Хавьер Серкас - В чреве кита Страница 15

– Ну как я могла ему отказать! – воскликнула теща тающим от нежности голосом; она поставила на стол бокал вина, оставив на его краях яркие пятна помады, и осторожным умелым жестом провела пальцем в уголках накрашенных глаз.

– Вот так все и случилось, – заключила она, взяв в свои руки ладонь Матеоса и похлопывая его по спине. – Мы как два голубка, правда, Висенте?

Я не помню, что на это ответил Матеос после того, как пришлось повторить для него вопрос, но точно помню, что во время рассказа тещи о своей запоздалой осенней любви я прекрасно понимал, что ее старческая сентиментальность привносит в эту романтическую историю изрядную долю выдумки, но Матеос не мог или не хотел возражать. И еще я вспоминаю охватившее меня чувство умиления. (По правде говоря, тогда я еще не до конца осознавал причину этого умиления, но сейчас она мне кажется очевидной. Невыносима сама мысль о том, что наша судьба не уникальна, что все происходящее в нашей жизни происходило также и с другими людьми и что мы лишь снова и снова участвуем в одних и тех же порядком потускневших приключениях. Поэтому в какой-то момент я ощутил подобие глубокой обиды и, быть может, почувствовал первые признаки грядущего упадка и разложения – своего рода зловещее предзнаменование – в том, что этот дряхлый старик, косоглазый и глухой, и женщина, измученная лихорадочной борьбой с подступающей старостью, проживают сейчас историю, являющую собой сумеречное отражение моих отношений с Клаудией.) Луиза, в свою очередь, воспользовалась первой же образовавшейся паузой в разговоре, чтобы опять утащить мать на кухню, и мы вновь остались наедине с Матеосом, окутанные тягостным молчанием, еще более гнетущим после недавнего щебета моей тещи. Матеос одним глотком осушил рюмку и поставил ее на стол, снова приняв покорно-выжидательную позу и блуждая взглядом где-то поверх моего плеча, точно так же, как он сидел до прихода дам. «И ты станешь таким же», – невольно подумал я. Эта идея настолько меня поразила, что на миг показалось, будто не я сам ее сформулировал, а продиктовал кто-то посторонний. Я вскочил, словно подброшенный пружиной, изобразил сердечную улыбку и под предлогом необходимости наполнить пустые рюмки вышел из гостиной.

Луиза с матерью разговаривали на кухне, а Конча тем временем с безразличным видом хлопотала у плиты. Было ясно, что я появился в самый неподходящий момент, потому что теща тут же обратилась ко мне за поддержкой.

– Будь добр, послушай минутку, Томас, – попросила она, хватая меня за плечо и преграждая путь к холодильнику.

Это не было просьбой, это был приказ. Я инстинктивно поднял руки, чтобы не разбить рюмки.

– Мама, оставь его в покое, – взмолилась Луиза. – Томас не имеет к этому ни малейшего отношения.

– Очень даже имеет. Разве он не член семьи?

«Никто не знает, надолго ли», – подумал я. Луиза устало кивнула, соглашаясь.

– Знаешь, о чем меня просит Луиза?

Вовсе не надо было быть гением, чтобы догадаться, по я промолчал.

– Чтобы я выставила Висенте из дома.

– Я тебе предложила перенести обед на другой раз, а вовсе не просила его выгонять.

– Вот это я и называю выгнать, – упорствовала теща. – Я его пригласила на обед, и никто еще отсюда голодным не уходил. Этого только не хватало! Кроме того я хочу познакомить его со своими детьми.

– Зачем?

– Как это зачем? Чтобы он вас узнал. Потому что вы мои дети. А ты ставишь меня в неловкое положение, чтобы он увидел, как вас бесит, что ваша мать старается быть счастливой в последние дни своей жизни.

– Мама, пожалуйста, не надо мелодрамы.

– Я говорю то, что хочу. К тому же это правда: вас это действительно бесит.

Она обратила ко мне искаженное гневом лицо, пытаясь поймать мой взгляд.

– Конечно, вам хотелось бы, чтобы я целыми днями сидела взаперти дома, шила бы или, как идиотка, смотрела бы телевизор в окружении дряхлых стариков, которые только и умеют, что жаловаться на жизнь. Для этого нам и друг друга хватает, правда, Конча?

Конча в это время мыла салат под струей воды в раковине. Едва повернув голову, она переспросила:

– Что вы говорите, сеньорита?

– Ох, детка, ты совсем глухая.

– Простите, но я вот что скажу, – ответила Конча, закрутив кран и неторопливо повернувшись лицом к теще, – по-моему, единственный глухой здесь – это ваш жених.

– Не ревнуй, Конча, это глупо. Кроме того, – теща придвинулась поближе и заговорщически взяла ее под руку, – увидишь, ты скоро тоже себе кого-нибудь найдешь.

Конча пожала плечами, опять повернулась к нам спиной, открыла кран в раковине и заявила:

– Если это будет такой же, как жених сеньориты, то я предпочитаю оставаться одна, честно.

– Не понимаю, что плохого в Висенте, – продолжала настаивать моя теща, ничуть не задетая дерзостью Кончи. – Он хороший человек, воспитанный и ласковый. И влюблен в меня. Это же сразу видно, правда?

