Элис Петерсон - Мужчина с понедельника по пятницу Страница 15

Мои глаза наполнились слезами.

– Прости, – снова сказал он. – Должно быть, она была особенной.

– Да, особенной. На самом деле глупо каждый раз реветь, ведь все это случилось довольно давно.

– Ты мне никогда не рассказывала, как она умерла.

Машины остановились, для пешеходов загорелся зеленый свет. Собаки начали тянуть поводки из-за того, что услышали вой сирены полицейской машины.

– Расскажешь в другой раз, – предложил Гай, касаясь моей руки.

Я кивнула, чувствуя тепло его ладони.

– Флора обязательно вернется, Гай. Она же не сумасшедшая.

Гай повернул налево, а я направо.

13

– С днем рождения, милая Мэган, с днем рождения тебя! – хором запели мы, когда мама вошла в гостиную с шоколадным тортом, украшенным розовой свечкой.

Мэган до сих пор сидела в специальном ортопедическом стуле, отлитом по ее размерам, который поддерживал ее позвоночник. Я радовалась, что она родилась почти под самое Рождество. Ее фиолетовое платьице прикрывало лангетки на ножках, а кардиган прятал лангетки на ручках. Пока она сидела в кресле, я заставляла себя поверить, что с ней все будет в порядке, что впереди у нее еще много праздников, как и у нас с Ником.

Пока я разрезала торт, мама сказала, чтобы я загадала желание. Обычно мое желание сводилось к тому, чтобы стать известной писательницей, как Энид Блайтон[27]. Но сегодня я хотела, чтобы Мэган жила вечно.

Мы по очереди открывали для нее подарки: подвесные фигурки животных для ее спальни, сверкающие заколки и книжки с детскими стишками. Мэган указывала на страницу со стишком про Бобби Шафто, как бы настаивая, что ей нравится именно он, и тетя Перл, мамина сестра, которая тогда жила в Дорсете, читала ей. Тетя Перл была не замужем. Она всегда делала на волосах колорирование (темные пряди чередовались с прядями сливового цвета) и носила длинные платья в цыганском стиле и сапоги на высоком каблуке. Мы с Ником в каникулы любили гостить у тети Перл, потому что она жила в красивом коттедже с соломенной крышей и большим садом, где мы могли играть, и у нее была собака по кличке Снуп. Окна моей спальни выходили в поле, где паслись лошади, и я говорила себе, что когда вырасту, то буду жить в загородном доме, таком же, как этот. Тетя Перл всегда сдавала комнаты, и почти все ее квартиранты были очень веселыми людьми. Последний раз, когда мы отдыхали у нее, она сдавала комнату японцу, который на кухне учил меня и Ника делать оригами. На сегодняшний момент ее постоялицей была оперная певица, и тетя Перл говорила, что каждое утро она просыпается под пение самого красивого голоса в мире.

Ранее в тот же день я видела, как тетя Перл передала маме конверт. Он был от бабушки.

– Мэган нужно бабушкино внимание, а не ее гребаные деньги, – сердито сказала мама, когда доставала пятидесятифунтовую банкноту. – Почему она не приезжает к нам? Она что, стыдится нас?

Мы постоянно играли в разные игры, и казалось несправедливым, что моя младшая сестренка может только наблюдать за нами, но каждый раз, когда я смотрела на нее, она улыбалась. Я решила, что Мэган – настоящее чудо в нашей семье.

В течение следующего года мы были очень счастливы. В обеденное время мы готовили рыбные пироги, рассказывали Мэган о том, как прошел наш день, и спрашивали, что она делала в детском саду.

Именно благодаря Мэган папа стал раньше возвращаться с работы. Он сразу же проходил на кухню, вытаскивал ее из стульчика, брал на руки и нес наверх в ванную. Иногда я помогала ему. Мы наводили густую пену, наполняли ванную игрушечными крокодилами, акулами и утками, папа закатывал рукава, чтобы поддержать головку Мэган, и аккуратно погружал ее спинку в воду. После этого мы заворачивали Мэган в теплое полотенце и сразу же одевали.

Ее укладывали спать каждый день в одно и то же время, а посреди ночи я всегда слышала мамины шаги, когда она направлялась к ней в комнату, чтобы осторожно перевернуть в кроватке. Утром мама укладывала сестру на ковер из овчины, чтобы удалить слизь из ее рта аспирационным аппаратом, который поочередно вставляла сначала в рот, а потом в нос. Она говорила мне, что это не больно и что я должна помнить, что благодаря этому аппарату Мэган с нами. Все в доме постоянно стерилизовалось. Мама все чистила как одержимая.

В выходные мы уезжали из Лондона. До рождения Мэган по субботам и воскресеньям мы с Ником встречались со школьными друзьями, но теперь выезжали на однодневные экскурсии, а летом на папиной машине отправлялись на побережье. В его автомобиле всегда было жарко и пахло карри, но мне нравилось сбегать из города и исследовать новые места. Мама неизменно так укутывала Мэган, что порой она походила на египетскую мумию.

– Слишком жарко, – иногда протестовала сестра, но мама объясняла нам, что это необходимо, чтобы она не простудилась.

