Брюс Кэмерон - Жизнь и цель собаки Страница 18

– Жухала! – крикнула Челси. Ее машина двигалась очень медленно, зато Итан разгонялся так, что вскоре мне пришлось бежать. Остальные карты отстали, и только карт Итана постепенно нагонял Тодда.

Я самозабвенно бежал, несся с холма галопом за моим мальчиком. В конце улицы стоял с флажком мальчик по имени Билли; я чувствовал, что он – тоже часть веселья. Итан сжался, опустив голову; все это было так забавно, что я решил быть на карте рядом с моим мальчиком. Я поддал и прыгнул, приземлившись на край карта, так что чуть не сорвался.

Сила моего толчка погнала нас вперед, и мы обошли Тодда! Билли махнул флажком, и я услышал, как позади зазвенели крики ликования, пока карт тормозил на ровной части улицы.

– Хороший пес, Бейли, – сказал мне со смехом мой мальчик.

За нами подъезжали остальные карты, с криками и смехом подбегали дети. Билли подошел и задрал руку Итана в воздух, бросив на землю палку с флажком. Я подобрал палку и гордо прошелся с ней: пусть кто-нибудь попробует отнять – начнется настоящее веселье.

– Нечестно, нечестно! – закричал Тодд.

Толпа детей затихла. От Тодда, стоящего перед Итаном, исходила жаркая ненависть.

– Проклятый пес прыгнул на карт; поэтому он и выиграл. Ты дисквалифицирован, – сказал Дрейк, встав за спиной брата.

– А ты разгонял Тодда! – крикнула Челси.

– Ну и что?

– Я и так догнал бы тебя, – сказал Итан.

– Кто считает, что Тодд прав, скажите «да», – скомандовал Билли.

– Да! – заорали братья.

– Кто считает, что Итан победил, скажите «нет».

– Нет! – крикнули все остальные. От жуткого ора я выронил палочку.

Тодд шагнул вперед и попытался ударить Итана, который увернулся и обхватил Тодда. Оба повалились на землю.

– Драка! – заорал Билли.

Я рванулся вперед, чтобы защитить моего мальчика, но Челси крепко ухватила меня за ошейник:

– Нет, Бейли. Стой.

Мальчики катались по земле, сцепившись в яростный узел. Я извивался, пытаясь сбросить ошейник, однако Челси держала крепко. От расстройства я залаял.

Вскоре Итан сидел верхом на Тодде. Оба тяжело дышали.

– Сдаешься? – спросил Итан.

Тодд отвернулся и зажмурился. От него исходили большое унижение и большая ненависть. Наконец он кивнул. Мальчики устало поднялись, отряхивая землю со штанов.

Дрейк внезапно бросился вперед и пихнул Итана обеими руками. Итан качнулся, но не упал.

– Ну давай, Итан. Давай! – зарычал Дрейк.

Итан стоял, глядя на старшего мальчика, но тут вперед вышел Билли и сказал:

– Нет.

– Нет, – сказала Челси.

– Нет, – повторили и другие дети. – Нет.

Дрейк с минуту оглядывал нас, затем плюнул на землю и подобрал карт. Ни слова не говоря, братья пошли прочь.

– Ну что, мы всем сегодня показали, правда, Бейли? – сказал мне Итан. Дети потащили свои машины на холм и катались целый день. Итан разрешил Челси прокатиться – у ее карта отвалилось колесо; я все время бежал с ней рядом.

За ужином Итан возбужденно рассказывал что-то Маме и Папе, которые слушали с улыбкой. Мальчик долго не мог уснуть, а когда заснул, все время ворочался, так что я выбрался из кровати и улегся на полу. Я вовсе не спал, когда снизу донесся громкий звон.

– Что это? – спросил мальчик, сев в кровати. Он соскочил на пол, когда в коридоре зажегся свет.

– Итан, оставайся в комнате, – крикнул Папа. Он был напряжен, сердит и испуган. – Бейли, со мной.

Я послушно отправился вниз по лестнице за Папой, который шел осторожно и включил свет в гостиной.

– Кто здесь? – спросил он громко.

Ветер шевелил занавеску на переднем окне – это окно никогда не открывалось.

– Босиком не спускайтесь! – крикнул Папа.

– Что там? – спросила Мама.

– Кто-то бросил нам в окно камень. Бейли, не подходи.

Я чувствовал озабоченность Папы и обнюхал стеклышки. На полу лежал камень с налипшими осколками. Приблизив нос, я сразу узнал запах.

Тодд.

13

Примерно через год, весной, Смоки заболел. Он лежал и стонал, и даже не протестовал, когда я подносил нос к его морде, чтобы понять, чего он добивается. Мама расстроилась и повезла Смоки кататься на машине. Вернулась она очень печальная – видимо, кот в машине не сахар.

