Розали Хэм - Месть от кутюр Страница 15

– Всем здравствуйте! – произнесла в микрофон Фейт. – Здравствуйте и добро пожаловать на субботний танцевальный вечер. Сегодня для вас играет музыкальная группа Фейтфул О’Брайен…

– Эй, играет группа «Реджи Блад и БРАТЬЯ О’Брайен»! – перебил ее Хэмиш.

Фейт закатила глаза, положила руки на крутые бедра и проговорила в микрофон:

– Хэмиш, мы это уже сто раз обсуждали. Никакие вы не братья.

Хэмиш ударил в тарелки, музыканты заиграли «Боже, храни короля». Все торжественно встали. Звуки гимна напомнили Уильяму о матери. Чтобы заглушить угрызения совести, он приложился к бутылке.

Когда гимн закончился, члены футбольной команды выстроились в шеренгу, каждый из них уверенно вывел свою партнершу в центр зала. Танцоры замерли с поднятыми руками, устремив глаза на стену. Музыканты заиграли популярную композицию «Пуговицы и ленточки», пары синхронно двинулись по кругу. «Братья О’Брайен», разогревшись, бойко исполнили «Солнечную сторону улицы». Тучного фермера, стоявшего рядом с Уильямом, потянула танцевать девушка с ближней фермы, и они вместе с остальными закружились в вихре взметающихся подолов, плоских каблуков, прозрачных чулок со швом и нижних юбок, на долю секунды открывающих свои секреты. Порой в этом ярком водовороте степенно проплывали строгие женские костюмы из шерсти, вышедшие из моды десять лет назад.

Гертруда Пратт вошла в зал и направилась к буфету. На ее плечи был наброшен жакет, на локте висела сумочка. Уильям повернулся к выходу, намереваясь затушить окурок и отправиться домой, но внезапно обнаружил перед собой эту круглолицую девушку со светло-карими глазами. С виноватой улыбкой он вскинул руку, показывая на дверь.

– Я как раз собирался уходить…

Гертруда шагнула вперед, взяла поднятую руку Уильяма в свою и увлекла его в круг танцующих.

В последний раз Уильям делал неуклюжие попытки танцевать лет в пятнадцать – еще в школе, на уроках мисс Димм. Девушка, которую он сейчас держал в объятиях, напомнила ему о том времени, разве что на толстую учительницу не походила, казалась легкой, как перышко, была мягкой и податливой, а еще от нее приятно пахло духами. Уильям чувствовал каждое движение ее бедер, ощущал под рукой теплый изгиб талии. Роскошные каштановые волосы Гертруды легко касались его щеки. Он спотыкался, наступал ей на ноги, ударял коленками, но она лишь ближе притянула его к себе. Уильям почувствовал, как к отворотам пиджака прижались мягкие груди. Она держалась так мило, что через некоторое время он перестал смущаться. Уильям чувствовал себя в раю, а Гертруда была легким дуновением пролетевшего сонма ангелов.

Когда завершился очередной тур танцев, он отправился за пуншем. В буфете Уильям нашел Скотти и щедро отхлебнул арбузного самогона. Бросив взгляд на Гертруду, Скотти усмехнулся:

– Чтобы за этой приударить, придется выложить деньжат.

– Похоже, ее папаша хочет привязать меня к ней моими же долгами, – уныло заметил Уильям.

Вернуть бы хоть часть или получить заем, просто чтобы начать свой бизнес… А если… Уильям вновь приложился к бутылке и пошел к столику, за которым Гертруда ждала свой пунш.

– Тут очень душно, – сказала она.

– Да, – согласился Уильям.

– Может, пройдемся по воздуху? – Она взяла Уильяма за руку.

Танцоры выжидающе застыли, как греческие статуи. Барни Максуини перевернул испещренные черными значками нотные листы на фортепиано Фейт, музыканты начали подстраивать инструменты. Они первыми увидели на пороге зала новых гостей вечера: Тилли Даннедж под руку с Тедди Максуини, звездным нападающим команды-победительницы. В следующее мгновение этих двоих заметила Фейт, и нестройные звуки стихли. Все взгляды обратились к дверям. В тишине раздался хлопок лопнувшего шарика.

Тилли смотрела перед собой. Она уже поняла, что совершила ошибку, слишком поторопилась. Ее появление расценят как дерзость. Тилли покрылась холодным по́том, к горлу подкатила тошнота. «Я не виновата!» – мысленно воскликнула она, но все равно отступила назад, намереваясь ретироваться. Уйти не дал Тедди – его рука крепко держала Тилли за талию.

– Я не могу остаться, – шепнула она, однако Тедди решительно повел ее вперед через весь зал.

