Филипп Майер - Американская ржавчина Страница 16

– Я тоже.

Они немножко полежали не шевелясь, а потом разделись окончательно, просто чтобы касаться друг друга, она легла спиной к нему, он обнял ее. У нее на спине была родинка, на лопатке, он наклонился и поцеловал. Тот, другой, так не делал, точно. Она не значила для него так много, ни для кого на свете она так много не значила. Но это неважно. И все не так, как раньше, но и это не имеет значения, он запишет это, новый жизненный урок. Да угомонись уже, мать твою, разозлился он.

Потом он подумал, что она делает это из жалости. Только в память о прошлом, но на самом деле она для тебя потеряна навсегда. Поу похолодел. Он мучительно анализировал случившееся, но потом решил, что все же нет, не из жалости, совсем по-другому, и успокоился. Но надо уходить, через какой-нибудь час он начнет злиться или тревожиться, не надо, чтоб она видела его таким. Он выскользнул из-под одеяла, принялся собирать свою одежду.

Она озябла и открыла глаза:

– Ты куда?

– Не знаю. Домой, наверное.

– Я тебя отвезу. – Она встала, голая. Такая маленькая. – Господи, как я надралась, – хихикнула она. – Неудивительно, что начала к тебе приставать.

Умозаключение это его несколько задело, но он все равно улыбнулся в ответ, голова встала на место, все как надо, двое старых друзей, приятная случайность, еще немного – и она возьмет его под покровительство, а потом бросит. Поу был рад, что это случилось, прекрасное напоминание о том, как все могло быть. Должно же оно что-то означать, это же больше, чем просто тело. Жизнь долгая, у него еще будут всякие чувства, только не с ней. Поу не понимал, почему так спокоен и уверен, и надеялся, что эта уверенность сохранится надолго, знал, что так и надо завершить историю с Ли. Закончилась одна из книг его жизни. Неохота про это думать.

– Я рад, что повидался с тобой еще раз, – сказал он. Откашлялся, заставил себя наклониться и нежно поцеловать ее в лоб. Она потянула его обратно на диван:

– Не останешься? Можно до самого утра.

– Мне надо домой.

– Я серьезно.

– Я знаю.

Уходя, он обернулся махнуть на прощанье и заметил какое-то движение в окне комнаты Айзека. И пошел дальше, вскоре скрывшись во тьме среди деревьев.

8. Ли

Она лежала на диване, разглядывая дом, в котором выросла, но последние пять лет старалась вычеркнуть из памяти; потолок в пятнах, клочки обоев поверх растрескавшейся штукатурки, и повсюду разбросаны книги Айзека. С тех пор как она уехала, книги заполонили дом. Старые учебники, которые он находил на барахолках, на полках стопки “Нэшнл Джиографик”, “Нэйчер”, “Попьюлар Сайенс”, журналы и книги на крышке маминого пианино, да вообще по всей гостиной – хаотической массой. Комната просторная, но инвалидное кресло отца проезжает с трудом. Генри явно решил не мешать сыну. А может, ему просто все равно. Человек, случайно заглянувший в окно, определенно подумал бы, что в доме живет сумасшедшая старуха с парой десятков котов.

С одной стороны, за это она и любила своего брата, за его любопытство, за стремление постоянно учиться, но это же и тревожило ее больше всего. Он становился все более замкнутым и эксцентричным. Верно, но он застрял здесь из-за тебя. Не то чтобы у нее был выбор. Она всегда думала, что вовремя сбежала, сбежала от чувства, преследовавшего ее все детство, – ощущения, что у нее никого нет на свете, за исключением такого же странного младшего брата. Не самые приятные мысли. Когда она попала в Йель, все изменилось, не сразу, но довольно быстро, чувство одиночества, которое сейчас она называла экзистенциальной изоляцией, куда-то пропало. Детство в Долине было далеким прошлым, будто частью чужой жизни. Она нашла свое место. Казалось абсолютно невероятным, что она покинет его и вернется сюда.

Наверху скрипнула половица: брат проснулся. Ли чувствовала себя виноватой. Я пытаюсь исправить ситуацию, напомнила она себе. Семья Саймона согласилась оплачивать сиделку, она уже позвонила нескольким кандидатам, завтра начнет с ними знакомиться. Быстрее было невозможно. Как учат спасателей – сначала нужно обеспечить собственную безопасность, а потом вытаскивать других. Этим она и занималась. Прочно встала на ноги и вот теперь вернулась помочь семье. Да, ты не слишком торопилась, но и это не совсем правда, она чересчур строга к себе. И спасатель из нее никудышный, чего уж – не очень крепкая, телом мелковата, да и техника оставляет желать лучшего. Любой крупный и тяжелый человек утащит ее за собой на дно.

