Джозеф Кутзее - Детство Иисуса Страница 22

Философия. Основы философии. Философия: избранные темы. Философия труда. Философия повседневной жизни.

Звонок с урока. Студенты появляются в коридоре, сначала струйкой, затем шквалом, не только молодежь, но и люди его возраста и старше, в точности как говорил Эухенио. Неудивительно, что с сумерками город превращается в морг! Они все здесь, в Институте, занимаются саморазвитием. Все стремятся стать лучше – как граждане, как люди. Все, кроме него.

Голос зовет его. Это Эухенио, машет ему среди людского потока.

– Иди сюда! Мы собираемся пойти поесть! Давай с нами!

Он спускается за Эухенио по лестнице в ярко освещенный кафетерий. Там уже длинная очередь ждущих обслуживания. Он берет поднос и приборы.

– Сегодня среда, значит, макароны, – говорит Эухенио. – Ты любишь макароны?

– Да.

Подходит их очередь. Он протягивает тарелку, и рука за стойкой плюхает на нее здоровенную порцию спагетти. Вторая рука добавляет томатного соуса сверху.

– Возьми рогалик, – говорит Эухенио. – Если захочешь дозаправиться.

– Где оплачивать?

– Нигде. Это бесплатно.

– Как прошло занятие? – спрашивает он. – Вы разобрались, что такое стул?

Он задумывает этот вопрос как шутку, но молодой человек смотрит на него непонимающе.

– Ты не знаешь, что такое стул? – спрашивает он наконец. – Посмотри. Ты на нем сидишь. – Он поглядывает на спутников. Они хохочут.

Он пытается смеяться с ними, чтобы не портить веселье.

– В смысле, – говорит он, – вы определили, что составляет… не знаю, как это сказать…

– Sillicidad, – подсказывает Эухенио. – Твой стул, – он взмахивает рукой, – воплощает sillicidad, включает его в себя, или овеществляет его, как любит говорить наш преподаватель. Так ты понимаешь, что это стул, а не стол.

– Или табурет, – добавляет его спутник.

– Ваш преподаватель не говорил вам, – говорит он, Симон, – о человеке, который, когда его спросили, как он понимает, что стул – это стул, пнул стул и сказал: «Вот как, сударь»?

– Нет, – говорит Эухенио. – Но так и нельзя понять, что стул – это стул. Так можно понять, что это – предмет. Предмет пинка.

Он молчит. По правде сказать, он тут не к месту, в Институте. Философствование лишь раздражает его. Ему плевать на стул и его стуловость.

В спагетти не хватает приправ. Томатный соус – просто томатная паста, подогретая. Он ищет взглядом солонку, но их нет. Нет и перца. Но хоть спагетти для разнообразия. Все лучше, чем вечный хлеб.

– Так что же, на какие курсы думаешь записаться? – спрашивает Эухенио.

– Еще не решил. Нужно ознакомиться со списком. Предложение богатое. Я подумываю о рисовании с натуры, но там битком.

– То есть в наш класс ты не хочешь. Жалко. Ты ушел, а обсуждение стало интереснее. Мы говорили о бесконечности и ее опасностях. А что, если есть стул совершеннее совершенного стула – и так далее до бесконечности? Но рисование с натуры тоже интересно. Можешь в этом семестре записаться просто на рисование – обычное. Тогда у тебя в следующем семестре будет преимущество при записи на рисование с натуры.

– Рисование с натуры очень востребовано, – объясняет другой участник разговора. – Людям интересно изучать тело.

Он ищет в сказанном иронию, но ее нет, как нет соли.

– Если интересно человеческое тело, почему бы не прослушать тогда курс анатомии? – спрашивает он.

Собеседник не соглашается.

– Анатомия рассказывает о частях тела. А если интересно изучать целое, нужно что-то типа рисования с натуры или скульптуры.

– Под целым вы понимаете?..

– Я понимаю тело, как таковое, а затем – тело как идеальную форму.

– Разве повседневный опыт не учит нас этому? В смысле, неужели несколько ночей, проведенных с женщиной, не научат нас всему, что необходимо знать о теле, как таковом?

Юноша вспыхивает и озирается, призывая на помощь. Он клянет себя. Дурацкие у него шутки!

– Что касается тела как идеальной формы, – продолжает он, – то нам в этом смысле придется подождать следующей жизни, чтобы его увидеть. – Он отодвигает в сторону недоеденные спагетти. С него хватит, слишком это вязко. – Мне пора, – говорит он. – Доброго вечера. Увидимся завтра в порту.

– Доброго вечера. – Они не пытаются его задержать. И правильно. Кем он кажется им, молодым образованным людям, работящим чистым идеалистам? Чему могут они научиться у горькой вони, источаемой им?

– Как поживает твой мальчик? – спрашивает Альваро. – Мы скучаем по нему. Ты подобрал ему школу?

