аппетит ты не жалуешься. Кстати, покажи мне свое платье. Может, я смогу с ним что-то сделать.

Платье Нины было из светло-зеленого батиста с таким же матерчатым поясом. Довольно старое, оно требовало не только подгонки по фигуре, но и починки в нескольких местах. К счастью, оно было сшито с припуском. Дороти попросила Нину примерить платье и в нужных местах распустила швы, заколов булавками. Переделка оказалась удачной. В обновленном платье Нина выглядела просто замечательно. Зеленый цвет гармонировал с ее каштановыми волосами, лицом, обожженным деревенским солнцем, и такими же загорелыми руками. Конечно, красавицей назвать Нину было трудно. Если говорить честно, она была толстушкой. Однако Дороти испытывала что-то вроде материнской гордости, глядя на улыбающуюся девушку в ее преображенном платье.