Розали Хэм - Месть от кутюр Страница 29

– Мона, перестань, – раздраженно бросил он, отодвигаясь.

Она в отчаянии заломила руки.

– Лесли, я…

– Я же сказал, не могу! – Он топнул ногой, потом закрыл лицо.

– Почему?

– Просто… не выходит, – не отнимая ладоней от лица, удрученно проговорил Лесли. – Не знаю почему.

Мона опустилась на старую кушетку, у нее задрожал подбородок.

– Ты должен был предупредить… – Ее голос сорвался.

– Я сам не знал, – глухо произнес Лесли.

– Врешь ты все!

– Да будет тебе!

– Не надо на меня злиться. – Всхлипнув, Мона достала из рукава носовой платок.

Лесли вздохнул и сел рядом с ней на кушетку. Руки он скрестил на груди, взгляд опустил в пол. Наконец он промолвил:

– Хочешь, чтобы я убрался?

Мона страдальчески закатила глаза. Он посмотрел на нее.

– У меня нет ни семьи, ни друзей…

– Ты ведь говорил, что…

– Знаю, знаю. – Он взял ее руки в свои. – Моя мать действительно умерла, это правда. Оставила мне карточные долги, конюшню, кишащую паразитами, и несколько дряхлых кляч. Лошадей давно отправили на бойню, переработали на животный клей, а конюшню сожгли.

Мона продолжала разглядывать собственные колени.

– Посмотри на меня, прошу, – робко промолвил Лесли.

Она не поднимала глаз.

– Мона, на этом свете у тебя нет ни одного настоящего друга, как и у меня…

– Разве ты – не мой настоящий друг?

Лесли встал и поставил руки на бедра.

– Что на тебя нашло?

– Просто пытаюсь постоять за себя. – Мона посмотрела на мужа. – Лесли, я люблю тебя.

На глазах Лесли выступили слезы. Мона обняла его, и, прижавшись друг к другу, они долго стояли посреди гостиной, а игла все скребла с шорохом по канавке. Мона прервала молчание:

– Никому мы не нужны…

Оба грустно рассмеялись.

– Так, – деловито сказал Лесли, – на чем мы остановились? Танцуем вальс?

– Я совсем не умею танцевать, – вздохнула Мона.

– Я много чего не умею, Мона, – тихо произнес Лесли, – но мы будем стараться, и у нас все получится, верно?

– Верно.

Лесли стукнул по проигрывателю, зазвучали первые аккорды «На прекрасном голубом Дунае». Мистер и миссис Манкан закружились в вальсе.

18

Тилли наблюдала за жуком, который барахтался на истертом полу, стараясь перевернуться со спины на брюшко. Она подняла жука и вынесла его на траву. Внизу, в вагончике Тедди, горел свет. Тилли вернулась на кухню, взглянула на часы и сдержала порыв. Села на кровать в своей комнате, скрестила на груди руки, опустила голову и зашептала: «Нельзя, нельзя, нельзя», а потом вдруг услышала на веранде его шаги. «Черт побери!» – глухо выругалась она и вышла обратно на кухню. Совсем недавно, во время прогулки по берегу реки, Тилли неожиданно обнаружила, что сидит вплотную к Тедди и ее рука тянется к его руке. В другой вечер она успела поймать трех красноперок, прежде чем поняла, что Барни с ними нет…

Сегодня Барни сидел на ступеньках рядом с Молли, которая скрипучим голосом тянула мелодию, ничуть не похожую на ту, что исполняла Элла Фицджеральд. Тедди налил всем пива, потом плюхнулся в старое полуразваленное кресло, положил ноги на ящик для дров и посмотрел на Тилли, которая пришивала кисточки к шали из тонкой трикотажной ткани лимонного цвета. Шаль предназначалась Нэнси.

– И зачем только тебе эти хлопоты? – недоумевающе спросил Тедди.

– Они хотят, чтобы я для них шила, я и шью. – Тилли отложила шаль и закурила.

– Они задрали носы, возомнили себя стильными штучками. Ты им только навредишь.

– Они считают, что я могу навредить тебе. – Тилли передала Тедди свою сигарету. – Каждому приятно, когда есть кого ненавидеть.

– Но ты-то хочешь им понравиться, – подала голос Молли. – А они все лгуньи, лицемерки и греховодницы.

Тедди кивнул, выпуская колечки дыма.

– Нет ничего однозначно хорошего и плохого, все относительно, – сказала Тилли.

Молли с прищуром взглянула на Тедди, но тот проницательно смотрел на Тилли.

– Пойду копать грядки, – заявил Барни.

– Не сейчас, – отрезал Тедди, – уже темно.

– Ладно, тогда завтра, – согласился Барни.

– Завтра, – поддержала его Тилли, – а потом будем выращивать овощи.

– Ты обзавелась и партнером по гольфу, и первоклассным садовником, – заметил Тедди.

– Это его огород, – спокойно сказала Тилли.

