Джозеф Кутзее - Детство Иисуса Страница 18

А еще Давид ладит с моим старшим на работе, Альваро, он тоже хороший друг. Когда есть хорошие друзья, сам делаешься лучше, как мне кажется. Следовать путями блага – не того ли мы оба желаем Давиду?

Если я как-то могу помочь вам [в заключение пишет он] – только намекните. Я почти весь день в порту, на Втором причале. Фидель отнесет записку, Давид тоже дорогу знает.

Он кладет записку в почтовый ящик Инес. Ответа не ждет, и его не следует. У него нет отчетливого понимания, что Инес за женщина. Она из тех, что готовы принять благонамеренный совет, к примеру, или же из тех, кто раздражается, когда чужие люди говорят ей, как жить, и выкидывают их сообщения в мусорку? Проверяет ли она вообще почтовый ящик?

В подвале Корпуса «F» Восточной деревни, в том же Корпусе, где располагается общественный спортзал, есть пекарня, которую он про себя именует Комиссариатом. Двери ее открыты утром по будням, с девяти до полудня. Помимо хлеба и другого печеного там продают простые продукты вроде сахара, соли, муки и масла для жарки – по уморительно низким ценам.

Он покупает в Комиссариате упаковку супа в банках и относит его в свое укрытие в порту. Вечерняя трапеза, когда он один, – хлеб и фасолевый суп, холодный. Он привыкает к однообразию.

Поскольку большинство жильцов Кварталов ходит в Комиссариат, он предполагает, что его будет навещать и Инес. Он заигрывает с мыслью поболтаться рядом как-нибудь утром в надежде увидеть ее и мальчика, но оставляет эту затею. Слишком унизительно будет, если она наткнется на него среди полок, а он там шпионит за ней.

Он не хочет превращаться в призрак, не способный оставить в покое своих преследуемых. Он готов принять, что Инес лучше всего удастся укрепить доверие между собой и мальчиком, если он на время предоставит их друг другу. Но его донимает страх, от которого он не в силах отмахнуться: ребенку может быть одиноко и несчастно, вдруг он тоскует по нему? Он не может забыть их последнюю встречу и глаза ребенка, полные немой растерянности. Он хочет увидеть мальчика таким, каким он был раньше, – в кепке и черных ботинках.

Время от времени он поддается соблазну и слоняется на задах Кварталов. В одно такое посещение он замечает Инес, она снимает белье с веревки. Он не уверен, но она кажется ему усталой – усталой и, вероятно, грустной. А ну как у нее все скверно?

Он узнает одежду мальчика на веревке, включая блузку с передом в рюшах.

В другой – и, как оказывается, в последний – тайный визит он видит, как семейное трио – Инес, ребенок и собака – выходит из Кварталов и направляется по траве к парковой зоне. Его изумляет, что мальчик, облаченный в свое серое пальтишко, не идет сам, а его везут в коляске. Зачем пятилетнего ребенка возить? И как он вообще такое позволяет?

Он догоняет их в самой глухой части парка, где через ручей, задушенный камышами, перекинут деревянный пешеходный мостик.

– Инес! – окликает он.

Инес останавливается, оборачивается. Собака тоже оборачивается, вострит уши, дергает за поводок.

Приближаясь, он натягивает улыбку.

– Какое совпадение! Я шел в магазин и увидел вас. Как ваши дела? – И тут же, не дожидаясь ее ответа: – Привет, – говорит он ребенку, – ты, я гляжу, катаешься. Как юный принц.

Взгляд ребенка встречается с его, они смотрят друг другу в глаза. Его переполняет покой. Все хорошо. Связь меж ними не прервана. Однако мальчик опять сосет палец. Знак не обнадеживает. Палец во рту означает неуверенность, означает смятенную душу.

– Мы гуляем, – говорит Инес. – Нужен свежий воздух. В квартире очень душно.

– Я знаю, – говорит он. – Она скверно продумана. Я держу окна открытыми день и ночь. В смысле, держал.

– Я так не могу. Не хочу простудить Давида.

– Ой, он не так-то легко простужается. Он крепкий парень – правда?

Мальчик кивает. Пальто застегнуто на все пуговицы – наверняка для того, чтобы разносимые по воздуху микробы до него не добрались.

Долгое молчание. Он хотел бы подойти ближе, но собака не ослабляет бдительности.

– Где вы взяли это, – он показывает рукой, – транспортное средство?

– На семейной вещевой базе.

– На семейной вещевой базе?

– В городе есть вещевая база, где можно приобрести вещи для детей. Мы и колыбельку ему купили.

– Колыбельку?

– С бортиками. Чтобы он не выпал.

– Странно. Он все время спал на кровати, сколько я помню, и никогда не падал.

