Бобби Пайрон - Стая Страница 2

– С ним все в порядке.

Звон бьющегося стекла.

– Или он, или я, Аня.

– Нет! Умоляю, не проси меня…

Звон – опять что-то разбилось. Шарканье сапог по полу.

– Глупая женщина!

Пощечина.

– Нет!

Звон. Вопль. Глухой стук. Стон. Тишина.

Глава 4

Пуговица

Пол на кухне был холодным, и холод добрался до меня сквозь гору одеял. Я дрожал, глядя, как дыхание паром вырывается из моего рта. Я был драконом. Жар-птицей. И я точно не был этим вонючим крикуном, который выдувал сигаретный дым через ноздри.

Я вытащил из-под одеяла приемник и выдвинул блестящую серебристую антенну.

– …Тысяч безработных, бездомных, голодающих. Алкоголизм разъедает саму структуру нашего общества…

– Но я не бездомный и не голодающий, – сказал я радиоприемнику. – У меня есть мама, одеяло и щи.

Да, теперь у нас не было хлеба и сосисок, остались только щи. И мама уже много недель не ходила на работу. Но она все еще улыбалась (хотя и не так часто, как раньше). И называла меня Медвежонком.

Я выключил радио, сложил одно одеяло, затем второе – точно так же, как первое. Я надел кроссовки – такую обувь носили знаменитые баскетболисты. Эти кроссовки мама и бабушка Инна подарили мне на прошлый Новый год. Теперь мои пальцы упирались в носки кроссовок, и я уже не мог шевелить ими.

Я выглянул из шкафа, прислушался и принюхался. Может быть, мама варит кашу? Может, она плачет? Может, он кричит на нее, обзывает тупой ленивой коровой? Или он ушел? Иногда после такого скандала, как прошлой ночью, он уходил. И на время все становилось, как раньше: каша на завтрак, улыбка на губах мамы… «Постой со мной в очереди за хлебом», – говорила она. Или: «Давай учиться читать». Или: «Расскажи мне сказку, Медвежонок».

Я услышал, что в гостиной работает телевизор. Похоже, показывали каких-то злых людей. Я почуял запах сигарет.

Я выглянул в гостиную.

– Ну вот. Тараканище наконец-то выполз из своей норы.

Злой дядька валялся на диване; я увидел его мерзкие босые ноги и стакан на пузе.

– Где моя мама? – Я покосился на дверь спальни.

Он не отвел взгляда от экрана телевизора.

– Ее нет, – сказал он.

Мое сердце сильно забилось в груди.

– Когда она вернется? – прошептал я.

Он отвернулся от телевизора и смерил меня взглядом. Наверное, так кошка смотрит на мышь.

– Никогда.

Я ждал, я прислушивался, я высматривал свою мамочку.

Я прислушивался, надеясь, что ее каблуки застучат по полу в коридоре. Я смотрел очень-очень внимательно, чтобы не пропустить ее красное пальто.

Вечером он ушел, а я принялся обыскивать квартиру. Если она взяла вот это – она вернется через неделю. Если взяла то – вернется завтра.

Все лежало на своих местах. Не было только мамы. И ее красного пальто. Она исчезла. И ее пальто исчезло. Наверное, мама отправилась на поиски картошки и сосисок к щам. Или она искала новый дом для нас. Дом вдали от него.

Я заметил, как что-то блеснуло за мусорным ведром в спальне. Я опустился на четвереньки, отодвинул бумажные обертки и пустые бутылки… Там лежала пуговица от ее пальто. Я поднял пуговицу и подставил ее под лучи света, поглаживая черную блестящую поверхность. На том месте, где лежала пуговица, я увидел красное пятно. Не такое, как мамино пальто. Нет, пятно было темным, бордовым, тошнотворным. Я коснулся его пальцем. Пятно, казалось, пульсировало. Оно звало меня…

– Ты чего там копаешься, тараканище?

Я отвернулся от шепчущего, пульсирующего красного пятнышка и посмотрел на злого дядьку.

Он пнул меня носком сапога.

Я показал ему пуговицу.

– Это пуговица от ее пальто. От ее красного пальто.

– И что с того? Кому какое дело?

– Она любит это пальто. – Я пошел за ним на кухню. – И любит эти пуговицы. Она не ушла бы в пальто без пуговицы.

Злой дядька вытащил кусок сыра из холодильника и хлопнул дверцей. У меня заурчало в животе. Потекли слюнки. Я сжал пуговицу в руке.

Он посмотрел на меня, жуя сыр. Зубы у него были темными, гнилыми.

– Как ты думаешь, где твоя мать? – Он склонил ухо к плечу.

Я покачал головой.

Пришлепнув губами, он рыгнул. Я рассмеялся. Мама не позволяла мне издавать такие звуки.

– Я думаю, – сказал он, – твоя мать отправилась в город.

– Но почему она ушла без меня? – нахмурился я.

Он открыл бутылку.

