Джо Питерс - Никто не услышит мой плач. Изувеченное детство Страница 18

Мне снилось, что я крадусь вниз по лестнице, пытаясь сбежать от Ларри и Барри и добраться до входной двери. Я видел, как из-под двери брезжит белый свет, словно тонкая полоска свободы на горизонте, но чем сильнее я пытался добраться до нее, тем сильнее чувствовал, как меня затягивает назад что-то огромное, и все происходит как в замедленной съемке. Если мне и удавалось добраться до заветной двери и открыть ее, я немедленно просыпался в ужасе. Даже теперь мне иногда снится этот же кошмар. Мой зад практически постоянно мучительно болел по утрам от того, что со мной ночью вытворяли братья, и часто он даже кровоточил, а я боялся, что запачкаю постельное белье или ковер. За это всегда следовало жестокое наказание.

Амани продолжал забирать меня к себе в кровать в любое время, когда хотел удовлетворить свою похоть, несмотря на то что я был уже не в подвале и все в доме легко могли увидеть, что он со мной делает. Амани совершенно не беспокоился о сохранении всего в секрете, потому что его вообще не волновало чужое мнение. Вся семья была в курсе происходящего. Все прекрасно знали, чем он занимается. Может быть, он проделывал это и с другими – я не знаю, мы никогда не обсуждали подобные вещи. Как будто не было ничего необычного в том, что взрослый мужчина, когда бы ни захотел, занимался сексом с восьмилетним мальчиком в доме его (мальчика) матери. Как будто это было совершенно нормальной практикой в этом мире. Словно я находился там для всеобщей выгоды. Я отчасти понимал, что моя жизнь будет именно такой, потому что она ни капли не изменилась с того момента, как мать привела меня к себе после смерти отца.

Я обнаружил, что Амани проводит дома не каждую ночь. Я узнал, что он все еще бывает у тети Мелиссы, так же как и у мамы, и мечется между ними, обманывая обеих. Полагаю, что Амани говорил тете Мелиссе, что уезжает на работу в другой город, и она не сразу раскрыла этот обман и обнаружила, каким детальным был план мести матери. Не знаю, что мать чувствовала, снова деля своего мужчину с другой женщиной. Но в этот раз именно она украла чужого мужа, так что, должно быть, чувствовала себя лучше, чем когда ее собственный муж ей изменял.

Когда я узнал обо всем этом, я робко надеялся, что Амани как-нибудь упомянет Мелиссе о том, как со мной плохо обращаются. Она наверняка должна была спросить, что происходит в том доме. Неужели ей не интересно, как у меня дела? Но, наверно, он сказал ей, что со мной все хорошо, потому что я никогда не видел и не слышал ее.

Каждую ночь перед сном мама следовала установленному порядку. Она отводила Элли и Томаса наверх в туалет, потому что в противном случае они надули бы на матрас, и начала брать с ними и меня. Мать будила нас своим криком около полуночи и вытаскивала за волосы из кровати. К этому времени она всегда была уже пьяна, и алкоголь питал ее злобу и обиду на нас, заставляя постоянно бить меня и Томаса.

«Встать!» – кричала мать, и мы должны были стремглав нестись в ванную, чтобы избежать ударов и пинков, которыми она пыталась подгонять нас по дороге.

Напряжение и неудобство этой ситуации всегда давило на маму, от чего у нее на лбу вздувались вены, а глаза наливались кровью. Как будто над нами возвышался Невероятный Халк, пока мы занимались своими делами. Если дома был Амани, он ждал ее в постели, и мысли об этом были сами по себе отвратительны. А мать теряла терпение, стремясь поскорее вернуться к нему. От нее разило алкоголем, когда она наклонялась и орала нам в лицо оскорбления. Я заканчивал первым, и она всегда давала мне подзатыльник, когда я проходил мимо, направляясь обратно в постель. У Томаса никогда не получалось быстро сделать свои дела, когда позади стояла мать, подгонявшая его криком.

– Ты думаешь, я тут стою, потому что мне делать не хрен? – кричала она. – В чем твоя долбаная проблема?

Я с головой прятался под простыней, пытаясь заглушить крики моего младшего брата, пока мать гонялась за ним по ванной, ловила за волосы, поднимала в воздух и потом бросала об стену. Я уже научился к тому времени одной уловке и сам старался поскорее удариться о стены, зная, что этого достаточно, чтобы она была удовлетворена и успокоилась. У Томаса этот трюк получался не так хорошо, и иногда он просто шлепался на пол, так что мать бросала его снова и снова, пока не получалось так, как она хотела.

