Колин Маккалоу - Милый ангел Страница 24

Многое подсказывало мне, что этого внешне сдержанного и пропитанного ненавистью старика захлестывает злость. Мне вдруг вспомнилась лекция одного психиатра. Он рассказывал нам о «маменькиных сынках» – одиноких мужчинах, живущих с матерью. К тому времени, как матери умирают, эти мужчины уже настолько неадекватны, что чаще всего попадают в лапы к другим властным женщинам. Неужели Гарольд – «мамсик»? В образ вполне вписывается. Но ненависть ко мне это не объясняет. Как правило, «мамсики» безобидны, а если и проявляют склонность к насилию, то их агрессия направлена на доминирующую женщину, но чаще – на самих себя. Если верить тому типу, который читал лекцию. Сегодня выяснилось, что я не единственный предмет ненависти Гарольда. Его новыми жертвами оказались Джим и Боб. А Джим – еще одна Королева Мечей.

Я сразу услышала, что миссис Дельвеккио-Шварц возвращается, потому что она заливалась хохотом.

– Красуля, ты бы только видела! – вскричала она, ворвавшись в комнату. За ней с каменным лицом следовал Гарольд. – Это нечто!

– Что именно? – послушно спросила я.

– Эти шельмецы все время крали из счетчика в ванной деньги, только замок они не трогали – нет, что ты! Просто взяли ножовку и распилили петли на дверце, через которую деньги выгребают. И никто ничего не заметил! Но это же умора – столько возни из-за двух пригоршней пенсов!

– Дельвеккио, я требую, чтобы ты выставила этих женщин! – заявил Гарольд.

– Слушай, приятель, – сквозь зубы процедила миссис Дельвеккио-Шварц, – это сделали не Джим и Боб, а Чиккер и Мардж с первого этажа. Вот так-то.

– Они порядочные люди, – стоял на своем Гарольд.

– Балда, и когда же ты наконец поумнеешь? Ты что, не слышишь, что он каждую пятницу бьет ее, когда приползает домой на бровях? Тоже мне порядочные! – У нее затряслись плечи. – За грош удавятся! Но теперь уже ничего не докажешь. Да я и не собираюсь. Хорошо еще, клиентов к себе не водят. Если бы не шумели по пятницам, были бы жильцы что надо.

– Поверю тебе на слово, – сказал Гарольд, которому было явно наплевать на Чиккера и Мардж. – Но я все равно требую, чтобы ты выгнала лесбиянок! А эта езда на мотоцикле! Они омерзительны, а ты дура!

– А тебе, – не осталась в долгу миссис Дельвеккио-Шварц, – даже в доме 17d никто даром не даст. Отвали! Пшел отсюда, слышал? И не трудись приходить в четыре. Я не в настроении.

Но Гарольд будто не слышал: он впивался жгучим взглядом в меня. А я, понимая, что скандал для моих ушей не предназначен, пристально смотрела в Хрустальный Шар, в котором отражалась перевернутая комната.

– Еще одну шарлатанку обучаешь? – съязвил Гарольд.

Миссис Дельвеккио-Шварц не ответила. Просто взяла его за шиворот и за штаны и выкинула за дверь, как соломинку. В коридоре послышался грохот, я вскочила, чтобы проверить, не убился ли Гарольд, но передумала. По крайней мере теперь он угомонится.

– Вали отсюда, дерьмо собачье! – крикнула миссис Дельвеккио-Шварц в коридор, вернулась в комнату и села с довольным видом. А потом повернулась к дивану: – Можешь вылезать, Фло, Гарольда уже нет.

– Почему Фло так боится его? – спросила я, потягивая бренди, пока Фло сосала материнскую грудь.

– Кто знает, принцесса?..

– А нельзя расспросить ее?

– Она не скажет. Да я и не хочу знать.

– А он… не обидит ее? – осторожно продолжала я.

– Нет, Харриет, не посмеет. Честное слово, я не настолько глупа. Я просто знаю.

– Не думала, что кому-то в Доме не по душе Джим и Боб.

– Гарольд никого не любит.

– Он, случайно, не маменькин сынок?

Меня опять пронзили рентгеновским взглядом.

– Ну разве не умница? Да, ты права. Его мамаша была профессиональной больной – целыми днями лежала в постели, а Гарольд ей прислуживал. А когда она умерла, он заметался, как цыпленок с отрубленной головой, не знал, как жить дальше. Мало того, его мать завещала все свое имущество двоюродной сестре из Англии, которую не видела с детства. Сестра продала дом, Гарольд остался на улице. Все свои деньги он тратил на эгоистичную старую корову. Когда он зашел спросить, не найдется ли у меня комнаты, я его пожалела. Раньше у меня жил другой учитель из той же шикарной частной школы, от него Гарольд и узнал про Дом. Я раскинула карты, а они сказали, что Гарольду предстоит важная работа в Доме. Вот я его и пустила. А потом, – она осклабилась, – оказалось, что у него не только манеры, как у старой девы, – он был девственником! Помяни мое слово, принцесса: ты еще встретишь такого.