– Кто знает, почему бабы делают то, что делают. Ты мелкий таракан, а она ленивая тупая корова.

Я расправил плечи. Я сжал блестящую черную пуговицу так сильно, что она врезалась мне в ладонь.

– Она не ленивая и не тупая! Это ты такой!

Моя голова ударилась о пол кухни. Вокруг падали звезды.

Глава 5

Город

На следующее утро злой дядька сказал:

– Надень куртку и шапку. Мы уходим.

– Куда уходим? – испугался я. – Ты ведешь меня к маме? – Я сковырнул запекшуюся кровь с уха.

Хмыкнув, он затушил сигарету в умывальнике на кухне.

– Мы поедем в город.

– Но моя мама…

Он замахнулся, и я отпрыгнул, ударившись о стул.

– Хватить болтать о своей матери. Просто бери куртку, и пойдем.

Я шел за ним к железнодорожной станции, отставая на шаг. В очереди за хлебом, кутаясь в пальто, шали и шарфы, стояли какие-то женщины.

Я все высматривал красное пальто. Мама увидит, как я топаю за этим злым человеком. Она подбежит ко мне, отведет в сторонку. Я покажу ей пуговицу. Мама обнимет меня и скажет: «Молодец, Мишка. Мой чудесный малыш». И мы его больше на порог не пустим.

Злой дядька схватил меня за шиворот.

– Поторапливайся, пацан, – рявкнул он.

Мне хотелось убежать, убежать как можно дальше. Как можно быстрее. Его пятерня сжалась на моей шее, и он втолкнул меня в дверь, ведущую в здание вокзала.

– А ты знаешь, где мама в Городе? – спросил я.

– Ну конечно.

Огромный светящийся глаз моргнул в конце туннеля – то был глаз гигантского чудовища, несущегося в нашу сторону, шипящего, визжащего чудовища. Я схватил его за руку.

Он отдернул пальцы.

– Прекрати вести себя как трусливая девчонка!

Я чуть не рассмеялся: никакое это было не чудовище. Это был просто поезд.

Войдя в вагон, он усадил меня на твердое сиденье.

Когда-то я уже ездил в таком поезде с бабушкой Инной. Она держала меня на коленях, а я смотрел, как проносятся мимо дома нашего поселка.

Злой дядька закурил сигарету и развернул газету, а я сидел и смотрел, как наш поселок становится все меньше и меньше.

– Проснись. – Он встряхнул меня за плечо. – Пойдем, мелкий. У меня мало времени. – Он рывком поднял меня на ноги.

Мы вышли из вагона на платформу и двинулись мимо киосков. На вокзале торговали едой – жареными орешками, сосисками, печеной картошкой, завернутой в газету. У меня опять заурчало в животе.

– Погоди! – крикнул я ему в спину.

Его куртка давно уже прохудилась.

Он не обернулся.

Повсюду на вокзале сновали люди. Кто-то спешил на поезд, кто-то – с поезда. Люди тащили сумки, чемоданы и тюки. Они не смотрели налево, не смотрели направо. Не смотрели на меня.

– Погоди!

Наконец он остановился.

– Моя мама тут? – спросил я.

Он расхохотался.

Я так и думал. Мама переехала в Город. У нее теперь хорошая работа и теплая квартира, там много еды, там есть вкусные ватрушки. И когда я подойду к двери своей новой квартиры, мама обнимет меня.

А потом захлопнет дверь прямо перед его носом.

Схватив меня за руку, злой дядька потащил меня по ступенькам. Я споткнулся, упал, оцарапал колено. Но мне было все равно. Скоро я встречусь с мамой, и все будет так, как и должно быть.

Мы вышли на свежий воздух. Светило солнце, подмораживало. Снежинки кружились в воздухе и мерно оседали ему на плечи, оседали на носки его коричневых сапог. Он закрутил головой.

– Ну и где она? – проворчал он.

Я посмотрел на него и улыбнулся. Он отвел меня к маме. Может, не такой уж он и плохой.

– Спасибо, – сказал я.

Мы стояли и ждали. Падал снег. Он выкурил одну сигарету, потом другую. Я высматривал красное пальто и гладил черную пуговицу в кармане.

Через какое-то время к нам подошел очень грязный мальчишка. На нем не было ни куртки, ни шапки, ни обуви. Мама никогда не позволила бы мне так запачкаться. И она уж точно не выпустила бы меня на улицу без куртки, без ботинок, без шапки. Особенно без ботинок.

Мальчик дернул его за рукав и протянул к нему покрытую толстым слоем грязи ладошку.

– Пожалуйста… – заныл он.

Я даже не успел задуматься о том, что этому мальчику нужно.

Мужчина влепил ему оплеуху.

– Пшел вон, мерзкий нищеброд! Иди доставай кого-нибудь еще!

Мальчишка сердито уставился на меня, а потом плюнул мне на кроссовки.

– Ну наконец-то. – Дядька затушил сигарету и обмотал шарфом горло. – Пойдем. – Он схватил меня за руку.