Он договаривает, но уже понимает, что зря сказал. Губы у Инес туго сжимаются, она разгоняет коляску и ушла бы, если бы собачий поводок не запутался в колесах и его не пришлось бы разматывать.

– Простите, – говорит он. – Я не хочу вмешиваться.

Она не удостаивает его ответом.

Обдумывая потом эту встречу, он размышляет, почему у него к Инес как к женщине вообще никаких чувств – ни малейшего, хотя с внешностью у нее все в порядке. Это оттого, что она к нему враждебна, и так было с самого начала? Или она непривлекательна просто потому, что отказывается быть привлекательной, отказывается открываться? Может, она и впрямь, как утверждает Элена, девственница – или такой тип, во всяком случае? Все, что он знал о девственницах, утеряно в облаках забвения. Удушает ли ореол девственности желание в мужчине или же, наоборот, обостряет его? Он думает об Ане из Центра переселения, которая кажется ему девственницей довольно свирепой разновидности. Ану он точно счел привлекательной. Что есть в Ане, чего нет в Инес? Или вопрос следует формулировать наоборот: что есть в Инес, чего нет в Ане?

– Я наткнулся вчера на Инес и Давида, – говорит он Элене. – Ты часто их встречаешь?

– Я ее вижу в Квартале. Мы не разговаривали. Не думаю, что она хочет общаться с жильцами.

– Полагаю, если привык жить в «Ла Резиденсии», должно быть трудно обживаться в Кварталах.

– Жизнь в «Ла Резиденсии» не делает ее лучше нас. Мы все начинали с нуля, ни с чего. Это простая удача, что она там оказалась.

– Как ты думаешь, она справляется с материнством?

– Она очень опекает ребенка. На мой взгляд – избыточно. Она следит за ним, как ястреб, не пускает играть с другими детьми. Сам знаешь. Фидель не понимает. Его это обижает.

– Жаль. А что еще ты видела?

– Братья с ней проводят помногу времени. У них есть машина – из маленьких, на четыре места, с крышей, которую можно убирать назад, кабриолет называется, кажется. Они уезжают и возвращаются затемно.

– И пес?

– И пес. Инес повсюду с ним. Мне от него не по себе. Он как свернутая пружина. Того и гляди нападет на кого-нибудь. Уповаю, лишь бы не на ребенка. Ее нельзя уговорить, чтоб надевала на него намордник?

– Исключено.

– Что ж, я считаю, это безумие – держать свирепую собаку рядом с маленьким ребенком.

– Он не свирепый, Элена, просто немного непредсказуемый. Непредсказуемый, но преданный. А это, видимо, для Инес важнее всего. Верность – королева добродетелей.

– Правда? Я бы так не сказала. Я бы сказала, это средненькая добродетель, вроде сдержанности. Такая добродетель хороша в солдате. Инес сама напоминает мне сторожевую собаку – нависает над Давидом, стережет его от вреда. С чего вообще ты выбрал такую женщину? Ты ему был лучшим отцом, чем она – матерью.

– Это неправда. Ребенок не может расти без матери. Ты же сама говорила: от матери ребенок берет сущность, от отца – лишь замысел. Как только замысел передан, отца можно упразднять. А тут я даже не отец.

– Ребенку материнская утроба нужна, чтобы прийти в мир. После того как он покинул утробу, мать как даритель жизни – такая же истраченная сила, как и отец. Дальше ребенку нужны любовь и забота, которые мужчина может обеспечить так же, как и женщина. Твоя Инес ничего не понимает в любви и заботе. Она как маленькая девочка с куклой – необычайно ревнивая и самовлюбленная маленькая девочка, которая никому не дает трогать ее игрушку.

– Чепуха. Ты бросаешься осуждать Инес, а сама с ней едва знакома.

– А ты? Ты хорошо ее знал, прежде чем отдать ей своего ценного подопечного? Удостоверяться в ее материнских навыках было не обязательно, как ты сказал, ты мог полагаться на интуицию. Ты бы тут же узнал настоящую мать, с первого взгляда. Интуиция? На таком вот основании определять будущее ребенка?

– Мы это уже проходили, Элена. Что плохого в природной интуиции? Чему еще нам остается доверять?

– Здравому смыслу. Логике. Любой разумный человек предупредил бы тебя, что тридцатилетняя девственница, привыкшая к праздной жизни, защищенная от действительности, охраняемая двумя бандитского вида братцами, надежной матерью не будет. А также любой разумный человек навел бы справки об этой Инес, изучил бы ее прошлое, оценил характер. Любой разумный человек установил бы испытательный срок – чтобы убедиться, что у ребенка и его няньки все ладится.