– У-у, нахлебники, – прогудела Молли. – Вам лишь бы иметь даровые харчи для своего табора на свалке.

Тилли подмигнула Барни, тот покраснел. В конце концов угли догорели и превратились в мягкий белый пепел, Молли укатила на кухню, Барни отправился домой спать. Тедди, склонив голову набок, как-то странно смотрел на Тилли, в его глазах мерцали искорки. Когда он так смотрел на нее, Тилли почему-то ощущала неловкость, у нее потели ладони и дрожали колени.

– А ты ведь вовсе не плохая девчонка. – Тедди резко опустил ноги на пол и подался вперед, уперев локти в колени. Теперь он и Тилли были почти лицом к лицу. – И вполне могла бы сделать счастливым какого-нибудь парня.

Тедди хотел взять ее за руки, но она встала.

– «Пожалуйста, в меня вы не влюбитесь: я лживее, чем клятва, что дана под пьяный час»[32], – процитировала Тилли. – Мне нужно уложить Молли.

– Этой песни я не знаю, – хмыкнул Тедди.

– Ага-а, – улыбнулась Тилли. – «Доброй ночи, доброй ночи, так сладка печаль прощального привета…»[33]

Она швырнула в Тедди диванную подушку, но та угодила в дверь, которую он успел захлопнуть. В проеме вновь появилась его голова. Тедди послал Тилли воздушный поцелуй и исчез. Она тоже послала поцелуй. Закрытой двери.

Перед балом Тедди зашел за ней в новом смокинге, галстуке-бабочке и лаковых туфлях. Тилли была не одета.

– Ты почему еще в халате? – удивился он.

– А если никто не станет с тобой разговаривать, как в прошлый раз? – насмешливо спросила Тилли.

– Я могу разговаривать с тобой, – пожал плечами Тедди.

– Из-за них мы будем чувствовать себя не в своей тарелке…

Он взял ее за руку.

– Мы будем танцевать.

На лице Тилли по-прежнему отражалось сомнение. Тедди обнял ее за талию, она прильнула к нему.

– Я знал, что ты не устоишь перед моим обаянием.

Тилли засмеялась. Да, Тедди умел рассмешить. Он привлек ее к себе, и они сделали несколько па танго вокруг кухонного стола.

– Мы так спляшем, что все разбегутся! – радостно пообещал Тедди.

– И возненавидят меня еще больше! – звонко крикнула Тилли и дугой выгнула спину, кончиками пальцев дотронувшись до пола.

– Чем больше они будут тебя ненавидеть, тем больше мы будем танцевать, – сказал Тедди.

Вернув Тилли в вертикальное положение, он прижал ее к груди. Они смотрели друг другу в глаза, кончики носов почти соприкасались.

– Отвратительно! – воскликнула Молли.

Тедди застегнул молнию на спине Тилли и сунул руки в карманы. Как идеально молния повторяет контур позвоночника, как необычно собрана ткань вдоль шва на спине, какие изящные мочки, как идет ей эта высокая прическа, какой нежный пушок у нее над прелестным изгибом верхней губы…

Тилли скопировала одно из самых знаменитых вечерних платьев Кристиана Диора, «Черную лилию» – роскошное платье в пол с открытым верхом, задуманное как саронг. Правда, она укоротила его, так что спереди оно доходило до колен, а далее шелковая органза цвета фуксии словно бы оборачивала талию и, подхваченная на лопатках, превращалась в небольшой шлейф, который струился по полу.

– Сногсшибательно и весьма опасно, – оценил Тедди.

– Заметь, это ты сказал, не я.

Тилли протянула ему руку, он сжал ее пальцы в своей сильной ладони. Тедди – верный друг и союзник. Она подхватила шлейф и перекинула его через свободную руку. Тедди обнял ее и поцеловал. Мягкий, нежный, восхитительный поцелуй пронзил Тилли, точно электрический разряд, до самых пяток, по всему телу разлилось тепло. От этого поцелуя ее тело подалось вперед. Тилли сладко застонала. Тедди медленно целовал ее шею, потом его губы поднялись к мочке уха и в конце концов вернулись к губам Тилли. У нее перехватило дыхание.

– Что я делаю? – прошептала она.

Они вновь слились в поцелуе. Молли бесшумно подкатила к ним. Тедди и Тилли отстранились друг от друга и посмотрели на старуху, на голове у которой красовался чехол для чайника. Шерстяные нитки и ленты грязной гривой свисали с кресла-каталки, между колесными спицами торчали засохшие соцветия герани.

– У меня самые благородные намерения, – поспешил оправдаться Тедди.

– Сам знаешь, с девицами в таких платьях трудно соблюсти благородство намерений, – отрезала Молли.

Тилли и Тедди расхохотались. Она прижималась к его широкой груди, чувствовала, как бьется его сердце и движется живот при дыхании. Тедди держал ее бережно, будто хрустальный бокал. Тилли улыбнулась. Когда они ехали вниз по холму, одну руку Тедди держал на руле, а другой сжимал ее ладонь.