Розали Хэм - Месть от кутюр Страница 20

– Весьма изысканно.

Элсбет недоверчиво посмотрела назад, а потом надулась от важности. Она вздернула подбородок, лицо приняло обычное брезгливое выражение «я-чувствую-что-кто-то-наступил-в-собачье-дерьмо».

– Да, – кивнула она кузине. – У родителей моей снохи свой бизнес. Они вращаются в коммерческих кругах.

Гертруда, сияющая и уверенная в себе, приблизилась к алтарю под руку с гордым отцом. Мюриэль залилась слезами и побагровела; от волнения и нехватки воздуха ей стало дурно. Женщинам пришлось вывести ее на воздух и ослабить корсет. Церемонию бракосочетания она пропустила.

Свадебные гости в ярких костюмах позировали под палящим солнцем, щелкали любительские фотокамеры. Маленькие девочки в нарядных платьицах повесили на руку невесте отделанные кружевом подковы. Сержант Фаррат долго и энергично тряс руку Уильяма, рассматривая платье Гертруды и подмечая детали фасона. Перед тем как сесть в «триумф-глорию», молодожены помахали зевакам: Перл с Фредом, Лоис, Нэнси, сестры Димм, Бьюла Харриден стояли вдоль ограды в халатах и тапочках. Мюриэль очень хотелось включить в список гостей всех своих старинных подруг и постоянных покупателей – как-никак свадьба единственной дочери, – но Гертруда на это просто сказала: «Мы пригласили советника Петтимена с женой и сержанта Фаррата, а остальных беспокоить не нужно».

Столы в зале были накрыты белеными камчатными скатертями. Зал украшали бумажные пионы и шелковые ленты. Представительницы «АСЖ»[16] разлили шампанское для тоста за новобрачных, далее мужчинам подали пиво, а дамам – вино. За куриным салатом последовал торт со взбитыми сливками и фруктами.

Тилли Даннедж прибыла как раз вовремя, чтобы послушать поздравительные речи. Стоя в темноте за задней дверью, она смотрела поверх голов сидящих. Уильям поднялся со своего места и постучал ребром вилки о бокал. Раскрасневшийся и радостный, он начал:

«В жизни каждого мужчины наступает момент…».

Он выразил благодарность матери, покойному отцу, сестре, мистеру и миссис Пратт, своей прекрасной невесте, всем друзьям и целой армии помощников, без которых это замечательное событие не состоялось бы; священнику – за доброе напутствие, сержанту Фаррату и мисс Бьюле Харриден – за великолепные цветы. Уильям закончил словами:

«…и всех остальных, поэтому без лишних разговоров предлагаю поднять бокалы за…». Раздался скрежет пятидесяти одновременно отодвигаемых стульев: гости встали, дабы присоединиться к положенному тосту за короля и корону, премьер-министра, за счастливый повод и за будущее. Тост получил горячую поддержку присутствующих.

Дамы, находившиеся в тот день за столом в зале Воинского мемориала, затаив дыхание, ожидали, когда прозвучит имя портнихи. Ее так и не упомянули.

Дома Тилли уселась перед очагом с бокалом пива и сигаретой, вспоминая школьные дни и коротконогую толстушку Гертруду, которой приходилось накручивать на косы по две резинки, такими густыми были ее волосы.

Во время большой перемены Миртл обычно сидела на деревянной скамейке у края площадки и смотрела, как мальчишки играют в крикет. В дальнем углу Гертруда, Нэнси, Мона и другие девочки играли в классики.

Резиновый крикетный мячик ударился о землю и прокатился мимо Миртл. «Взять его, дурочка Даннедж! Взять мячик!» – скомандовал Стюарт Петтимен. Другой мальчик крикнул: «Нет, не надо! Она опять загонит его в девчачий туалет!» – «И тогда мы опять ей врежем!» Мальчишки хором закричали: «Хватай мячик, дура Даннедж, и получишь трепку! Хватай мячик, и мы набьем твой рот какашками!» Девочки подхватили злую дразнилку. Миртл забежала в класс.

После уроков она сразу помчалась домой, но Стюарт поджидал ее, преградив путь на углу библиотеки. Он схватил Миртл за шею, швырнул к стене; все так же держа за глотку, залез пальцами ей в трусики и стал там больно тереть. Миртл не могла дышать, к горлу подступила тошнота. Еще чуть-чуть, и ее вырвет. Закончив свое грязное дело, он посмотрел в глаза Миртл, точно злобный бес. Он вспотел, и от него остро пахло чем-то теплым, похожим на мочу. Он сказал: «Стой и не шевелись, дура Даннедж, а не то ночью я приду к тебе домой и зарежу твою шлюху-мать, а после нее – и тебя».