Пока ехали на пляж, мы играли и распевали песни. Когда рядом находилась Мэган, в нашем доме и машине постоянно звучала музыка. У моей младшей сестренки был ангельский голосок. Врач объяснял нам, будто это потому, что ей не нужно концентрироваться на движениях, поэтому ее мозг посылает сигналы, что не стоит беспокоиться ни о чем, кроме голоса. Ее словарный запас был гораздо шире, чем в том же возрасте у нас с Ником. Мэган еще не исполнилось и двух лет, но она уже знала наизусть все стихи и песенки, которые мы разучивали в детском саду. Но «Бобби Шафто» по-прежнему был ее любимым стишком. На стене ее спальни даже висел плакат с ним.

– Как там он начинается? – каждый раз спрашивали мы, пока дружно ехали в машине.

– Бобби Шафто далеко уплыл,

Сердце мое он озарил.

Но меня не позабыл —

Славный Бобби Шафто.

Затем все хором начинали подпевать ей.

Иногда мы вместе навещали тетю Перл, и она отправлялась с нами на море. Мы карабкались по камням, играли с утками и селезнями, бултыхались в воде и собирали ракушки. Папа брал Мэган на руки и бегал с ней по песку, подбрасывал в воздух, а ветер обдувал ее лицо. Мама и тетя Перл бежали рядом и кричали: «Не подбрасывай ее!» Однажды с нами поехала Анна, и на улице было так жарко, что отец надел бледно-голубые плавки, и мы все посмеялись над его белыми ногами.

Папа при всех целовал маму. Иногда они держались за руки.

По воскресеньям родители вели нас с собой в церковь. Мэган нравилось, когда пели псалмы. Когда я становилась на колени для молитвы, то просила Бога, чтобы врач оказался не прав. Тем не менее я знала, что ее время на исходе.

Через неделю ей должно было исполниться два. Мама собиралась испечь торт, а мы купили Мэган красное бархатное платьице с передником, специально для праздника.

«Она не доживет до двух лет», – сказал нам папа в тот день, когда мама в слезах выбежала из кухни.

Это значило, что всего семь дней ей осталось быть с нами.

Она ускользала от нас, словно песок, просачивающийся сквозь пальцы.

14

Пока я ждала Джека Бейкера, я решила просмотреть почту. Выписка из банка… тьфу… письмо из Совета Хаммерсмита и Фулхэма… скукотища. О, а это что? Выглядит оптимистично. В последнее время мне редко доводилось видеть подписанный вручную почтовый конверт. Я с нетерпением открыла его, молясь, чтобы это было приглашение на вечеринку, а не на свадьбу или очередное оповещение друзей о смене места жительства.

«Клан Герон[28] переезжает в УИСТ!»

Я лишаюсь очередного друга!

На цветной открытке из плотной бумаги были изображены самец и самка цапли, держащие за крылья своих детишек, вместе направляющиеся к закату.

Джессика, моя подруга, с которой мы дружили с шестого класса школы, и ее муж Томас переезжали в Норт-Уист, крошечный островок во Внешних Гебридах. Томас собирался изучать проблемы местной рыбной промышленности, а Джесс планировала открыть отель категории bed and breakfast. Она какое-то время назад поговаривала о переезде. Но приходила в отчаяние от необходимости уехать из Лондона, когда появятся дети.

«Джилли, – нацарапала Джессика на открытке, – пожалуйста, приезжай к нам в гости в самое ближайшее время. Мы будем скучать по тебе».

Когда я устанавливала на каминной полке открытку, в которой клан Герон сообщал о смене места жительства, зазвонил телефон. Быть может, это Джек хочет сообщить, что не сможет прийти? Внезапно я почувствовала, что желание кому-либо показывать свой дом испарилось.

– Выгляни в окно, – потребовала Глория.

Я раздвинула жалюзи и увидела Глорию, торчащую в окне своей спальни и отчаянно указывающую мне на дорогу. Но я никак не могла разобрать, что она шепчет губами. Я бросила взгляд в левую сторону. Прямо около моих ворот припарковался черный кабриолет «БМВ». Я видела профиль мужчины, пытавшегося разобрать номера домов, чтобы найти № 21.

Раскин залаял, словно чувствуя, что должно произойти нечто экстраординарное, и потрусил за мной к двери. Взволнованная, я подхватила его на руки и отнесла на лежак на кухне, плотно закрыв за собой дверь. Он мог помешать, когда я начну показывать дом, и начать покусывать гостя за лодыжки. Я по-прежнему была полна решимости задать Джеку свои вопросы, поэтому на всякий случай положила в карман их список. Я вернулась к входной двери, чтобы посмотреть в глазок. Мужчина был очень и очень высокий, с подходящей прической. Он подошел ближе, снял черную кожаную куртку и перекинул через плечо. Спасибо тебе, Господи! Я определенно смогу жить с этим человеком. Он божественен. Я снова попыталась прильнуть к глазку, когда раздался стук в дверь, и я пошатнулась, потеряв равновесие. Мой каблук попал в какую-то ловушку. Оказалось, это приспособление для снимания сапог.