Януш Вишневский - Следы (сборник) Страница 2

Фотосессия в журнале «Плейбой» на относительно долгое время сильно изменила личную жизнь Джины Ф.: целых одиннадцать месяцев она рассказывала всем газетам и изданиям, которые были готовы об этом писать, как безумно она любит своего смуглого, «романтичного, заботливого и неутомимого в постели» мужчину, который был выходцем из Кот-д’Ивуара. И при этом по чистой случайности – по версии Джины Ф. – этот мужчина был одним из наиболее высокооплачиваемых легионеров немецкой футбольной высшей лиги.

Сегодня Джине Ф. двадцать восемь.

Она была привлекательна, стройна, красива натуральной красотой, она светилась молодостью и свежестью – и всего пять лет ей потребовалось на то, чтобы превратиться в пластиковую, неживую куклу, чьи снимки украшают обложки и первые страницы глянцевых журналов, аккуратными стопками лежащих на краю столиков из стекла и алюминия в приемных частных клиник, собственниками которых являются знаменитые пластические хирурги.

Но нынче для силикона наступили не лучшие времена. Гомосексуальные мужчины, которые задают тренды, почему-то вдруг его возненавидели и начали высмеивать его в СМИ. А значит, удача Джине Ф. улыбаться перестала и дни ее были сочтены – в последнее время об этом все чаще говорили в немецких «узких кругах». Хотя Джина Ф., конечно, не сдавалась. Она слишком молода, чтобы кто-то мог бы поверить в то, что с помощью скальпеля и химии она боролась с неумолимо подступающей старостью. Поэтому ей пришлось внезапно признаться в средствах массовой информации в своем страстном романе и «длительной любовной связи с прекрасной женщиной» – это была отчаянная попытка вернуть к себе интерес публики. Дама ее сердца была довольно популярной певицей. К сожалению, эти широко освещаемые со всех сторон отношения закончились уже весной. Джина Ф. страдает – публично, разумеется – по сей день. И в то же время с ностальгией вспоминает о своей былой славе.

Недавно она вернулась в родной городок под Франкфуртом и заявила – опять-таки публично, – что собирается наконец получить образование. Однако это уже не произвело ни на кого впечатления.

Тогда, цепляясь в отчаянии за соломинку, агент Джины Ф. решила организовать модный показ в доме престарелых, а Джина должна была его вести. Этакая придуманная пиарщиками встреча молодости со старостью. Моделям – лет по восемьдесят, некоторых из них на подиум вывозили на колясках медсестры. Показывали вязанные на спицах свитерки, шарфики, шерстяные юбки и шапочки.

Мысль была неудачная. И после показа никто, кроме охранника, даже не подошел к Джине Ф. за автографом. Да и охранник, по правде говоря, только сигаретку хотел стрельнуть…

Платье

Женщине около сорока.

Привлекательная брюнетка, волосы собраны в пучок, одета в синий костюм прилегающего силуэта с золотыми пуговками и кремовую шелковую блузку. На шее повязан цветной платочек. Когда говорит – все время то снимает очки и кладет их рядом с собой на стол, около сумочки, то снова надевает.

Голос спокойный, ровный, даже безразличный.

– Видите ли, когда покупаешь себе платье, закрытое полностью – от колен до шеи, не исключая даже запястья, – главное, чтобы кто-то хотел увидеть, что под ним. Я знаю многих женщин, у которых в шкафу припрятано платье для особого, исключительного случая: торжественный визит любимого человека, симфонический концерт вечером сочельника, пасхальный бал, новогодний обед или интимный ужин при свечах, о котором мечталось много месяцев.

С бельем то же самое.

Потому что иногда мне хотелось, чтобы он снова воспринимал меня как приз, как сладкую вкуснейшую конфету, упакованную в шелестящую блестящую бумажку или нарочито грубый пергамент. Чтобы он медленно разворачивал этот фантик – или сорвал его нетерпеливо, или съел конфету прямо так, вместе с упаковкой.

А с этим платьем получилось вот что.

Сначала оно висело в витрине магазина – настолько неприлично дорогого магазина, что я переходила на другую сторону улицы, только бы не смотреть на него. Потом я пыталась регулярными визитами и любезностью задобрить симпатичную продавщицу и убедить ее, чтобы она сообщила мне, когда на платье будет скидка под конец сезона. Я побывала в этом бутике четыре раза, а потом в конце концов продавщица, загадочно улыбаясь, прошептала: «Приходите в следующий понедельник, лучше утром, сразу после открытия – я для вас отложу это платье».

