Дэвид Духовны - Брыки F*cking Дент Страница 24

– Ужасно, Тедди, ужасно.

– Что именно?

– Мне приснилось, что нам все нужно вернуть. Все, что в августе было, в сентябре надо вернуть.

– Что вернуть?

– Все. Ох, все.

– Да о чем речь-то?

– О «Носках». Отдать наше лидерство «Янки». Они все отдали, и мне пришлось умереть. Билли Мартин прибыл забрать мою душу, как в «Клятых Янки»[188].

– Это сон, пап. У «Носков» преимущество в шесть, что ли, игр?

– Шесть с половиной.

– Ложная тревога. У тебя есть подушка безопасности.

– Не допусти этого, Тедди. Не дай им все забрать.

– Не допущу. – Тед потянулся к столу, взял склянку с лекарствами и сунул таблетку Марти в рот. – Спи дальше, пап.

Марти все еще был вял и измучен, но таблетка подействовала, и он вновь начал засыпать.

– Коли что снится, так, ебте, беда. Пообещай, что не дашь мне помереть.

Как Тед мог такое пообещать? Что тут лучше, добрее всего сделать? Тед искренне понятия не имел. Эх, Мариану бы сюда: у нее было бы мнение, она бы знала, взяла бы на себя ответственность. «Мертвые» вновь начали обратный отсчет перед «Сладкой магнолией» и мешали Теду сосредоточиться.

– Тед?

– Обещаю, пап, обещаю.

34

Сновидящий пес-отец заснул, а Тед отправился к седым пантерам у киоска Бенни один. У него возникла мысль. Смутная тень плана. Он попытается сдержать слово. Выйдя из дома, подобрал «Нью-Йорк таймс» и открыл страницу спортивных новостей, глянуть, не продули ли «Носки». Продули. Тед забрал газету с собой и, дойдя до стариков, выбросил ее в помойку. Накатила первая седая волна – Танго Сэм.

– Тед, смотришься потрясающе, такой красавец, чувствуешь, какой ты красавец? Должен чувствовать. Одолжи полтинник.

Аккурат над стопками газет Тед приметил макушку Бенни.

– Где Марти?

– «Носки» проиграли, – сказал Айвен.

– Ч. т. д.

– Ипсе хок проптер хок[189].

– Сине куа нон[190].

– Не вполне. Неточно это.

– Сам ты неточный.

– Ребята! Ребята, послушайте, я тут думал про всю эту историю с «Носками», как она добивает Марти.

– Мы это и обсуждаем.

– Нечего тут обсуждать.

– Верно, верно, – оборвал Тед неминуемое гонево. – Я тут подумал: а чего это «Носки» все время должны проигрывать?

– Птушта они отстой – и из Бостона, вот почему.

– Птушта они зовут «герой» «подлодкой»[191], а винный магазин – «пэки»[192].

– Бостон – не узел[193].

– Птушта таковы пути мира сего.

– Таков Путь. Дао.

– Это Папа Хемингуэй зовет «славной штукой».

– Этого боги хотят.

– Этого Бог хочет.

– Монотеист сраный.

– Политеист сраный.

– Нет, я – индудей.

– Го с пода, прошу вас, дайте объяснить. – Тед наконец уловил редкий зазор в эфире и тут же в него влез: – Бенни, у тебя не осталось ли старых выпусков, а?

– Кое-какие да, конечно.

– Он же наполовину барахольщик, Бенни-то.

– Это болезнь.

– Психологическое нездоровье.

– Что-то случилось, пока Бенни приучали к горшку.

– Да чего только не случилось, пока Бенни приучали к горшку!

Тед влез вновь:

– Вот бы найти таблицы игр с тех времен, когда «Носки» выигрывали или «Янки» проигрывали, вынуть те страницы, разворотные, когда «Нос к и» проигрывали, и заменить их на подложные, старые, но с выигрышами, которые у тебя припрятаны.

Старики умолкли. Впервые. Танго Сэм нарушил тишину:

– В смысле, ты хочешь, чтобы мы соврали?

– Ну, не прям соврали. То есть да, соврали. Святой ложью.

– Мы как-то раз такое провернули, в порядке эксперимента, но сделать из этого стиль жизни, модус операнди, – совсем другое.

– Что сказал бы Иммануил Фихте?

– Может, предложил бы тебе пососать его немецкий шмекель.

– Я бы отказал. «Фих те, Иммануил», – возразил бы я.

– То ли дело Реймонд Муди.

– А телевидение как же?

– Вымявидение.

– Разъясни телевидение.

Разъяснять телевидение Тед приготовился заранее.

– Вы видали видеомагнитофоны? – Старики забормотали слова «видео», «Касио» и «Ар-си-эй», перебрали всякую технику начиная с 1950-х, на 80 % мимо. Тед продолжил: – На них записывают игры, а потом отсматривают их вместе с игроками, чтоб разобраться хоть как-то в общих тенденциях и всяком таком. У них на стадионе штук пять, я один спер, вряд ли кто заметит, а заодно и кассет, их можно воткнуть в проигрыватель, когда Бостон проигрывает или «Янки» выигрывают. У меня десяток записей игр, где «Носки» победили. И парочка – с выигрышами прямо у «Янки». (Все противоестественно умолкли, зажужжало коллективное роевое сознание.) Навскидку оно, понятно, чокнутое, но у меня сердца не хватает смотреть, как он при каждом проигрыше «Носков» мается.

