Татьяна де Росней - Мокко Страница 19

Арабелла стояла прямо, как «І», и ее заостренный профиль четко вырисовывался на фоне слишком белой, слишком гладкой стены. Она молчала, но я, как всегда, знала, что мыслями она со мной.

Рука ее так и осталась лежать у меня на плече, и в первый раз я черпала у своей свекрови силу, насыщалась ею, росла вместе с ней.

Он был дома. Запах сигарет проникал из-за двери на лестничную площадку. Оттуда же доносились звуки включенного телевизора, по которому шел футбольный матч. Он был один. Время от времени отвечал на телефонные звонки. Разговоры. Смех. Звук открывающегося холодильника, потом щелчок – и банка с пивом открыта. Близилась пора отпусков и каникул. Через несколько дней он собирался присоединиться к Софи в Осгоре.

На пыльный, грязный город опускалась ночь. Я была далеко от дома. И мое ожидание длилось долго. Я даже немного вспотела. Но ничего, я знала, что у меня получится. Я была готова. Пора! Он как раз говорил по телефону, несколько раз повторил, что Софи ждет его в Осгоре. Я позвонила в дверь. Он замолчал. Наверняка посмотрел на часы и удивился, кто бы мог прийти в такое время. Он что-то пробормотал. Я услышала, как он положил трубку, потом подошел и, не спрашивая, кто за дверью, распахнул ее. Распахнул так, словно совсем не опасался человека или людей, которые могли прийти к нему домой так поздно.

Когда же он узнал меня, лицо у него вытянулось. Он не знал, что сказать. Наверное, подумал, что я спятила, раз нашла его адрес и явилась в столь поздний час. На нем была черная футболка и старые джинсы. Ноги босые – ни носков, ни тапочек. Сейчас он показался мне более молодым, чем в комиссариате, где я всегда видела его в форме. У него за спиной я видела просторную однокомнатную квартирку с книжным шкафом и включенным телевизором. Мы довольно долго молча смотрели друг на друга. Потом он шагнул назад, давая мне пройти. Я вошла в квартиру и села на маленький диванчик перед телевизором. Озадаченный, он потер ухо, аккуратно закрыл дверь, приглушил громкость телевизора, но выключать его не стал.

Я сказала:

– Никто не может дать гарантий, что мой сын очнется.

Он кивнул, не отнимая руку от уха. Виду него по-прежнему был растерянный. Набрав в грудь побольше воздуха, я продолжала:

– Вы, конечно же, скажете, что я не имела права приходить сюда, врываться в вашу квартиру. Что это полное сумасшествие с моей стороны и вы можете выставить меня за дверь. Но я пришла, только чтобы с вами поговорить. Сказать вам кое-что, вы понимаете?

Он снова кивнул.

– Время идет, а полиция до сих пор не нашла того водителя. У моего мужа, в отличие от меня, получается жить с этим. Он доверяет вам, не знаю, как это у него выходит, но он думает, что на расследование действительно нужно время, что такова процедура, и готов ждать. Я… Я ждать не могу. Это я и пришла вам сказать. Я больше не могу ждать.

Молчание. Он смотрел на свои босые ноги.

– Я знаю, что вы уезжаете в отпуск. К Софи, которая сейчас в Осгоре.

Он посмотрел на меня с подозрением и тревогой.

– Вы подслушивали у дверей?

Я не смогла сдержать улыбку.

– Да. Я знаю, что скоро вы уедете. Для всех пришла пора отпусков. Люди разъезжаются. Да, уезжают почти все. Но я никуда не поеду. Я остаюсь здесь. Вы знаете почему.

Снова молчание.

– Я пришла попросить вас кое о чем. Выслушайте меня, пожалуйста.

Он выключил телевизор и повернулся ко мне. Он помрачнел – было видно, что ему не по себе.

– Я немного могу сделать, мадам.

– Нет, вы можете много, Лоран. Перед тем как уехать в отпуск, разыщите для меня это имя. Пусть это долго, пусть у вас сокращенные рабочие дни, пусть вам скоро уезжать. Прошу вас! Вы же знаете, что из-за судебных каникул дело не сдвинется с мертвой точки раньше начала сентября. Вы это знаете.

Он встал и зажег сигарету. Потом отошел к раскрытому окну. На улице было совсем темно. Жара спала. С улицы доносились шум машин и голоса пешеходов. Летние звуки Парижа: смех, хлопанье дверей, шаги по тротуару. Довольно долго мы молчали. Он курил, время от времени поворачиваясь, чтобы стряхнуть пепел в маленькое блюдце. Я ждала:- Я рассматривала его квартиру и пыталась представить жизнь этого молодого мужчины. На полке книжного шкафа – фото темноволосой девушки. Наверняка его Софи. Среди книг – произведения Марка Леви, Мэри Хиггинс-Кларк, собрание сочинений Агаты Кристи.

Он вздохнул:

– У вас мощная хватка.

– Я знаю.

– А если я найду это имя? Я не имею права вам его сообщить, вы это прекрасно знаете.

