Мануэль Скорса - Бессонный всадник Страница 14

– Инженер не велел давать взаймы.

– Ну дайте напрокат.

– Инженер не дает напрокат. Продать – другое дело. Это – да. Хозяин мне сказал: «Тупайячи, если хочешь давать напрокат, можешь давать свои штаны. Мои пончо напрокат не даются. Я их продаю».

Темнеет. Привал. Люди собирают сухой коровий навоз, разжигают костры. Но костры плохо греют.

– Имейте совесть, дон Тупайячи. Дайте напрокат пончо. Хоть самое плохое. Я вам десять солей заплачу.

– Напрокат не даю. Продаю только.

– Сколько, стоит это пончо? – спрашивает Понсьяно.

– Которое?

– Вот это.

– Это шерсть альпака, чистая.

– Что вы мне говорите, ведь я же его сам ткал, бессовестный вы человек!

– Меньше, чем за сто солей, отдать не могу.

Столковались на восьмидесяти. В торговле всегда так: первая сделка клеится трудно, а там, глядишь, как пойдет – рук не хватает. Хозяин наставляет меня: «Не надо расхваливать товар, Тупайячи. Горные холода лучше всякой рекламы». Он прав! Меньше чем за час я продал девятнадцать пончо. Только не все по восемьдесят солей, за некоторые и тридцати не дали.

Глава пятнадцатая,

о падении почтарского искусства

На этом-то деле начальник почты дон Селестино Матос и свихнулся. В день победы при Аякучо, в самый разгар праздничной церемонии этот до сей поры никому не известный чиновник укусил за руку судью, который милостиво удостоил его рукопожатия. Верный телохранитель судьи Ильдефонсо Куцый пустил в ход кулаки и тем спас высокое должностное лицо от ярости начальника почты. Оттесненный сопровождающими лицами, дон Селестино возопил: «За что вы меня презираете? Почему убегаете? Чесоточный я, что ли?» А ведь никто его не презирая. Вся беда случилась от очков. Зрение у дона Селестино было никудышное – в зеркале себя не видел. Решил он обратиться к помощи медицины, пошел к фельдшеру Канчукахе. Выписал фельдшер дону Селестино очки. Тот поехал в Серро-де-Паско, заказал и через несколько недель получил, Но то ли фельдшер не так выписал, то ли городские окулисты что перепутали, а только оказалось, что очки у дона Селестино чудные-пречудные: все предметы уплывали куда-то вверх. Люди шли навстречу дону Селестино, потом складывались пополам и испарялись. Дон Селестино мужественно встретил несчастье. Завидя его, друзьями недруги убегали. А дон Селестино был человек щепетильный. Столкнувшись с всеобщим презрением, стал он обвинять себя во всяческих грехах, стал все больше и больше отдаляться от людей. И наконец, девятого декабря, по утверждению одних, пятнадцатого марта, по утверждению других, лишился рассудка.

Судья Монтенегро распорядился отправить его в больницу в Серро-де-Паско, и место начальника почты оказалось свободным. Мешки с корреспонденцией сваливали пока что в помещении местного суда. Как-то вечером судья скучал, и взор его случайно наткнулся на брезентовый мешок с письмами. Тут судья с удивлением обнаружил конверт, адресованный префекту Серро-де-Паско. Кто бы это мог переписываться с высшим должностным лицом округа? Оказалось, что автор письма – дон Эулохио Венте, директор школы в Янакоче. В письме дон Эулохио излагал префекту все неудобства, которые, «по моему скромному суждению, принесет, введение нового календаря по приказанию сатрапа нашей провинций пресловутого доктора Монтенегро. Этот чиновник, пользуясь тем, что в распоряжении его имеются две тюрьмы, одна – государственная, в Янауанке, другая – частная, в его имении, отменил календарь, действующий во всем мире, и самоуправно, своею властью ввел новый. За последние месяцы, согласно этому календарю, протекло много лет, так что я сам, хотя и решительно отвергаю упомянутые махинации, нахожусь в затруднении, каким месяцем и каким годом пометить это письмо. Не желая вступать в какие бы то ни было дискуссии, я лишь позволю себе сообщить Вам, господин префект, о трудностях, которые возникли в связи с новым календарем на нашем педагогическом поприще. Учителям и вообще-то нелегко бывает заставить детей запомнить даты великих событий нашей истории; можете себе представить, господин префект, что же будет теперь. Если так пойдет дальше, дело кончится тем, что мы станем праздновать свои поражения и оплакивать победы».

Судья побледнел. И в это же время побледнел сидевший в секретариате суда, неподалеку от его кабинета, представитель торгового дома в Уанкайо, прибегший к судебной власти, дабы просить наложить арест на имущество некоего Эгмидио Лоро, злостного неплательщика по векселям, выданным при покупке швейной машины «Зингер». Эгмидио Лоро утверждал, что кредитор «не опротестовал векселя в течение законного срока», и тем самым долг может считаться погашенным.