– Он еще до школы не дорос. Он с матерью. Она не хочет, чтобы он много со мной общался. Пока на него претендуют двое взрослых, ему придется делить свою любовь на двоих, говорит она.

– Но на нас всегда претендуют двое: отец и мать. Мы же не пчелы и не муравьи.

– Может, и так. Но в любом случае я Давиду не отец. Его мать – мать, а я – не отец. В этом разница. Альваро, для меня это болезненная тема. Давай о чем-нибудь другом?

Альваро хватает его за руку.

– Давид – необычайный мальчик. Поверь, я наблюдал за ним, я знаю, о чем говорю. Ты уверен, что действуешь в его лучших интересах?

– Я препоручил его матери. Он под ее опекой. И почему ты считаешь, что он необычайный?

– Ты говоришь, что препоручил его, но хочет ли он сам быть препорученным? И почему мать вообще его бросила?

– Она его не бросала. Они оказались разлучены. Они какое-то время жили в разных сферах. Я помог ему найти ее. Он ее нашел, и они воссоединились. Это теперь природные отношения – матери и сына. А между мной и им – не природные отношения. Вот и все.

– Если твое к нему отношение не природное, что же это за отношение?

– Умозрительное. Между нами умозрительные отношения. Как с тем, кто заботится о нем умозрительно, однако без природного долга о нем заботится. И что ты имеешь в виду, когда говоришь, что он необычайный?

Альваро качает головой.

– Природные, умозрительные… Это все бессмыслица, по мне. Как отец и мать вообще сходятся вместе, по-твоему? Отец и мать будущего ребенка? Потому что у них природный долг друг перед другом? Нет, конечно. Их пути пересекаются случайно, и они влюбляются друг в друга. Что может быть менее природно, более условно? Из их случайного соединения на свете появляется новое существо, новая душа. Кто в этом раскладе кому и что должен? У меня нет ответа, да и у тебя, думаю, тоже… Я наблюдал за тобой и твоим мальчиком, Симон, и видел: он полностью тебе доверяет. Он любит тебя. А ты любишь его. Так зачем его отдавать? Зачем отрезать себя от него?

– Я себя от него не отрезал. Его мать отрезала его от меня – это ее право. Если б я мог выбирать, я бы все еще был с ним. Но я не могу выбирать. Я не имею права выбирать. Я не имею никаких прав в этом деле.

Альваро молчит, он словно замкнулся в себе.

– Скажи мне, где я могу найти эту женщину, – говорит он наконец. – Я хочу с ней потолковать.

– Будь осторожен. У нее есть брат, а он тот еще фрукт. Не водись с ним. Там вообще-то два брата, второй – такой же неприятный, как и первый.

– Я сам разберусь, – говорит Альваро. – Где ее найти?

– Ее зовут Инес, она вселилась в мою квартиру в Восточных кварталах: Корпус «В», номер 202 на втором этаже. Не говори, что это я тебя подослал, потому что это неправда. Я тебя не подсылаю. Это не мой замысел вообще, он твой.

– Не тревожься, я ей дам ясно понять, что это мой замысел и ты здесь ни при чем.

На следующий день в обеденный перерыв Альваро подзывает его.

– Я поговорил с твоей Инес, – говорит он без обиняков. – Она согласна, чтобы ты виделся с мальчиком, но не прямо сразу. С конца месяца.

– Чудесная новость! Как тебе удалось уговорить ее?

Альваро отмахивается.

– Это не важно. Она говорит, что ты можешь брать его на прогулки. Она уведомит тебя, когда. Она попросила твой номер телефона. Я его не знал и дал ей свой. Сказал, что буду передавать сообщения.

– Слов нет, как я тебе благодарен. Пожалуйста, уверь ее, что я не буду расстраивать мальчика, – в смысле я не буду расстраивать их отношения.

Глава 16

Инес призывает его раньше ожидаемого. На следующее же утро Альваро подзывает его.

– В твоей квартире чрезвычайное происшествие, – говорит он. – Инес позвонила, когда я выходил из дома. Хотела, чтобы я пришел, но я сказал ей, что не управлюсь по времени. Не волнуйся, это не с мальчиком, просто канализация. Тебе пригодятся инструменты. Возьми ящик в сарае. Она сама не своя.

Инес встречает его на пороге, облаченная (зачем? – день не холодный) в плотное пальто. Она и впрямь сама не своя – вне себя от ярости. Туалет забился, говорит она. Администратор здания зашел, но отказался что-либо предпринимать, потому что (сказал он) она тут незаконный жилец, он не отличит ее (сказал он) от куска мыла. Она позвонила братьям в «Ла Резиденсию», но от них – сплошь отговорки, потому что братья слишком брезгливые (сказала она едко), чтоб руки марать. И вот нынче утром она пошла на крайние меры и позвонила его коллеге Альваро, который человек рабочий и наверняка разбирается в трубах. И вот теперь пришел он, а не Альваро.