Расступившись в стороны, мужчины и женщины глазели на Тилли, одетую в потрясающее зеленое платье, сидевшее на ее стройной фигуре как влитое. Оно подчеркивало плавные линии бедер, груди, ягодиц, струилось по ногам. Из чего она его сшила? Из того самого уцененного креп-жоржета, купленного в универсаме Праттов по два шестьдесят за метр. Девушки в одинаковых приталенных платьях с одинаковыми прическами из уложенных волнами волос раскрыли свои розовые ротики и непроизвольно начали одергивать подолы коротких пышных юбочек. Барышни, оставшиеся на балу без кавалеров, еще сильнее вжались в стены, а молодые мужчины принялись одобрительно толкать друг друга в бок.

С каменным лицом Тилли наконец добралась до свободного столика у стены прямо рядом с оркестром. Тедди помог ей снять шаль и аккуратно повесил ее на спинку стула. Зеленый цвет материи оттенял белизну плеч, от затылка к лопаткам спускался длинный завиток волос.

Тедди подошел к стойке буфета, взял пунш для Тилли, пиво для себя и сел за столик рядом со своей дамой. Оба посмотрели на музыкантов. Музыканты смотрели на них. Тилли вопросительно изогнула бровь, глядя на Фейт. Та заморгала, повернулась к клавиатуре, и через секунду веселье возобновилось. Группа старательно заиграла «Если бы ты знал Сьюзи».

Тедди откинулся на стуле, закинул ногу на ногу и положил руку на спинку стула Тилли. Ее била дрожь.

– Давай потанцуем, – с серьезным видом предложил он.

– Нет.

Весь вечер Тилли просидела лицом к музыкантам. Чувство вины, загнанное глубоко внутрь, спазмами сводило желудок. Тилли уже привыкла к своим ощущениям. Время от времени она забывалась и начинала получать удовольствие от жизни, но вина вновь давала о себе знать, заставляя Тилли презирать себя. Никто не подошел к ним на футбольном балу – ни к Тилли, ни к звездному форварду. Она только порадовалась: так проще.

Когда стало ясно, что Уильям не придет к чаю, Мона немного почитала под торшером в уголке. По дому разносилось ровное, умиротворяющее бормотание радиолы. Элсбет Бомонт все так же неподвижно сидела у окна темным силуэтом. Яркий лунный свет четко очерчивал линию ее профиля.

– Мама, я, пожалуй, пойду спать, – произнесла Мона.

Элсбет не отреагировала. Мона плотно закрыла за собой дверь спальни. Подошла к туалетному столику, взяла ручное зеркальце. Задернула шторы, отрегулировала наклон лампы на прикроватной тумбочке, сняла тонкие трусики из вискозы и задрала юбку. Присев на краешек кровати, Мона поместила зеркальце между ног и стала разглядывать темную шелковистую поросль на лобке, лепестки половых губ цвета спелого инжира, таинственную влажную глубину. Она улыбнулась и начала медленно раздеваться перед зеркалом. Опустила бретельки комбинации, позволила нежной ткани соскользнуть по щиколоткам на пол, поласкала груди, провела руками по шее. Мона легла в постель, накрылась териленовым одеялом и получила свой тихий вечерний оргазм.

На берегу реки Уильям, сгорая от вожделения, терся напряженным членом о теплое круглое бедро Гертруды Пратт. Расстегивая ширинку, он мучительно искал слова. На ум ему пришла только одна фраза:

– Гертруда, я вас люблю.

– О да, – сказала Гертруда и раздвинула ноги чуточку шире.

Гертруда Пратт завоевала Уильяма Бомонта, позволив среднему пальцу его правой руки проникнуть между бархатно-влажными малыми половыми губами – до того самого места, где они смыкались. Глубже войти она не дала.

Уильям вернулся домой разгоряченный и исполненный благодарности. Его мать по-прежнему сидела у эркерного окна, за которым уже брезжил серый рассвет.

– Доброе утро, мама, – поздоровался Уильям.

Элсбет повернула к сыну бледное лицо. Слезы катились по ее щекам и капали на марказитовую брошь в виде павлина, приколотую на груди.

– Я прождала тебя всю ночь.

– В этом не было необходимости, мама.

– Ты употреблял спиртное!

– Я уже взрослый мужчина, к тому же сегодня – то есть вчера была суббота.

Элсбет обиженно засопела и промокнула глаза носовым платочком.

– Я… развлекался. В следующий раз Мона обязательно должна пойти вместе со мной, – сказал Уильям и быстро удалился в свою комнату.

Тедди Максуини проводил Тилли до самого дома.

– Спокойной ночи, – сказала она у дверей.

– Не так уж плохо все прошло, да?

Она поплотнее запахнула шаль.

– Я могу за тобой присматривать… – Тедди с улыбкой потянулся к ней.

Тилли принялась искать табакерку, зашитую где-то в складках шали.

– …если хочешь, конечно.

Она свернула самокрутку, сунула ее в зубы и отперла заднюю дверь.