Через неделю кот умер. После обеда вся семья вышла во двор, Итан выкопал большую яму; тело Смоки завернули в одеяло, опустили в нее и забросали землей. Рядом со свежим холмиком Итан вбил в землю кусок дерева, потом они с Мамой поплакали. Я тыкался в них, чтобы напомнить, что нет серьезного повода горевать: я-то жив-здоров, и я гораздо лучший питомец, чем когда-либо был Смоки.

На следующий день Мама и мой мальчик отправились в школу, а я вышел во двор и откопал Смоки – ведь люди не могли всерьез закопать вполне годного мертвого кота.

В это лето мы не ездили на Ферму. Итан с несколькими приятелями из округи каждый день приходили в чей-нибудь дом и стригли траву грохочущими газонокосилками. Мальчик брал меня с собой, но обязательно привязывал к дереву. Хотя мне нравился запах свежескошенной травы, стрижка газонов меня не увлекла, и я понимал, что она как-то связана с тем, что мы не поехали на Ферму. Дедушка и Бабушка приезжали на неделю, но уже не было того веселья, особенно после того, как Папа с Дедушкой обменялись резкими словами – они разговаривали с глазу на глаз на заднем дворе, очищая кукурузные початки. Я чувствовал гнев, исходящий от них и решил, что это, возможно, оттого, что кукурузные листья несъедобны – сам убедился. После того дня Папа и Дедушка неловко чувствовали себя друг с другом.

Когда началась школа, кое-что изменилось. Мальчик, вернувшись домой, больше не ходил в гости к Челси. Он появлялся дома последним, в запахах земли, травы и пота, пробегая по дорожке, когда машина высаживала его на улице. Иногда вечерами мы отправлялись на машине смотреть то, что, как я понял, называлось футболом; я сидел на поводке с краю длинного поля рядом с Мамой и людьми, которые ни с того ни с сего принимались кричать и свистеть. Мальчики боролись и кидали друг другу мяч, то пробегая рядом с местом, где стоял я, то играя на другом краю поля.

Иногда в толпе мальчишек я различал запах Итана. Было обидно просто сидеть и не участвовать в игре – дома я сумел попробовать на вкус футбольный мяч. Однажды, играя с мальчиком, я укусил слишком сильно – мяч начал сдуваться и превратился в плоский вялый кожаный комок, похожий на летало. После этого Итан не давал мне жевать футбольные мячи, но играть разрешал, только осторожно. Мама про это не знала и поэтому крепко держала мой поводок. Позволь мне Мама добраться до мяча, мальчикам было бы гораздо веселей гоняться за мной, а не друг за другом, потому что я быстрее их всех.

Собачонка Челси, Герцогиня, подросла, и мы подружились, – когда я разъяснил ей, как со мной надо себя вести. Однажды, когда калитка была открыта, я побежал к ней и увидел, что у нее на шее пластиковый конус, и Герцогиня, похоже, не в духе. Она чуть шевельнула хвостом при моем появлении, но вставать даже не думала. Мне стало не по себе – надеюсь, на меня такую штуку никто не собирается надевать еще раз.

Когда шел снег, мы с Итаном играли с санками, когда снег таял, мы играли с прыгающими мячами. Пару раз мой мальчик доставал из шкафа летало; я в ужасе отворачивался. Мальчик разглядывал его, взвешивал в руке, а потом со вздохом убирал.

На следующее лето мы снова не поехали на Ферму, и снова мальчик стриг с друзьями траву – я-то думал, он бросил это дело, но он, видимо, все еще получал удовольствие. В тот год Папа уехал на несколько дней – приехали Дедушка и Бабушка. Я ощущал от их машины запахи Флер, сена и пруда. Несколько минут я неподвижно нюхал, потом задрал лапу на колесо.

– Господи, как же ты вырос! – сказала Бабушка Итану.

Когда стало прохладнее, снова начался футбол, а потом нас ждал чудесный сюрприз: мальчик сам начал кататься на машине! Как все переменилось! Теперь я почти повсюду ездил с ним, высунув нос в окно; я ехал на переднем сиденье, помогая вести машину. Выяснилось, что мой мальчик приезжал домой поздно из-за того, что каждый вечер после школы играл в футбол – меня он привязывал к скамейке рядом с миской воды. Мне было скучно, по крайней мере я был с моим мальчиком.

Иногда, отправляясь кататься на машине, Итан забывал меня, тогда я сидел во дворе и поскуливал, чтобы он скорее вернулся. В таких случаях ко мне выходила Мама.

– Хочешь гулять, Бейли? – спрашивала она, и я начинал приплясывать от нетерпения. Она цепляла поводок к моему ошейнику, и мы обходили улицы, останавливаясь через каждые несколько футов, чтобы я мог пометить территорию. Часто мы проходили мимо играющих детей – я не мог понять, почему Итан больше не играет. Иногда Мама отстегивала поводок и позволяла мне немного побегать.

Я очень любил Маму. Единственная претензия – выходя из ванной, она закрывала крышку моей чаши с водой. Итан постоянно оставлял крышку открытой для меня.