Меня так и подмывало сказать ей, что я считаю Гарольда очень больным человеком, но язык уже не раз подводил меня, поэтому я его прикусила, не пожаловалась даже на ненавидящие взгляды Гарольда. Вместо этого я произнесла:

– Вы очень устали от него.

– Да, принцесса, я сыта им по горло.

– Почему же вы от него не избавитесь?

– Не могу. Карты говорят, что его служба в Доме еще не кончена, а картам надо доверять. – Она опустошила свой стакан, съела ломтик хлеба с угрем и осведомилась: – Значит, Король Пентаклей укатил домой, в Страну карри?

– Восемь дней назад. Прошлые выходные я провела в Бронте.

– Видный малый! Похож на мистера Дельвеккио, только тот был итальяшка, гораздо белее твоего парня. Но такой же гордец и красавец! Мистер Дельвеккио ходил гоголем, будто ему принадлежит весь мир. – Она вздохнула и шмыгнула носом. – Помню, лежала я в постели и смотрела, как он расхаживает по комнате – чисто петух. – Одним глазом она насмешливо поглядывала на меня, другой прикрыла. – А твой Король Пентаклей волосатый?

– Нет. Он похож на статую из слоновой кости.

– Жалко! Мистер Дельвеккио был сплошь волосатый. Я ему волосы расчесывала – и на груди, и сама знаешь где. – Она широко ухмыльнулась. – Представь, принцесса, целая шапка кудрей там была! Джунгли, да и только. Как я любила перебирать их! Языком расчесывала!

Каким-то чудом мне удалось сохранить невозмутимое лицо.

– Давно это было?

– О, лет сто назад!.. На самом деле тридцать. А я все помню, будто это было вчера. Мужчины запоминаются навсегда – ты сама убедишься, когда у тебя появятся другие… Да, как вчера. Вот что не дает нам постареть.

– А дети у вас были? – спросила я.

– Нет. Странно, да? У такого волосатого мужчины – и никаких детей. Наверное, во мне все дело. Фло тоже не было бы, если бы не гормоны.

– Что стало с мистером Дельвеккио?

Она пожала плечами:

– Не знаю. Просто однажды встал и ушел. Даже вещи не собрал. Я ждала несколько дней, но он не возвращался. Тогда я раскинула карты, и они сказали, что он ушел навсегда: Башня, перевернутые Любовники. Висельник. Девятка Мечей. Перевернутая Четверка Жезлов – рухнувший дом, ты уже знаешь. Но для меня, Королевы Мечей, расклад был хорошим, так что я смирилась. Однажды, спустя много времени, я видела его в Шаре. Он был невредим, здоров и окружен детьми. Когда мы только познакомились, он подарил мне голубого кролика – для сына, который у нас так и не родился. Вот и все.

Эта история тронула меня до глубины души, хотя я не услышала в голосе миссис Дельвеккио-Шварц ни малейшего сожаления или жалости к себе.

– Простите, – пробормотала я.

– Незачем извиняться, принцесса. Все когда-нибудь заканчивается. Ты поняла это, проведя неделю со статуей из слоновой кости.

– Да, пожалуй.

– Твое сердце разбито?

– Даже не поцарапано.

– Вот и славно. В море полно рыбы, Харриет Перселл. Ты из тех, кто сам разбивает сердца, а не зализывает свои раны. Чем-то ты похожа на меня. Жизнь слишком хороша, а рыбы в море слишком много для таких, как мы, Харриет Перселл. Мы несокрушимы.

Любимое пойло Уилли давно перестало казаться мне отвратительным, и чем чаще я его пила, тем больше оно мне нравилось. Так что к этому моменту я уже достаточно отпила, чтобы задавать вопросы.

– Вы с мистером Дельвеккио в разводе?

– Это было ни к чему.

– Значит, вы не были официально в браке?

– Можно сказать и так. – Миссис Дельвеккио-Шварц снова наполнила наши стаканы.

– Но с мистером Шварцем вы состояли в браке.

– Ага. Смешно, да? Зато вовремя. Тогда у меня и появилась Фло. Знаешь, вот так опомнишься и вдруг почувствуешь, что без мужа холодно, даже ноги согреть не об кого.

– Мистер Шварц был похож на мистера Дельвеккио?

– Совсем наоборот, принцесса. Так и должно быть. Никогда не повторяй своих ошибок! Не выбирай дважды одинаковых мужчин. Вся соль жизни – в разнообразии.

– Мистер Шварц был симпатичным?

– Да, о нем бы стихи писать. Темные глаза – и светлые волосы. Милое лицо, свежее и молодое. Фло немного похожа на папу.

Странное чувство шевельнулось во мне – наверное, поэтому я вдруг увидела, какой миссис Дельвеккио-Шварц была тридцать или сорок лет назад. Не красивой, даже не миловидной, но притягательной. Должно быть, мужчины чувствовали себя сэром Эдмундом Хиллари на вершине Эвереста, когда им удавалось покорить такую высоту.