– Срок третьего векселя истекал тридцатого декабря, мы же опротестовываем его третьего января, то есть в течение законного периода, – твердил приезжий из Уанкайо.

Лоро поглядел на него с сожалением.

– Как же так? Вы говорите, что опротестовываете вексель, срок которого истекал в декабре, но ведь сейчас-то у нас апрель.

– Чего-оо-о? Вы что, издеваетесь?

– Какое сегодня число, сеньор Пасьон?

Секретарь суда глянул в записную книжку.

– Сегодня пятнадцатое апреля. – И записал решение об «отсутствии состава преступления».

Судья Монтенегро утвердил приговор и призвал к себе Эгмидио Лоро. Мошенник явился, дрожа от страха. Он ожидал встретить Юпитера, мечущего громы, а наместо того увидел благодетельного наставника. Судья Монтенегро сказал, что устал без конца сажать Эгмидио в тюрьму. Чем он отличился на этот раз? Какое устроил безобразие? В тоне судьи слышалось столько добродушия, что потрясенный Эгмидио прослезился. Он даже признался, что спит с тремя женщинами. Тут судья рассмеялся.

– Тебя не наказывать надо, а наградить, Лоро. Я помогу тебе, Я дам тебе работу. Только не смей больше воровать кур. Мне это не нравится. Попадешься еще раз – сгною в тюрьме.

Лоро шел из кабинета словно по облаку. Конечно, предложение судьи означало, что ему придется вернуться к приличному образу жизни. Тем не менее безумный порыв восторга охватил Лоро.

Начинался январь, была середина августа и в то же время последние числа декабря. Судья снова вызвал Лоро. Тот в последний раз слопал сочную курочку, похищенную у дона Эрона де лос Риоса, распростился со всеми любовницами и явился в суд с набитой сумой, готовый к длительной отсидке. И снова ошибся. Судья сообщил, что снесся по телеграфу с министром, и с сегодняшнего дня Лоро назначен начальником почты. Тот кинулся целовать судье руки.

– Нет! – воскликнул судья. – Хочешь по-настоящему отблагодарить меня – выполняй как следует свой долг. Так и знай, Эгмидио. Попадешься опять – сгною.

– Доктор, золотце, да я ради вас что хошь сделаю, – уверял новоиспеченный начальник почты.

Оказалось, однако, что требуется от него совсем немного – просто прекратить доставку писем.

Судье Монтенегро надоела вечная путаница в датах, надоели письма, помеченные бог весть каким годом. Он решил вовсе ликвидировать почтовое дело. К тому же не один дон Эулохио Венто писал жалобы: проверка показала, что многие другие тоже злоупотребляли доверием начальства. Чтение всей этой эпистолярной литературы наполнило горечью душу судьи. Дон Эулохио был по крайней мере открытым врагом. Но сколько людей, на верность которых он полагался, оказались предателями! Однажды вечером шел дождь, и судье пришлось отменить прогулку. Тут он обнаружил письмо алькальда дона Эрона де лос Риоса следующего содержания: «Что до меня, то я не признаю этой календарной революции, а также не верю, будто наш судья не такой, как все люди, и будто у него, как толкуют всякие блюдолизы, каменные кости». У судьи все поплыло перед глазами. Дон Эрон де лос Риос был обязан ему всем, буквально всем. «Ты, наверное, не знаешь, кум, – продолжал этот подлый писака, – какой дурацкий слух у нас пустили: у судьи будто бы кости каменные и поэтому, дескать, его невозможно убить». Тем не менее так оно и было. Совсем недавно жеребца, на котором сидел судья, укусила оса. Это случилось на тропе, что поднимается к Уараутамбо, в том месте, где застыли семь водопадов. Обезумевший от боли жеребец сбросил судью в пропасть. Погонщики принесли весть в Янауанку. Торговцы позакрывали свои лавки, в школах прекратились занятия, пивные опустели, государственные чиновники покинули свои посты. Вся Янауанка толпилась на дороге, желая убедиться в ужасной желанной истине. И вдруг на мосту появился судья Монтенегро верхом на своем жеребце. «Доктор, дорогой! – воскликнул лицемерный Эрон. – До чего же мы перепутались!» – «Де лос Риос, друг мой, – отвечал великий человек, – у меня каменные кости». Всеобщая радость разлилась потоками пива. Раскупоривая пятидесятую бутылку, учитель Сиснерос возгласил гнусаво: «Как это поэтично сказано, доктор, будто у вас каменные кости!» Однако судья отвечал – холодно: «А вы мои кости видели?» – «Нет, доктор». – «Ну, так нечего и…»