Он начал терять терпение.

– Я все равно найду способ его узнать.

– С помощью вашей подруги-адвокатессы?

Он посмотрел на меня с ироничной усмешкой.

– К примеру.

– А потом что вы собираетесь делать? Вершить правосудие своими руками? Поедете допрашивать тех людей, будете сами вести расследование? Как в кино?

Я подошла и положила руку ему на плечо.

– Нет, вы меня не поняли. Расследование и все прочее – это ваша работа. Работа полиции. Я же просто хочу знать. Знать, что этого человека нашли. Человека, который сбил моего сына. Знать, понимаете?

Произнося эти слова, я понимала, что не говорю всей правды. Знать, просто знать – этого мне недостаточно. Знать – это только начало. Я хотела знать все. Знать, почему этот человек не остановился в ту среду. Знать, как и почему он продолжает жить с таким грузом на совести. Знать, что он больше не в безопасности.

Я намеревалась его разыскать. Чтобы его жизнь переменилась, как моя жизнь и жизнь Малькольма.

Но я ничего этого Лорану не сказала. Поверил ли он мне? Вид у него был озадаченный. Он долго смотрел на меня своими светлыми глазами. Похоже, мое прикосновение его взволновало.

Я вдруг показалась сама себе смешной, жалкой. Бедная жалкая мать, слетевшая с катушек, существо на грани отчаяния. Наверное, ему было меня жаль. Мне же стало стыдно.

Я пробормотала:

– Простите, что надоедаю вам со своим делом. Я ухожу. Простите. Хорошего вам отпуска.

Я побрела к двери. Глаза застилали неизвестно откуда взявшиеся слезы. Он схватил меня за плечо и развернул к себе.

Так странно плакать в объятиях мужчины, который не мой муж и не мой брат! В объятиях чужого человека. Незнакомый запах, незнакомый затылок… Он обнимал меня крепко, как поранившегося ребенка, как человека, которому вдруг стало плохо. И говорил, что нельзя сдаваться, что я очень мужественная, что мой сын мог бы мною гордиться. Я слушала и плакала, плакала… Скоро футболка у него на плече стала мокрой.

– Обещаю, я вам помогу.

Я ему поверила. Улыбнулась, вытерла слезы и, даже не посмотрев ему в глаза, ушла.

Не знаю, чем он занимался той ночью. Наверное, вернулся в комиссариат, за свой компьютер. Ввел пароль, чтобы добраться до достославных досье STIC. Я узнавала, что это такое STIC. Компьютеризированная система обработки информации криминального характера. Имел ли он право это делать? Я не знала. Рисковал ли он чем-то? Он всегда мог сказать, что решил перед отпуском поработать сверхурочно. Сколько часов он провел в комиссариате? Сколько времени понадобилось, чтобы раздобыть искомое? Мне не суждено было это узнать. Когда я шла по улице Д., возвращаясь в свою тихую квартиру, он надел туфли, схватил ключи и отправился в комиссариат. Когда я ложилась спать на диване в гостиной, он уже сидел перед монитором и начинал поиски. А когда я провалилась в тяжелую полудрему, подстерегавшую меня ночь за ночью, он проверял каждую страницу, каждый техпаспорт, который подходил под критерии поиска. «Мерседес» старой модели. Цвет «мокко».

Я проснулась с болью в спине. Эндрю уже ушел. Джорджия играла в «Play station». Скоро должна была прийти Арабелла, она остановилась в одном из маленьких отелей на соседней улице.

Я включила мобильный, как обычно по утрам. Несколько сообщений: от сестры, решившей меня подбодрить, от подруги, которая уезжала в отпуск и желала мне терпения и мужества.

И еще одно, отправленное в четыре утра с неизвестного номера:

Марвиль Эва

Вилла «Etche Tikki»

Проспект Басков

Биарриц 64000

Я почувствовала, как замерло сердце. Мне вдруг стало трудно дышать, и пришлось сесть.

Марвиль Эва. Белокурая женщина за рулем.

То была она. Я была совершенно в этом уверена. Если Лоран прислал мне сообщение, то и он тоже знал это наверняка. То была она.

И теперь я знала.

Часть III

В зеркале ванной собственное лицо показалось мне свежее, чем обычно, веки – не такими опухшими, взгляд – более ясным. Можно было подумать, будто одного того, что я знаю имя и адрес этой женщины, достаточно, чтобы часть меня – редко дающая о себе знать, незнакомая – наконец ощутила облегчение. Я оделась как обычно. Никому не стала звонить – ни Эндрю, ни Эмме. Почему? Я и сама не знала. Я наслаждалась своим тайным знанием.

Эва Марвиль. Эва Марвиль.

Пока я пила чай, это имя крутилось в голове, как припев надоедливой песни. Я совсем не знала Биаррица. Я там никогда не была. Кажется, там имелся красивый отель – «Hôtel du Palais», у самого пляжа. Маяк. Волны. Скала Святой Девы.