Миртл стояла, прижавшись к стене. Он отошел назад, буравя ее своими дьявольскими глазами. Она знала, что сейчас будет: Стюарт Петтимен исполнит свой любимый трюк. Он нагнул голову и с разбега бросился на нее, целясь головой ей в солнечное сплетение – точь-в-точь как нападающий бык. Миртл втянула живот и закрыла глаза. Сейчас он ее убьет… Она решила умереть. Потом передумала. И отошла в сторону.

На полной скорости он влепился головой в красную кирпичную стену библиотеки. Съежился, обмяк и рухнул в горячую сухую траву.

Молли въехала на кухню. Она полюбила свое кресло-каталку и теперь украшала его как могла. Сидя у огня или нежась в лучах солнышка на веранде, она обматывала ручки кресла обрывками шерстяных нитей и лентами, заплетенными в косички, втыкала между спицами цветы вьющейся герани и обложила сиденье вязаными квадратными ковриками. Когда на нее находила блажь, Молли меняла свое пестро украшенное кресло на клюку и бродила по дому, лупя ею по полкам с посудой, сдвигая с места карнизы и сбрасывая все подряд на пол. Она подъехала к дочери, которая недвижно смотрела на огонь.

– Как прошел бал, Золушка? – поинтересовалась старуха.

– Платья были великолепны, – ответила Тилли. Она ведь говорила себе, что от этого города не стоит чего-то ожидать. – Это была свадьба.

– Тьфу, гадость какая.

Гертруда через ноги сняла свадебное платье и повесила его на плечики. Поймала свое отражение в зеркале ванной комнаты: невзрачная брюнетка с толстыми бедрами и некрасивой грудью. Она спустила шелковую комбинацию чайного цвета с плеч. Тонкая ткань скользнула по затвердевшим от холода соскам. Гертруда снова оглядела себя в зеркале.

– Я – миссис Уильям Бомонт из усадьбы «На семи ветрах», – произнесла она.

Уильям спокойно читал в постели. Его полосатая пижамная куртка была расстегнута. Гертруда шмыгнула в постель к мужу.

– Э-э… – протянул он и, перегнувшись через нее, выключил лампу.

Гертруда достала из сумочки для туалетных принадлежностей полотенце и подложила под ягодицы.

Уильям обнял ее в темноте, они стали целоваться. Его тело было одновременно твердым и мягким, точно фланель. Себе Гертруда казалась рыхлой и влажной, как губка. Он лег на нее, она раздвинула ноги. Что-то горячее и жесткое высунулось из его штанов и ткнулось во внутреннюю поверхность ее бедра. Уильям начал сопеть и пыхтеть ей в ухо, Гертруда завозилась под ним. Наконец его пенис нашел в гуще волос влажное отверстие и толкнулся вперед.

Они лежали бок о бок.

– Дорогая, тебе было больно?

– Немножко.

Все оказалось совершенно не так, как описывалось в «Супружеской жизни». Дискомфорт длился лишь несколько секунд – так, кольнуло в одном месте, – но в целом ощущение было неприятное. Однажды в детстве Гертруда на спор засунула руку в пустое дупло и вымазала пальцы в чем-то теплом, мокром и липком, как сопли, только с острыми краями – разбитые птичьи яйца. В дупле было гнездо. Тогда она почему-то тоже смутилась, испытала странный стыд.

– Ну, ладно, – промолвил Уильям и поцеловал ее в щеку.

Удовлетворившись, он счел, что все прошло довольно гладко. К молодой жене он отнесся так же, как к шоколадному яйцу, которое получал раз в год на Пасху, после церковной службы. Маленький Уильям аккуратно отколупывал блестящую фольгу, обнажая кусочек шоколадной поверхности, затем отламывал кусочек и рассасывал во рту, смакуя. Но потом его неизменно охватывало нетерпение, он запихивал в рот все яйцо целиком и жадно пожирал его, так и не поняв, получил удовольствие или нет.

– Ты счастлива? – спросил Уильям.

– Да, счастлива, – отозвалась Гертруда.

Он нащупал руку жены и, не выпуская, заснул.

Гертруда оставила полотенце под ягодицами на всю ночь. Утром она внимательно изучила алые, неровной формы пятна, понюхала, завернула полотенце в оберточную бумагу и отложила в сторону, чтобы при удобном случае выбросить в мусорное ведро. Встала под душ, негромко напевая. Свежеиспеченная миссис Бомонт отказалась от предложения позавтракать в постели и спустилась к столу, безупречно одетая, причесанная волосок к волоску, с приветливой улыбкой на губах.

Элсбет и Мона тут же обнаружили что-то чрезвычайно интересное в своих тарелках, Уильям быстро спрятался за развернутой газетой, однако Гертруда ничуть не смутилась.

– Доброе утро всем, – сказала она.

– Доброе утро, – хором ответила новая родня.

Последовало неловкое молчание.

– Надо же, теперь по одному человеку с каждой стороны стола, – заметила Мона.

– Когда закончится сбор урожая? – осведомилась Гертруда.