Все промолчали;

– Знаете, я вам скажу кое-что, хотя и не собиралась, – произнесла она, словно уступив всеобщему давлению, и тут же выдержала паузу, чтобы привлечь внимание аудитории, подобно тому как ведут себя адвокаты в кинофильмах: они всегда держат картинную паузу, за которой следует разоблачение, неоспоримо доказывающее невиновность их клиентов. Тщательно выговаривая слова, очевидно, продуманные заранее, она объяснила:

– Он просил моей руки.

Луиза распахнула глаза и улыбнулась, не разжимая губ, изо всех сил стараясь, чтобы зубы не скрипнули.

– Он просил… О чем он просил?

– Чтобы я вышла за него.

– Мама, бога ради, – в отчаянии прошептала Луиза. – Ведь всего неделя, как вы познакомились.

– Какая неделя, что ты, милая! Пятьдесят лет, я же тебе рассказывала, – уточнила теща. – А даже если бы и всего неделя? Разве я не имею права жить с кем хочу!

– Право, конечно же, у тебя есть, но, мама…

– Тогда в чем дело? – отрубила теща и снова стала ловить мой взгляд. – Имейте в виду, что я еще не дала ответ Висенте. Он безумно влюблен и говорит, что мы должны наверстать все упущенное время. И он прав. Но мне бы хотелось все спокойно обдумать. Подумай, ведь такие решения нельзя принимать впопыхах, правда?

Я согласился.

– Ладно, мама, делай, что хочешь, – произнесла Луиза примирительным тоном. – Тебе лучше знать, что тебе надо. Единственное, о чем я тебя прошу, так это не усложнять и без того непростую ситуацию. Хочешь выйти за этого господина – так выходи.

– Я не сказала, что хочу за него замуж, – поправила ее моя теща. – Я сказала, что думаю об этом.

– Но ведь это одно и то же, – продолжала Луиза. – Ты представляешь себе, что начнется, когда появится Хуан Луис и увидит его? А вот если бы ты перенесла прием, у нас было бы время поговорить с ним и хоть как-то его подготовить… Если хочешь, я ему прямо сейчас позвоню и придумаю отговорку.

– И речи быть не может, – отрезала моя теща. – Вот это на самом деле выведет его из себя. И правильно. Знаешь, Луиза, я скажу тебе правду: мне кажется, ты зря так не доверяешь Хуану Луису. Конечно, у него свои тараканы. в голове, как и у всех, но в глубине души он настоящее золото. Кому лучше знать своего сына, как не его матери? Кроме того, – добавила она, понижая голос, – разве я хоть слово сказала, когда он притащил в дом эту бледную немочь, Монтсе? Ну так вот. Ты можешь не беспокоиться: скорее всего, вначале он будет испытывать некоторую неловкость, что вполне понятно – ведь он так любил своего отца, что ему покажется странным видеть рядом со мной другого мужчину. А почему ты думаешь, что я до этого никогда не знакомила его со своими друзьями? Ты увидишь, он сразу подружится с Висенте.

В этот миг зазвенел звонок.

– Смотри, он уже здесь.

Моя теща отправилась открывать дверь, а Луиза в унынии облокотилась на мраморную столешницу и тяжко вздыхала, качая головой, пока Конча не попросила ее подвинуться, чтобы пройти к холодильнику. Я, наконец, опустил руки, уже начавшие болеть от неудобной позы – непонятно почему, на протяжении всего разговора я держал их поднятыми вверх. Сначала я наполнил рюмку Матеоса, а потом долил виски и бросил лед в свой бокал. Я чувствовал себя человеком, собирающимся смотреть пьесу, которая заведомо, независимо от того, понравится она или нет, не вызовет сильных эмоций, поскольку сюжет не имеет к нему ни малейшего отношения. В подобном настроении я отправился в гостиную и уселся напротив Матеоса, полагая, что это самое удобное место.

Именно так все и произошло. Я бы солгал, сказав, что представление не оправдало моих ожиданий. Занавес поднялся в тот момент, когда встревоженный доносившимся из коридора шумом Матеос поднялся с кресла, скрипя своими дряхлыми костями, и в тот же миг в гостиную ввалились, шумя и толкаясь, все четверо отпрысков Хуана Луиса, безупречно причесанные и одетые в праздничные костюмы. За ними, как конвоир, шествовала Монтсе, с волосами, намертво схваченными перманентом, и затянутая в изумрудно-зеленое платье с воланами, слишком туго облегающее ее пышные телеса, что придавало ей вид расфуфыренной куклы или женщины с картины Ботеро. Монтсе собиралась поздороваться с Матеосом, но не успела, потому что в эту минуту в дверях гостиной появился Хуан Луис в сопровождении своей матери. Парализованный невероятной новостью, он даже не стал заходить, застыв в проеме и сверля Матеоса безумным взглядом. Блуждающая недоверчивая улыбка сменилась гримасой ужаса, казавшейся еще более жуткой из-за заячьей губы. Обвиняющим жестом Хуан Луис указал пальцем на Матеоса и дрожащим от гнева голосом спросил: