Ингрид Нолль - Неунывающие вдовушки Страница 15

Древний старец Хуго ждал нас. Он просиял, обнимая свою любимую. Потом приветствовал меня и Феликса.

– Как новая машина? Бегает? – спросил он Феликса. – Красивая у тебя подружка! Да, в твои годы я тоже был ловеласом!

Ни Феликс, ни я не стали разуверять его, пусть думает, что мы – парочка. Скорей в сад! Едва у нас за спиной закрылась дверь, как два дрожащих старческих голоса запели дуэтом. Я так и застыла.

– Вот такие они у меня – бабка с дедом! – развел руками Феликс. – Стоит им сойтись, тут же начинаются стихи о любви и старинные песенки, которых, кроме них, никто уже и не помнит. Мне их репертуар неведом совсем. Сижу, слушаю их с открытым ртом, как дурак, а бабуля надменно вскидывает брови: ай-ай-ай, какая пошла молодежь необразованная!

Сад, скамейка. Бабочки вьются над фиолетовыми цветами буддлеи. А мы сидим и изливаем друг другу душу.

– Вообще-то, мы поехали в Тоскану, потому что Кора хотела показать мне одну усадьбу, – рассказывал Феликс, нервно косясь на мою уже десятую сигарету, – Кора мечтает купить это поместье. Как там было бы здорово проводить каникулы и отпуск, все повторяла она. По пути мы заехали перекусить в один ресторанчик, и там за соседним столиком Кора вдруг случайно встретила старого знакомого, этого Дино. Ну и началось…

Как же, случайно! Ага! Небось заранее сговорились. Да он там прописался за этим столиком!

– Но тосканское поместье давно продано. Его купила какая-то американка, – отозвалась я, – как Кора собиралась туда попасть? Что, хотела позвонить в дверь к чужим людям и сказать: «Пустите меня! Этот дом едва не стал моим»?

– Ну, мы туда проникли, конечно, не совсем законно, – признался Феликс. – Этот Дино знает код замка на главных воротах. Мы приехали в усадьбу ночью, спрятали машину в соседней роще и проскользнули к дому. В доме горел свет, ярко так горел, но хозяйка при этом крепко спала. Видно, у нее привычка не выключать свет на ночь. Потом Коре приспичило, чтобы мы втроем пошли плавать в бассейне. – Феликс умолк, по его лицу пробежала сумрачная тень.

Пришлось ободряюще пнуть его в бок. Ну, что дальше, давай!

– Потом я заметил, как эти двое там обжимаются, точно обезьяны. С той минуты я для них перестал существовать. Два дня спустя я уехал. Зачем только тянул так долго. Не надо было ждать двое суток, надо было сразу уехать.

И снова молчание. Пауза. Надо как-то оживить беседу.

– А все-таки, если наплевать на эти твои страдания, разве Тоскана не райское место?

– Ну да, – протянул Феликс, – но я бы сказал, для сытых пенсионеров. Я в Америку хочу. Коплю на путешествие. У меня там тетка и двоюродные братья, я у них никогда еще не был. Хочу к ним съездить. А еще мечтаю в Канаду.

Совсем как наши влюбленные старички в палате, мы сидели рядышком, будто старинные друзья, и поверяли друг другу свои несчастья.

Вдруг Феликс посмотрел мне прямо в глаза и спросил:

– А ты? Переспала с Энди?

После всей этой его тоски мне вдруг стало весело.

– Вообще-то, да, – захихикала я.

Время посещения истекло. Шарлотту пустили к Хуго всего на час, потому что старика утомляли любые визиты, а после ее ухода он всякий раз терял покой.

Из палаты все так же доносилось тихое пение. Я тянула Феликса за штаны, чтобы не спешил уж слишком.

Хуго пел:

Я просто бедный странник,Доброй ночи, милая, доброй ночи!

А Шарлотта отвечала:

Утром мне снова в путь,И лишь твой образЯ заберу с собой…

Со слезами умиления на глазах и с Феликсом под руку я вошла в палату. Этот стариковский мюзикл был, конечно, нелеп и даже смешон, но здесь совершенно точно было чувство, которое я до сих пор испытывала только, наверное, к моему ребенку, но еще никогда ни к одному мужчине.

Мы везли бабушку Шарлотту домой. Она молчала, дышала с присвистом и сосредоточенно сворачивала и разворачивала на коленях платочек в желтый горошек.

– Ну, бабуля, ты как, все путем? – озорно подмигнул ей внук.

– Каждый раз думаю, что этот визит может стать последним, – отвечала бабушка. – Вы, дети, меня заждались?

В дом мы не пошли. Шарлотта захотела побыть одна и прилечь, поблагодарила и простилась с нами у порога. У нее был трудный, нервный день.

– Поехали к нам? – пригласил Феликс.

Ой, нет! Не хочу снова встречаться с ядовитым Энди. И вообще мне надо домой, у меня завтра урок итальянского, надо подготовиться.

– У меня новая машина, ее нужно обкатать, – таинственно начал Феликс. – Хочешь, отвезу тебя хоть на край света?

Вот радость-то! Хочу! Ой, хочу! Только вот как же быть: никто не должен знать, где мы с Катрин теперь скрываемся. Что делать? Пришлось взять с Феликса слово, что он никому не скажет нашего адреса, особенно Коре. Чтоб ей пусто было, мерзавке!

– А номер телефона?

– Ни в коем случае!

Так Феликс оказался в нашем убежище в Вест-энде и стал с любопытством осматриваться.

– А где Ослиная Шкура? – Он заметил ее коллекцию кошек.

– Была да вся вышла, – кратко ответила я.

Надо бы воспользоваться случаем и вытрясти из Феликса немного денег.

– Я бы заказала нам пиццу, но сейчас совсем на мели. Мы вообще последнее время перебиваемся с хлеба на воду. – Я распахнула дверь пустого холодильника, – Катрин как раз поехала к родственникам в Италию, чтобы попросить денег.

– У нее же есть работа! – удивился Феликс.

– Тем не менее она по уши в долгах, – храбро врала я.

– Извини, а на что ты теперь живешь? – последовал закономерный вопрос.

Я пожала плечами.

– Раньше была Кора, я не знала забот. А как ты думаешь, почему мне пришлось отправить Бэлу к отцу? Мне нечем его кормить! – Тут я сама поверила в собственное вранье и едва не расплакалась.

Вскоре Феликс спустился к банкомату и вернулся с тысячей марок.

– Доброй ночи, милая, доброй ночи! – пропел он на прощанье.

Феликс, конечно, слишком хорош для Коры, да и для всех нас. И для Америки. И вообще, он слишком хорош для этого мира. Теперь ему точно не хватит на путешествие.

Номер телефона я ему все-таки разрешила записать. Он так щедр. Ладно уж!

Над учебниками итальянского меня снова охватили сомнения. Когда бездельничаешь на уроке у Катрин на задней парте, все кажется так просто. Но теперь мне стало ясно, что она, конечно же, перед каждым уроком долго готовится. Пусть на курсе всего двенадцать студентов, но не дураки же они, все равно не получится им навешать лапши на уши. Ну да, я бегло говорю по-итальянски, что есть, то есть, но я не знаю ни одного правила, я их никогда не учила. Все мои познания – от нашей Эмилии. Она, кажется, училась только в школе, и только ее природный ум заменил ей образование, однако этого было мало, чтобы объяснить мне, как в итальянском употребляется сослагательное наклонение, к примеру, да и повода не было.

Полночи я зубрила, писала шпаргалки, курила как сумасшедшая и то и дело стенала, потому что со школы не брала в руки учебников.

Наутро двенадцать незнакомых мне людей слушали мое вранье о том, что Катрин Шнайдер пришлось срочно ехать к умирающей бабушке. Где-то я уже это слышала! С чего я придумала про умирающую бабушку Катрин? Точно! Это же соврала Кора, чтобы заманить меня в Дармштадт!

Урок я начала браво, но по ходу урока как-то растерялась, отложила свои шпаргалки за ненадобностью, разволновалась и превратилась в большой комок нервов. В конце концов меня хватило только на то, чтобы поправлять произношение. Мы повторяли один и тот же текст, пока он в зубах не завяз. До сих пор слышу, как ученики хором твердят: «Cameriere, il conto per favore!»[19]

Урок, слава богу, кончился. Мне явно не удалось покорить сердца учеников: они стали интересоваться, буду ли я заменять Катрин и в следующий раз.

Надеюсь, не понадобится, отвечала я. Но кто знает, бабушки порой оказываются такими живучими и вовсе и не думают умирать, вопреки ожиданиям окружающих. Иногда дело затягивается.

Супруги-пенсионеры дружно закивали с серьезным видом. Оказалось, что оба они по профессии педагоги. Вот ужас-то! Ну, я попала!

У ворот на меня равнодушно взглянул уже привычный сутенер. Проходя мимо, я скосила на него глаза: на запястье никакого «Ролекса», ни золотой цепи на шее, ни даже темных зеркальных очков в кармане рубашки. Больше похож на страхового агента, честное слово. За воротами я в нерешительности остановилась. Что, если Катрин ошибается? Она женщина нервная, склонная к истерике, может, ей мерещится со страху? Сейчас проверим. Я укрылась в тени и холодке за огромным мусорным контейнером и стала следить. Ну и долго мы так будем тут торчать, интересно? Может, этот парень толкает тут наркоту школьникам? Мне всегда не хватало терпения. Такой уж я человек. Переминаясь с ноги на ногу, я то и дело глядела на часы. Десять минут, еще десять минут, и я пойду. Да, частным детективом мне не стать, не моя профессия.