Ли встала и направилась в кухню, огибая по пути лестницу. Из каморки за кухней, превращенной в спальню, доносился отцовский храп, с длинными паузами, как будто дыхание останавливалось. Все дело в нем. Проблема – это он. Уши и шея горели, пришлось ополоснуть лицо прямо над раковиной; знакомое ощущение – будто происходит нечто жуткое, а ты понимаешь это слишком поздно – неизменно ассоциируется с этим домом, со всем этим городом. Переживаешь его всякий раз, возвращаясь домой. Скоро все они отсюда уедут. Она годами готовилась к разговору, к тому, как скажет отцу, что пришло время обоим детям покинуть родительский дом. Что ему придется остаться здесь одному с сиделкой или переехать в пансион, но Айзеку пора двигаться дальше.

Ли его любимица. К Айзеку отец всегда относился, как к приемному ребенку, потому что он, Генри Инглиш, был здоровяком из рода здоровяков, потому что Айзек любознателен, а Генри Инглиш – нисколько. А когда промахи, слабости и милые странности, простительные жене и дочери, проявлялись в его сыне, ему казалось, будто вся его мужская природа, вложенная в сына, все качества, что он так ценил в самом себе, растворились в чертах его жены. Включая и мексиканскую смуглость, унаследованную обоими детьми. Кожа была не темной, конечно, просто казалась загорелой, Айзек мог легко сойти за жителя гор. А Ли просто выглядела немножко иностранкой. Да брови еще совсем черные. Меж тем Генри Инглиш – бледный и рыжий. Был рыжим, по крайней мере.

Их мать приехала в Штаты учиться в Карнеги-Меллон и, насколько известно Ли, никогда не возвращалась на родину. К моменту рождения детей у нее не осталось ни малейшего акцента, и ни Ли, ни Айзек ни разу не слышали, чтобы она говорила по-испански. Ну да. Можно подумать, Генри позволил бы. Он не слишком обрадовался бы, узнай, что, заполняя бланк заявления в колледже и на юридическом факультете, в анкете ты отметила себя “латиноамериканка”. Ли много думала об этом, но, когда пришло время, поставила нужную галочку без колебаний. Это была правда и неправда. Она запросто могла бы выглядеть соответственно, если бы хотела, но языка не знала, даже детских стишков, – она была дочерью сталелитейщика, из правильной американской семьи. В Йеле выучила французский. После колледжа Ли блестяще сдала SAT[12] и почти блестяще LSAT[13], могла поступать куда угодно, но тогда ей хотелось определенности. Рассылать заявления, предвкушая будущее, было искренним наслаждением.

Многовато алкоголя, пожалуй. В качестве компенсации Ли проглотила пригоршню витаминов, запив целым стаканом воды, вернулась в гостиную. К этому дому невозможно привыкнуть – он круче, чем у любого университетского профессора. Построен в 1901-м, дата выложена кирпичами над входом. Несколько пафосный, но тогда так строили. Отец любил дом, хотя никогда не признавался в этом. Они купили его в 1980-м, когда все постепенно начинало сворачиваться, когда люди в Долине уже не слишком были уверены в собственном будущем и не расположены покупать большие дома. Позже отцу именно поэтому пришлось согласиться на работу в Индиане, когда завод закрыли. Жил там в какой-то лачуге, а все деньги посылал семье. Теперь кажется глупостью. Но вообще именно так выглядит Американская Мечта. Вы же не предполагаете, что можно потерять работу, будучи прекрасным специалистом.

Ли была не готова подняться наверх и оказаться лицом к лицу с братом, поэтому решила переночевать на диване. В ее представлении изменять могли только мужчины. Интересно, почему все же она переспала с Поу? Может потому, что задолжала ему, пообещала – бывают такие обещания, которые дают не словами, а телом, – и не выполнила? Не столько тем, что вышла замуж, а тем, что ничего не сказала ему. А может, она хотела, чтобы этот брак кончился как можно скорее, и просто поторопила события. Нет, все же не хотела, но все равно выйти замуж в двадцать три – немножко смешно. Она согласилась, чтобы продемонстрировать Саймону, что простила его, причина не хуже прочих. Бывают дни, когда он не встает с кровати и едва замечает ее присутствие. У него сейчас трудный период, но, возможно, он всегда был таким. Период нелегкий, но Саймон вырос в Дарьене[14], штат Коннектикут. И был несколько избалован.

И она по-прежнему любила Поу, безнадежно, и никого никогда не сможет так полюбить, потому что знала – из этого ничего не выйдет: Поу – парень из Долины, Поу любит Долину, Поу не прочел ни одной книжки после окончания школы.