Айвен заговорил первым:

– Я в ужасе от твоего лицемерия, но тронут твоим состраданием.

– Обречено на неудачу.

– Чисто картеровская администрация.

– Пораженец.

– Республиканец.

– Додик.

– Тед – у руля. Власть Теду.

Ул ей вновь затих. Шло молчаливое голосование. Танго Сэм исполнил тустеп. Штиккер заговорил от имени улья:

– Похоже, юный Теодор, мы с тобой, как тот самый герой.

35

С тех пор Тед ежеутренне вставал с рассветом – перехватить доставку «Таймс». Он попытался отменить подписку, но чертова паразитка газета продолжала прилетать им на крыльцо каждое утро еще точнее прежнего – как отвергнутый, но от этого еще более старательный любовник. Как только газета прибывала, Тед забирал ее в дом и прятал у себя под кроватью. Марти просыпался и спрашивал про новости, и Тед говорил ему, что газету не приносили, клял Салцбергеров[194], мальчишку-разносчика и, если был в ударе, международный еврейский заговор. Убеждал Марти, что каждый день звонит в «Таймс» жаловаться.

– Умница, – говорил Марти. – Устрой им веселую жизнь.

Очень кстати: «Носкам» пошла непруха, и «Янки» их догоняли. Но Марти о том не ведал. Тед с пантерами держали Марти под колпаком бостонской победоносности. Бенни быстро навострился подменять спортивные страницы, а глаза Марти все равно уж были не те. Получалось. Тед пошел еще дальше – когда хотел, чтоб Марти думал, будто «Янки» продули, изображал хандру. Тед и пантеры стали богами отцовой погоды.

Тед верховодил обманом, и Марти в некоторые дни прямо скакал по дому. В точности как он и говорил: «выигрывая», «Носки» питали его жизнью. Но Тед беспокоился, что Мариана может нечаянно протащить новости в их информационный карантин, как заразу из внешнего мира, и потому решил навестить ее в больнице. Не виделись они со времен йогического фиаско.

В приемном покое ему сказали, что Мариана ушла на обед в столовую. Войдя в обеденный зал, Тед приметил ее, у нее на груди – красавца примерно возраста Теда, а рядом – пожилого мужчину. Трио излучало горе. Между ними происходило нечто едва ли не чересчур личное. Приятно было смотреть на Мариану за работой – как она утешает молодого человека, дает ему возможность все выплеснуть. Что бы то ни было. Ощущается в Мариане сострадание без сентиментальности, решил Тед. А это немалая сила. Тед задумался, какая такая боль привела ее сюда – принимать боль чужих людей, день за днем. Какое свое горе она уравновешивает чужим? Теду не хватало воображения. Но что-то тут сокрыто, глубоко, и его это, как ни в какой другой женщине прежде, и пугало, и интриговало.

Тед продолжил наблюдать за Марианой издали – и вот уж те двое оставили ее. Она покрутила головой и потрясла руками, словно стряхивая воду, словно выпуская из себя печальную энергию, словно омывая нёбо перед следующим клиентом. Встала в очередь за едой, Тед втиснулся следом.

– Можно предложить вам чашечку «Джелл-О»? – Мариана обернулась чуть порывисто, словно ее выхватили из грезы. Тед продолжил: – Или же, по-испански, чашечку «Хелл-О». – Не ловится. Дальше. – Красное или зеленое? – Тед протянул ей стаканчики с красным и зеленым «Джелл-О». Мариана ткнула в красный. Тед превратился в желейного сомелье: – Превосходный выбор. Думаю, красный покажется вам гибким, но не бесхребетным, упругим, но не упрямым, сладким, но не приторным, с изысканными нотками красного красителя номер два.

Очередь двигалась. Тед прихватил пару сэндвичей и маленькие упаковки молока, сказал кассиру:

– За обоих. Как на свидании.

Мариана отошла с подносом, поискала свободное место.

– Со мной дешево, – сказала она. – Но не настолько.

Они уселись, развернули сэндвичи.

– В чем же дело, Заноза?

– Не надо.

– В чем же дело, Лорд?

– Прошу вас.

– Тед.

– Тяжелая у вас работа.

– Я люблю свою работу.

– Любите? То ли тут слово?

– Вы явились объяснить мне, что я неверно толкую свою работу?

– Ладно, простите, нет. Вы в курсе, что «Носки» последнее время продувают, а «Янки» выигрывают?

– Вам виднее. – Казалось, она устала, давно устала.

– Так вот, я не могу смотреть, как это отнимает у отца силы. И я, ну, подтасовываю результаты в пользу «Носков», а вы – единственный человек, с которым он разговаривает, кроме меня, и не хотелось бы, чтоб вы мне прососали это дело по ошибке.