Однажды она пришла за нами такой пьяной, что потеряла равновесие и упала, гоняясь за Томасом. Мать сильно ударилась головой о стену, и меня это порадовало. Я даже слышал, как Ларри тихонько посмеивается на другой стороне кровати. Не упуская свой шанс, Томас рванул в свою комнату, пока мама все еще была внизу. Мы все умолкли, зная, что теперь она по-настоящему рассвирепеет. Она неуверенно поднялась на ноги и начала клясться, что на этот раз точно убьет Томаса.

Я испугался, что мать действительно способна на это, слез с кровати и постарался защитить его, бешено тряся головой, как будто это могло хоть чем-то помочь, когда она набросилась на нас.

– Какого хрена ты не в своей постели, маленький ублюдок? – спросила она.

Мать нанесла мне несколько сильнейших ударов по голове, потом схватила за щеки и бросила через всю спальню, как будто я ничего не весил. Затем она подняла Томаса за горло, повернулась к лестнице и с силой швырнула вниз. Я слышал, как его маленькое тело бьется о каждую ступеньку на пути вниз. Я прекрасно знал, как это больно, после всех тех случаев, когда меня бросали по лестнице в подвал. Потом все на несколько секунд затихло, прежде чем я услышал бешеный крик Амани. Он ругался на мать:

– Ты какого черта тут натворила? Она повсюду!

– А, мать твою, это всего лишь кровь, – крикнула она в ответ перед тем, как скрыться в другой комнате. После этого я уже не слышал, о чем они говорят.

Десять минут спустя я услышал звук приближающейся «скорой помощи», рев сирен и скрип тормозов около дома. Входная дверь открылась, и я постарался расслышать, о чем говорили внизу.

– Он потерял равновесие на лестнице, – говорила мать врачам своим коронным спокойным голосом, и они приняли ее историю без всяких возражений и вопросов.

На эту ночь у нас остановилась мамина сестра Пэт, и она согласилась сопровождать Томаса в больницу. Пэт приезжала к нам время от времени, и обращение с нами в этом доме, похоже, не казалось ей неправильным; я думаю, что ее так же воспитывали ее родители. Примерно через час после того как Томаса увезли на «скорой», зазвонил телефон, и я слышал, как мама ответила. По ее тону мне стало понятно, что она говорит с Пэт.

У меня создалось впечатление, что полиция не приняла ее историю с такой же легкостью, как бригада «скорой помощи», потому что мама спросила: «Полиция едет сюда? Прямо сейчас?» Я слышал, как она рассказывает Пэт, что Томас должен отвечать на их вопросы. Я не мог расслышать всех слов, потому что Барри храпел.

Когда Амани услышал, что полиция едет сюда, он быстро смотался из дома, натягивая одежду прямо на бегу. Когда он ушел, я услышал, как мать приближается к нашей спальне. Я закрыл глаза и притворился спящим, но она схватила меня за волосы и вытащила из кровати.

– Спускайся на кухню, – приказала она мне.

Я подчинился так быстро, как только смог, не желая быть сброшенным с лестницы, как Томас. Я видел кровавые брызги на ступеньках, на полу и на стенах в прихожей. Мама последовала за мной на кухню и достала из выдвижного ящика самый большой и самый острый нож, какой смогла найти. По выражению ее лица я понял абсолютно точно, что на этот раз она собирается убить меня, как уже обещала много раз. Ее лицо скривилось от гнева. Она приближалась ко мне. Мать схватила меня и крепко прижала к горлу нож. Я не мог перестать дрожать, хотя и боялся, что порежусь об острое лезвие, если дернусь хотя бы на дюйм.

– Я не буду повторять то, что сейчас скажу, – прошипела она. – Тебе понятно?

Я едва заметно кивнул.

– Сейчас приедет полиция и будет задавать вопросы о том, как упал Томас. Я скажу, что вы с ним затеяли драку наверху, и ты толкнул его с лестницы. Ты все понял?

Я снова кивнул.

– Хороший мальчик.

Мама отвела нож от моего горла и убрала его обратно в ящик. Потом она сделала нам обоим по чашке какао, как будто ничего не произошло и мы каждый вечер вот так запросто проводим вместе на кухне. Мать одарила меня большой притворной улыбкой, протягивая чашку с дымящимся какао, чтобы успокоить меня перед приездом полиции и чтобы я перестал трястись.

В дверь постучали, и она пошла открывать, еще раз предупредив меня:

– Помни о том, что я сказала.

Я кивнул и осторожно сделал маленький глоток горячего напитка. Я услышал, как шипела полицейская рация, пока мама вела их на кухню. Я слушал, как мама рассказывает свою историю, и она звучала из ее уст так убедительно, что я был уверен, что ей поверят, как всегда.

– Проходите на кухню и поговорите с ним, – пригласила она.

– Здравствуйте, молодой человек, – сказал полицейский, входя в дверь.