Когда я надевала его на себя в примерочной – я чувствовала что-то вроде эйфории. А потом – почти физическое наслаждение. Не знаю, бывает ли так у других женщин, но я в той примерочной представляла себе сначала его пальцы, которые скользят по длинному ряду пуговичек, заканчивающемуся ниже поясницы, а потом – как он бережно освобождает меня от платья, как будто вынимает драгоценный инструмент из футляра.

Бархатное, карминно-красное, с длинным разрезом на правом бедре. А еще – чулки. И в ушах – его любимые сережки с жемчугом.

Мы ждали вдвоем. Я и платье. Ждали того самого необыкновенного вечера. Когда он вернется чуть менее уставший, когда все проекты заработают в нужном направлении, когда он нагонит, догонит, перегонит, выполнит и перевыполнит, отобьет деньги, раскрутит инвесторов на новый крупный контракт, закроет старый контракт, начнет и закончит важные переговоры, подгонит баланс и откроет новый квартал… отдохнет после командировки.

Так прошел почти год. В витрине того магазина появилась зимняя коллекция. А он так и не нашел для меня ни одного вечера – чтобы я могла надеть для него свое платье и чтобы он мог его с меня снять…

У меня две подруги, мы дружим с незапамятных времен и всегда в последнюю пятницу месяца встречаемся и идем вечером в кино, в музей или просто выпить кофе куда-нибудь. Когда пришла Кармен, я стояла перед своим шкафом в размышлениях, что бы мне надеть (я думаю, все женщины так делают). Я передвинула несколько плечиков и задержала руку на этом своем карминно-красном платье. И вдруг почувствовала нестерпимую боль. Почему-то в эту минуту вся моя грусть, вся тоска у меня в душе всколыхнулась и поднялась из глубины души наверх. Долгие одинокие вечера, визиты к педиатру – снова в одиночку, очереди в автомастерских, где, кроме меня, ни одной женщины… вообще это ощущение брошенности, забытости, ненужности. Все это вместе вдруг сжалось в тугой комок и превратилось в лютую ненависть к куску красной ткани.

– Какое красивое! – воскликнула Кармен.

– Красивое? – переспросила я со злостью. – Так бери его себе.

Когда выяснилось, что у моего мужа роман на стороне, я вдруг почувствовала (вы, наверно, сейчас удивитесь) своего рода облегчение. Я наконец поняла, что не должна постоянно казниться чувством вины за то, что я не безупречная жена. Я одна из множества – самая что ни на есть банальная история – обманутых женщин. Потом я узнала, что обманывал он меня с Кармен – и это причинило мне даже большую боль, чем сам факт измены: мужей, если уж на то пошло, может быть сколько угодно, а лучшая подруга бывает только одна.

Да, правда. Я лишилась за короткое время платья, подруги и мужа. Причем именно в таком порядке. Но еще, к счастью, я избавилась от заблуждения, что нужно ждать какого-то исключительного вечера. Еще я теперь знаю, что на свете просто нет такого шкафа, в который поместились бы платья на все случаи жизни. Да он и не нужен, такой шкаф.

Сегодня по дороге на работу я машинально бросила взгляд на витрину того магазина – и зашла внутрь. Улыбающаяся продавщица – та самая, еще с зимы прошлого года, – тут же меня узнала. И любезно сняла для меня с манекена черное платье. В примерочной мы с ней пили шампанское – это, знаете ли, такой магазин, где клиентам часто подают шампанское. Поэтому у них и цены такие.

«Приходите на следующей неделе, в четверг начнется распродажа. Я вам его отвешу. Оно будет минимум в два раза дешевле», – шепнула мне продавщица.

Но я купила его сразу. Не стала ждать четверга. Оно красивое. Такое, знаете, для особого случая…

Я вам его покажу.

Хотеть жить…

Роланд – фотограф, ему сорок восемь лет, и он с рождения живет в Берлине. Четыре года назад, в сентябре, вертолет, на котором он летел над Альпами недалеко от французского городка Анси, чтобы сделать снимки для National Geographic, опустился слишком низко и чирканул винтом по горе. Пилот выбрался из кабины сам. Роланда вытащили из вертолета французские жандармы, которые первыми прибыли на место происшествия. Специальным самолетом его срочно отправили в лучшую немецкую клинику, специализирующуюся на несчастных случаях, в Мурнау. Самое нижнее ребро Роланда развалилось на множество кусочков, а позвоночник в области поясницы сломался в двух местах. Через восемь дней врачи объявили диагноз: паралич. Роланд перестал чувствовать свое тело от пояса и ниже.